Поединок соперниц (Исповедь соперницы)
Шрифт:
— Куда мне ее доставить? — осведомился он.
У меня вся кровь бросилась в лицо. Куда? Этот негодяй лишил меня дома и теперь насмехается надо мной!
— Вам не составит труда узнать, где я нахожусь! — мой голос походил в этот момент на свист отточенного клинка.
Мне ничего не оставалось, как упиваться обретенной свободой. У меня были средства, я обновила свой штат и гардероб, я могла останавливаться где пожелаю и встречаться с кем угодно. И тресни моя шнуровка! — я получала от этого удовольствие.
Ярмарка в Бове, крестный ход в Амьене, поездка
Особенно щедрой на турниры стала Нормандия. Ожидание войны с Анжу придавало им особую остроту, каждый из них становился смотром сил, подготовкой к настоящим схваткам. Там, где происходили рыцарские игрища, собиралась самая изысканная знать, и я с любопытством следила за изменениями в модах и нравах, знакомилась с новыми людьми и веяниями.
Как раз в это время возникла и мгновенно распространилась позаимствованная на Востоке мода на гербы с изображением геральдических знаков — вставших на дыбы львов, оскалившихся драконов, орлов, рук, сжимающих мечи, солнечных дисков и всевозможных фруктов. И я, в свою очередь, украсила туники своей свиты гербом Армстронгов — головой коня, я носила одеяния малиновых и бордовых тонов — цвета дома Генриха Боклерка, а к своему гербу я присовокупила шествующих леопардов Нормандии — ведь я принадлежала к роду нормандских герцогов.
Я расточительно тратила деньги, требуя еще и еще и не получая отказа. Присланная Эдгаром самка кречета находилась в моем обозе, так как сезон охоты уже прошел и у ловчих птиц наступило время линьки.
Слух о начале процесса развода, к моему облегчению, не получил широкой огласки. Для всех я оставалась дочерью короля, которая не сочла возможным продолжать жить с грубым и жестоким мужем и сумела добиться от него свободы и денежного содержания. Вокруг меня возник ореол сильной и гордой женщины, я вновь стала популярна, и нормандки и француженки начали относиться ко мне едва ли не с благоговением.
Нередко меня приглашали погостить одинокие владелицы поместий, вдовы, жены отбывших в Иерусалим рыцарей, а также аббатисы и настоятельницы монастырей. Они внимали каждому моему слову, пытались перенять мои манеры и мнения. Даже внешне они старались походить на меня. Забавно было наблюдать, как иные модницы начали завивать волосы мелкими кольцами и носить такие же, как у меня, шапочки с плоским верхом и тончайшей вуалью, небрежно прикрывающей нижнюю часть лица. Я называла это арабской модой, но на самом деле просто пыталась скрыть шрам над губой.
Добавлю, что все это время я постоянно интриговала, чтобы помочь Роберту Глочестеру продвинуться на пути к трону. Мне также стало известно, что Теобальд Блуа, правитель графств Блуа, Шартр и Шампань, вовсе не горит желанием унаследовать огромную и неспокойную державу венценосного дядюшки. Появились приверженцы и у Стефана — из числа тех, чьи владения находились в Англии и кто считал, что неплохо разбирающийся в английских делах граф Мортэн мог бы с успехом править королевством. Но наиболее сильная партия была за Плантагенетов — Матильду и Жоффруа Анжуйских, которых, к тому же, поддерживал французский монарх Людовик Толстый.
Их странное прозвище — Плантагенеты — произошло от привычки Жоффруа
украшать свой шлем веткой желтого дрока, который считается символом Ле Мана. Дрок по латыни — рlanta genista, отсюда и Плантагенеты, или Плантажене по-французски.В середине лета я отправилась на большой турнир в Лондон, и была вынуждена с горечью отметить, что на континенте чувствую себя куда более комфортно. В Англии на каждом шагу меня ждали неприятные встречи — Стефан, Мод, Генри Винчестер, Найджел Илийский, и слава Всевышнему, обошлось без Эдгара.
Турнир в Лондоне был устроен с таким великолепием, какого прежде не знала Англия. Саксонские простолюдины неистово вопили, следя за бугурдами, и восхищенно замирали, распахнув рты, когда начались тьосты. [86] Я превосходно разбиралась в турнирном кодексе, и многие из знатных зрителей и зрительниц почтительно прислушивались к моим пояснениям.
В последний день игрищ в Лондон прибыла королева Аделиза. Пригласив в свою ложу, она едва не до смерти замучила меня своей болтовней и глупейшей лестью. В конце концов я потеряла терпение:
86
Бугурды — рукопашные поединки пеших воинов; тьосты — состязания всадников с копьями.
— Мадам, ваше самодовольство просто переходит все границы. Между прочим, я совсем не удивлюсь, если вскоре окажется, что вы наконец-то решились подарить королю наследника. И если это не так — считайте, что вам повезло, потому что я не премину сообщить отцу, как вы веселились в Дэнло с достопочтенным лордом д'Обиньи.
Эта клуша так и застыла, побледнев, как шелк ее собственного покрывала.
— Королю Генриху, Бэртрада, и без вас доложили о моих встречах с лордом д'Обиньи. И король ничего не предпринял — так как совершенно убежден, что его честь не пострадала. Надеюсь, и вы являете образцы добродетели, столь долго проживая вдали от супруга?
Ого! Славно же я ее задела!
— Впрочем, графу Норфолку совершенно безразлично, как обстоят ваши дела, — продолжала королева. — И он наверняка счастлив, что вы наконец-то оставили его вдвоем с леди Гитой Вейк. В Дэнло это называется датским браком, верно? И как во всяком настоящем браке, миледи Гита из замка Гронвуд уже ждет ребенка.
Не знаю, что случилось с моим лицом, но королева внезапно отшатнулась и тут же бросилась просить прощения, за причиненную мне боль.
Я отвернулась. Какая разница? Так или иначе, мне все равно пришлось бы узнать об этом. Я чувствовала себя совершенно раздавленной.
Вокруг шумела толпа. Мой поклонник граф де Мандевиль подъехал к нашей ложе и склонил копье, предлагая мне венец королевы турнира.
И я все-таки нашла в себе силы улыбнуться ему, поднялась навстречу…
Больше я ничего не помню. Сознание покинуло меня.
Я снова плыла к берегам Нормандии. Море было спокойным, над кораблем кричали чайки, полоскался на ветру парус.
Но в этот раз даже дорога не могла развеять мою печаль. Я была уязвлена и беспомощна, и ни моя свобода, ни мое положение не могли защитить меня от собственных чувств. Эти двое — мой муж и его девка — отделались от меня, изгнали, и теперь чувствовали себя счастливыми.