Поединок со смертью

Она издала очередной вопль с нецензурной бранью и умчалась на кухню. Похоже, звонила кому-то.

Я с трудом перевернулся набок и приподнялся на локте, оглядываясь вокруг. Это была малогабаритная однокомнатная квартирка. Настолько грязная, что, казалось, здесь этой ночью был пожар. Повсюду валялись вещи вперемешку с грязными тарелками и пепельницами, полными окурков. На столе у окна громоздились пустые бутылки и… лежало два шприца.

События выходных медленно всплывали в памяти. Мы приехали в какой-то маленький клуб, устроенный где-то на окраине города в подвале продуктового магазина. Внутри было ужасно тесно, дымно и грохотала жуткая хаотичная музыка. Потом мы пили водку, а потом…

Я ничего не помнил. Посмотрел на свою руку и увидел несколько дырок в вене.

— Что ничего не помнишь? — усмехнулась Кира.

Она тяжело плюхнулась рядом,

— Нет, — я перевернулся на спину и прикрыл глаза рукой.

— Еще бы… — проворчала она. — Поздравь меня. Твоя Олеся только что турнула меня с работы. Все-таки она редкая… — Кира выругалась. — Не волнуйся, я ей не сказала, что ты здесь. Можешь наплести ей все, что вздумается.

— Что-то было? — спросил я, не глядя на Киру.

Она сунула руку под кровать. Поискала там что-то, нашла пачку «LМ», устало повертела ее в руках и вытащила сигарету зубами.

— Нет, — ответила Кира, чиркнув зажигалкой. — Сначала мы ужрались как свиньи, потом еще наширялись. Как не сдохли только, ума не приложу. Здоровье, видать, лошадиное. Ничто его не берет. На!

Она подняла с пола и бросила мне мобильный. На экране высветилась куча пропущенных вызовов и сообщений.

— Олесюля с ума сходила, — зло хихикнула Кира.

Действительно, все звонки были от Олеси. Я машинально стал читать сообщения, начиная с последнего;

«Где же ты? Я с ума схожу! Обзвонила все больницы, все морги! Где ты? Я мечусь по твоей квартире как тигр в клетке! Ушел, ничего не сказал! Мне уже все равно, с кем ты! Просто дай знать, что с тобой все в порядке!»

— Похоже, она две ночи не спала, — сказала Кира с едким злорадством. — Голосок у нее сейчас был почти как у нас с тобой. Ты бы ей позвонил, что ли? Она, поди, уж думает, что тебя и в живых нет.

Я отложил телефон. «Мне уже все равно, с кем ты! » Олеся по-прежнему считала меня чем-то вроде домашнего животного. Нет! Она не унизится до ревности к кому-то. Ни за что не слезет со своего пьедестала к простым смертным.

Усмешка сама собой коснулась моих губ. Я взял Киру за локоть и притянул к себе…

— Проверял? — как-то странно спросил Данила.

— Что проверял? — Павел непонимающе уставился на него.

— Проверял, насколько далеко можешь зайти, — тихо ответил Данила. — Проверял, насколько сильно она тебя любит, какую боль сможет выдержать… Эксперимент над человеком.

— Над Кирой? — Павел недоуменно поднял бровь.

— Нет, над Олесей.

Павел тихо расхохотался. Нет, это был не смех. Это был именно тихий хохот. Его сотрясали приступы злого, наигранно циничного, но в то же время бессильного, пустого, испуганного смеха.

Я вернулся к себе домой только к вечеру. В квартире — идеальная чистота и порядок. Похоже, Олеся, чтобы хоть как-то скоротать время томительного ожидания, устроила генеральную уборку.

— Гениально, — сказал я, глядя на ряд ослепительно чистых тарелок в сушилке.

Олеся строчила нервные SМS-ки и одновременно спокойно расчищала свою территорию . Блеск! До какой же степени «своим» она меня считает?

В замке повернулся ключ. Олеся, в измятом деловом костюме с огромным портфелем в руках, замерла на пороге.

— Господи, слава богу! — воскликнула она и бросилась ко мне.

Порывисто обняла.

— Где… где ты был? Я… я… — она заплакала. — Прости… прости…

Я вынул руки из карманов, погладил ее по голове и сказал с мягкой улыбкой:

— Вижу, ты убрала квартиру.

— Что? — она перестала плакать и подняла на меня удивленные глаза. — А, квартиру… Да… Просто не знала, чем себя занять.

— Так ехала бы домой, — таким же ровным, приторно сладким голосом продолжал я. — Убирала бы свою квартиру. Тебя кто-нибудь просил убирать у меня?

Олеся отступила назад и впервые за все время слегка нахмурилась.

— Когда же ты поймешь? — заговорил я. — Мне не надо от тебя никаких жертв! Не надо жертв, Олеся. Прекрати превращать меня в монстра! Ты же упиваешься своей ролью! Посмотри на себя!

Она отступила еще, потом устало села на табуретку у двери, закрыв уши руками.

— Где ты был? — спросила она тихо.

— Ты писала, что это не имеет значения, — сказал я, показывая телефон.

— Ладно, — она прислонилась к холодной стене. — Не хочешь — не говори. В самом деле, какая теперь разница…

— Я был у Киры.

Олеся даже не повернула головы.

— И что теперь? — спросила она. — Ты теперь с ней?

— Я что, по-твоему, эстафетная палочка, которую вы можете друг другу передавать? — мне стало гадко от того, как устроена ее голова, по какому чудовищному шаблону текут Олесины мысли.

— Просто спросила, — пожала плечами Олеся и повернула ко мне лицо.

Оно не выражало ничего, кроме смертельной усталости.

И тут меня как прорвало: — Я свободный человек, я не твоя собственность! Я тебе ничего не должен! Как и ты мне! И если у меня возникает случайный секс на стороне, я не чувствую никаких угрызений совести, потому что ни у кого нет права на другого! Ни у кого не может быть права собственности на другого человека!

— Ты спал с ней? — спокойно спросила Олеся.

— Да, — ответил я.

Она встала, повернулась, взялась за ручку двери, но не открыла. Остановилась, прижалась лбом к дверному косяку и тихо рассмеялась. Она одновременно смеялась и плакала.

— Знаешь… — сказала она, — я часто представляла себе, как ты это скажешь. Как все закончится… Но никогда не верила. Я так привыкла к этой фантазии, что сейчас… я тебе не верю! Мне все кажется, что это просто кошмарный сон. Очередной кошмарный сон Олеси. Сейчас она проснется, и ничего этого нет. Слушаю тебя и не верю, что это ты говоришь. Я уже ничему не верю. Не понимаю, сплю или нет. Все как в бреду…

Я медленно стянул майку. Кира занималась сексом как кошка, кусаясь, царапаясь. От ее поцелуев на моем теле остались сине-черные синяки.

Олеся медленно повернула голову, взглянула на меня и вдруг прыснула со смеху. А потом расхохоталась в голос. У нее началась истерика. Она показывала на меня пальцем и ржала как сумасшедшая.

— Прекрати! — крикнул я. Но она продолжала,

Я бросился к ней и заорал:

— Я тебя больше не люблю! Ты не понимаешь?! Уходи! Ненавижу тебя! Ненавижу! Я свободный человек! Я не твоя игрушка! Нет! Я больше не буду играть в твоем спектакле! Я свободен! Свободен! Свободен!