Поезд до станции Дно

В целом, русские потеряли в этой операции четверть миллиона человек, массу техники – орудий и броневиков, боеприпасов и снаряжения; 10 генералов были убиты, 13 взяты в плен.

Однако вскоре получившие пополнение 2-я и 1-я армии²⁶ заняли прочную оборону, и обе стороны перешли к позиционной войне, быстро усвоив особенности современной войны – гораздо безопаснее отсиживаться под огнём артиллерии в окопах, чем беспрерывно атакуя, терять личный состав. Организовать наступление на этом участке фронта немцам было не под силу²⁷.

Операция в Восточной Пруссии помешала 8-й немецкой армии нанести удар с севера по Варшавскому выступу. Благодаря этому на юге русские войска смогли очистить от австрийцев Галицию, хотя понесли при этом большие потери.

Серьёзные последствия Восточно-Прусской операции скажутся чуть позже. По свидетельству генерала Брусилова, к началу зимы обученная в мирное время армия исчезла. Да, первым шагом к потере элитного, хорошо обученного состава русской армии явились как раз события в Восточной Пруссии, причиной которых было не столько неподготовленность русских армий, сколько халатное отношение командного состава, большей частью штабного, к своим обязанностям. Именно с того момента в русской армии началась острая хроническая нехватка не только хорошо обученных солдат, но, что особо страшно – опытного и грамотного офицерского состава.

Массовая гибель боевого офицерства привела к тому, что среди прибывавших на фронт молодых необстрелянных офицеров стали развиваться фатально-декадентские настроения и вырабатываться убийственные в условиях фронта «аристократически-артистические» манеры, скажем, идти в атаку на пулемёты впереди атакующих солдат, в полный рост с хлыстиком или стеком для верховой езды… Бесшабашность стала удалью. В результате уже в 1915 году в младшие офицеры стали производить имевших боевой опыт и отличившихся из нижних чинов, что, несомненно, привело к деквалификации командного состава и, в целом, к падению армейской дисциплины. А это повлияло не только на характер, но и на продолжительность войны. Изменился, первоначальный идейный замысел. Вызванное войной отношение к людям как к расходному материалу повысило всеобщую степень цинизма. В самом характере войны стали проявляться черты не священной битвы, а смертельной игры, трюка, театрализованности, бравады и фиглярства. Привычные, настраивающие на суровый лад слова: поле брани, поле битвы, фронт, сражение были заменены выражениями вроде: «театр военных действий». Вместо поражение, победа или рождённых Петровской эпохой конфузия, виктория, стали говорить: «выиграть войну», «проиграть войну». Уместно ли при «игре» в войну говорить о святости и патриотизме, о славянской идеи? Уместно ли назвать такую войну Отечественной? Вопросы суть риторические. Похоже, для русского командования слова: «За веру, Царя и отечество» – были лишь лозунгом или боевым кличем. А война рассматривалась как сугубо геополитическое предприятие, результатом которого могли быть, например, аннексированные территории. Но кто же собирался присоединять Берлин к России? Бывали русские войска уже и в Берлине, и в Париже, однако и Франция и Германия от этого никуда не делись, а стало быть – за что же тут воевать?

После смены руководства 1-й армии и отстранения генерала Ранненкампфа, в связи с острой нехваткой опытных боевых кадров, младший унтер-офицер Макаров был возведён в чин старшего унтер-офицера и переведён в сапёры, а ещё через две недели перешёл в «охотники». «Охотников» набирали из добровольцев. Они занимались разведкой, проводили диверсии, делали быстрые короткие нападения на отдельных участках фронта. Утаскивали из-под носа у противника зазевавшихся солдат и офицеров, совершали ночные налёты, позже вели партизанскую войну. Словом, не давали немцам «спокойно» воевать. Такая служба больше подходила Макарову, который не любил однообразия.

6

По прибытии в Омск, новобранцев поместили в «карантин» – держали за забором, никуда не выпускали и с утра до вечера обучали строевому шагу – поодиночке и в строю, ходить в атаку, колоть штыком набитые соломой чучела. Всё это было как во сне, и в памяти Ромы запомнилось как один день, где он рано просыпается и куда-то бежит, чеканит по брусчатке плаца шаг – раз-два, раз-два, колет набитый соломой мешок, снова куда-то бежит, в промежутках между этим проглатывает какую-то еду и, наконец, вымотавшись и устав до невозможности, падает на дощатые, покрытые тюфяками с сеном нары и засыпает. Все события последнего дня в Таре, выбившие его из колеи, отошли на задний план, стали просто фактом, казались из другой – не его жизни. Но в целом всё это ухудшало настроение и добавило лишних тягот к военной службе.

Через две недели их стали грузить в эшелоны и увозить на запад. Через неделю эшелон, в котором находился Рома, прибыл в Брест-Литовск. Здесь, наконец-то, их переодели в военную форму, и ещё через неделю они приняли присягу. Принятие присяги запечатлелось в Роминой памяти особенно отчётливо, в силу ли особой торжественности или потому, что он уже стал привыкать к специфике военного быта.

В день присяги, как по заказу, светило солнце, было уже прохладно, но сухо и безветренно. Их вывели на плац, на краю которого стояло несколько одинаковых столиков, покрытых белыми скатертями. Перед столиками, на некотором расстоянии, стоял знаменщик полка, старший унтер-офицер со знаменем и ассистентом. Постепенно, после нескольких перестроений, с другой стороны каждого столика квадратами выстроились новобранцы.

Перед каждым столиком появились священнослужители разных христианских конфессий и религий. Полковой священник Павел Кедрин с крестом и Евангелием встал перед первым столиком, перед которым стоял самый большой «квадрат». Перед вторым столиком остановился католический ксёндз, перед третьим – лютеранский пастор, перед четвёртым – мусульманский мулла, перед пятым – еврейский раввин, а перед шестым, около которого стояли только два новобранца, не было никого.

Начался чин присяги, и к столику православных новобранцев знаменщик поднёс знамя. В то же самое время к последнему столику – где не было священнослужителя, подошёл командир полка. Оба новобранца вынули из карманов маленькие свёрточки и, тщательно развернув тряпочки, вынули из свёртков двух маленьких деревянных «божков», выструганных из дерева и смазанных салом. Оба деревянных «божка-идола» были поставлены на столик между командиром полка и двумя новобранцами, и только тогда он, как высший в их глазах начальник, привёл обоих к присяге служить «верой и правдой» Царю и Отечеству.

Рома, будучи грамотным, текст присяги прочитал заранее и знал наизусть:

«Обещаюсь и клянусь Всемогущим Богом, перед Святым Его Евангелием в том, что хочу и должен Его Императорскому Величеству Самодержцу Всероссийскому и Его Императорского Величества Всероссийского Престола Наследнику верно и нелицемерно служить, не щадя живота своего, до последней капли крови и все к Высокому Его Императорского Величества Самодержавству силе и власти принадлежащие права и преимущества, узаконенные и впредь узаконяемые, по крайнему разумению, силе и возможности исполнять.

Его Императорского Величества государства и земель Его врагов телом и кровью, в поле и крепостях, водою и сухим путем, в баталиях, партиях, осадах и штурмах и в прочих воинских случаях храброе и сильное чинить сопротивление и во всем стараться споспешествовать, что к Его Императорского Величества службе и пользе государственной во всяких случаях касаться может.

Об ущербе же Его Императорского Величества интереса, вреде и убытке, как скоро о том уведаю, не токмо благовременно объявлять, но и всякими мерами отвращать и не допущать потщуся и всякую вверенную тайность крепко хранить буду, а предпоставленным надо мною начальником во всем, что к пользе и службе государства касаться будет, надлежащим образом чинить послушание и все по совести своей исправлять и для своей корысти, свойства и дружбы и вражды против службы и присяги не поступать, от команды и знамени, где принадлежу, хотя в поле, обозе или гарнизоне, никогда не отлучаться, но за оным, пока жив, следовать буду и во всем так себя вести и поступать как честному, верному, послушному, храброму и расторопному солдату²⁸, надлежит. В чем да поможет мне Господь Бог Всемогущий.

В заключение сей клятвы целую слова и крест Спасителя моего. Аминь».

После окончания чина присяги священнослужители удалились, новобранцы возвратились к своим ротам.

В Российской императорской армии не допускалось сколько-либо заметных религиозных конфликтов. Такова была официальная установка священноначалия. Чуть позже, в циркуляре 3 ноября 1914 года, протопресвитер Георгий Шавельский обратится к православным военным священникам с призывом «избегать по возможности всяких религиозных споров и обличений иных вероисповеданий».

Отныне рядового Романа Макарова определили служить в артиллерию, заряжающим 122 мм гаубицы, по иронии судьбы созданной в конструкторском бюро Круппа к 1909 году и изготовленной на Путиловском заводе в Петрограде. Орудие стреляло шрапнелью более, чем на семь километров и способно было нанести значительный урон живой силе противника, находящейся за укрытием, или остановить идущих в атаку солдат неприятеля.

И началась выматывающая учёба: установка орудия на позицию для стрельбы, снятие орудия, приведение в походное положение, перевозка, снова установка. Полевые учебные стрельбы и, помимо этого, работа на строительстве укреплений Брест-Литовской крепости. Их участком руководил блестящий офицер и умелый инженер, всегда подтянутый, чисто выбритый, стремительный, принимающий решения на ходу, капитан Карбышев, игнорирующий положенный ему личный экипаж и раскатывающий по объектам на велосипеде. Его можно было видеть везде и всюду в любое время суток, всё так же подтянутого и бодрого, что даже было непонятно, когда же он спит и отдыхает ли вообще. Они рыли рвы, насыпали валы, возили землю в тачках. Нередко разгружали вагоны с колючей проволокой, а затем проводили её испытания: на разрыв, на количество сгибов, до микронов измеряли толщину, высчитывали вес одной сажени.