Поединок в «Приюте отшельника»

— Восхищаюсь вами, — признается Пэм. — В вашем возрасте подобная мобильность… это просто чудо! Воистину здоровье — дар Небес. И вам хватает сил интересоваться массой вещей! Вы никогда не скучаете?

— Редко.

— У вас была очень наполненная жизнь.

— Была… совсем недолго.

Мадам Бугрос выдерживает короткую паузу, давая понять, что знает о флорентийской драме, но не хочет травмировать собеседницу, потом продолжает:

— Признаюсь вам, Жюли, бывают дни, когда я едва справляюсь с нервами. Спрашиваю себя, правильно ли мы поступили, поселившись в «Приюте». Да, здесь красиво. И организовано все идеально. Мы просто обязаны чувствовать себя счастливыми. Но… Знаете, мы жили в огромной квартире рядом с площадью Звезды. Мне не хватает… шума городской жизни. Здесь, открыв окно спальни, мы слышим шум моря. Это не одно и то же.

— Понимаю, — кивает Жюли. — Вы скучаете по вою сирен «Скорой помощи».

Пэм снимает очки и смотрит в глаза Жюли.

— Ваша ирония справедлива и понятна. Я не имею права… Впрочем, это не важно. Выпьете чаю? Может, хотите сока или кока-колы? Мой муж очень ее полюбил.

Она хлопает в ладоши, появляется служанка (вид у нее дерзкий) и небрежно выслушивает распоряжение.

— Хорошую прислугу найти непросто. Вам с сестрой повезло с…

— Клариссой, — подсказывает Жюли. — Она работает у меня уже двадцать лет.

— И, судя по всему, безупречно.

Жюли ищет предлог, чтобы удалиться, но хозяйка пока не намерена с ней расставаться.

— Вы получили последний бюллетень? Нет? Возьмите мой.

Она протягивает Жюли листок и тут же спохватывается.

— Простите, все время забываю, что вам трудно… читать… — Она меняет очки и продолжает натужно-веселым тоном: — Бедняжка Тони очень старается! Заметьте, идея с бюллетенем была просто отличная, это сплачивает нас. В этом номере целая колонка посвящена мсье Хольцу. Думаю, мы должны его принять. Шестьдесят два года. Отличное здоровье. Вдовец. Передал управление заводом старшему сыну, тот живет в Лилле. Готов купить «Тюльпаны», не торгуясь. Именно такой совладелец нам и нужен. Что думаете?

— Ничего. Глория думает за нас обеих.

Пэм издает озорной смешок и произносит заговорщицким шепотом:

— Кстати, о вашей сестре… Мы намерены торжественно отпраздновать ее день рождения. Но это секрет, договорились? Пусть все остается между нами. Первого ноября Глории исполнится сто лет. Боже мой, сто лет, невероятно!

— Вы не ошиблись, день рождения у моей сестры действительно первого ноября.

— Мы готовим для нее нечто особенное, за три месяца успеем все сделать.

Мадам Бугрос тянет Жюли за рукав, чтобы та наклонилась поближе, и сообщает:

— Комитет обсуждал это сегодня утром. Нам хочется сделать Глории исключительный подарок, но мы не знаем, что бы ей хотелось получить. У вашей сестры было все: талант, слава, любовь, здоровье, удача! Может, вы что-нибудь подскажете? Наш друг Поль Ланглуа считает, что нужна оригинальная идея. У него остались связи в министерстве. Помогите нам… Как думаете, орден Почетного легиона доставит Глории удовольствие?

Жюли резко встает. Это уж слишком! Она так потрясена, что не может скрыть замешательства.

— Извините, — сдавленным голосом произносит она. — Я слишком долго была на жаре и очень устала… Я подумаю, что вам посоветовать.

Орден Почетного легиона! Это хуже, чем пощечина. Если бы Жюли могла, она сжала бы кулаки. Три месяца! У нее есть всего три месяца, чтобы помешать… Чему помешать?

Она миновала аллею Ван Гога и вышла к «Бегониям».

— Виу! — кричит Уильям Ламмет, раскладывающий пасьянс на садовом столе. На голове у него старый колониальный шлем, из стоящего на траве транзистора несется песня «Битлз», на мачте полощется английский флаг.

Ламмет идет к Жюли.

— Зайдите на минутку! — приглашает он. — Жена навещает вашу сестру. Глория рассказывает дамам очередную — бог весть какую по счету — историю. Я предпочитаю всем развлечениям мой сад. Выпьете со мной?

Жюли боится захлебнуться «милотой» своих соседей. Она отклоняет приглашение, надеясь, что ее слова не прозвучали слишком грубо. А если и так, плевать, все равно все считают ее «букой». Еще одно усилие. Она огибает дом, чтобы войти через заднюю дверь и сразу попасть в отведенное ей крыло: четыре маленькие комнатки, отделенные от покоев Глории просторным холлом. Внутренность дома обустраивалась по планам Глории: на первом этаже — тон-ателье, здесь легко могут уместиться пятнадцать человек. На стенах висят полки, где расставлены пластинки с записями хозяйки дома и других великих исполнителей XX столетия. Между ними — лучшие фотографии Глории — рука со смычком взлетела над струнами. Рядом — снимки с автографами: Изаи… [2] Крейслер… [3] Энеску… [4]

2

Эжен Изаи (1858–1931) — бельгийский скрипач, дирижер и композитор.

3

Фриц Крейслер (1875–1962) — австрийский скрипач и композитор, на рубеже XIX–XX вв. был одним из самых известных мировых исполнителей.

4

Джордже Энеску (1881–1955) — румынский композитор, скрипач, дирижер и педагог, национальный классик, один из крупнейших музыкантов первой половины XX в.

Из тон-ателье посетитель попадает в огромную комнату, поделенную надвое сдвижной перегородкой: в одной части — гостиная, она же столовая, в другой — затянутая шелком спальня с кроватью под балдахином. Кружева, ленточки, бантики, на стене — Дюфи [5] и Ван Донген, [6] кресла, низкие столики. Приглушенный свет. Ковры на полу скрадывают шум шагов. Здесь мадам Глория принимает. Короткий коридорчик, скрытый ширмой, ведет в туалетную комнату. Гостевых покоев в доме нет. Как и второго этажа — в сто лет по ступенькам не побегаешь.

5

Рауль Дюфи (1877–1953) — французский художник, представитель фовизма, позднее кубизма.

6

Кеес ван Донген (1877–1968) — нидерландский художник, один из основоположников фовизма.

Жюли без сил падает в глубокое кресло. Орден Почетного легиона! Подумать только! Она медленно снимает перчатки, сворачивает их в комок, промокает лоб и рот. Прислушивается. Из-за перегородок доносятся голоса: «публика» внимает Глории. Вечерний сбор стал почти ритуалом. Глория принимает от четырех до шести. Утром ей звонят: «Дорогая, расскажите нам сегодня о вашем концерте в Нью-Йорке с Бруно Уолтером…» Или так: «О каком из концертов у вас сохранились наилучшие воспоминания?» Случается, одна из дам высказывает желание послушать «Испанский концерт» Вильгельма Поппа [7] или «Крейцерову сонату» Бетховена, тогда все собираются в тон-ателье. Ровно в пять две гостьи — чаще всего Кейт и Симона — накрывают чай. Им нравится эта «игра в ужин». В прошлой жизни одна из них устраивала приемы в своем особняке на авеню де ла Гранд-Арме, другая — в роскошной квартире на авеню Георга V. Кейт и Симона раскладывают пирожные и птифуры, достают столовое серебро, воображая себя придворными дамами «королевы» Глории. Услышав, как они хихикают, кто-нибудь приходит проверить, скоро ли подадут закуски, и тогда Кейт сообщает, понизив голос:

7

Вильгельм Попп (1828–1903) — немецкий флейтист и композитор.

— Знаете, что только что поведала мне Симона? (Смешок.) О втором муже Глории… (Смешок.)

Сладкоежка Симона поправляет с набитым ртом:

— Не о втором — о третьем. Вечно ты все путаешь. (При «дворе» Глории все на «ты».) После Бернстайна был Жан-Поль Галлан.

Сплетницы склоняются головами поближе друг к другу.

— Тсс! Нас услышат.

В комнате звучит вальс Брамса… Прелюдия «Девушка с волосами цвета льна» Клода Дебюсси. Пластинка старая, с красной этикеткой. «Голос его хозяина». Запись старая, но это никого не смущает, публика восторженно аплодирует, благодаря хозяйку за ее волшебное искусство.

Жюли закрывает глаза. Она отказывается признавать первенство скрипки перед роялем. Слезливо-сладенькая мелодия — это не Брамс, а Глория. И невесомо-расслабленные звуки, извлекаемые смычком, — не Дебюсси. Рояль гораздо сдержаннее скрипки, ему чуждо все манерное, приторно-сладенькое… Рояль не «додумывает», он может разве что продлить аккорд, чтобы он проник прямо в душу слушателя.

Шопен… Искалеченные руки Жюли тянутся к невидимым клавишам. Она отдергивает их, словно боится обжечься. Ненавистный день! День несчастья. Над крышами летают стрижи, с моря доносится рычание подвесного мотора. Жюли медленно качает головой. Нет. Так не может продолжаться. У нее больше нет сил выносить скуку бесконечно долгих дней. Руки болят. Ей пора на сеанс к кинезитерапевту. Никто не должен заподозрить, что…