Поезд из Венеции
Шрифт:
Но если так, тогда почему убийство произошло до того, как она получила эти деньги? Ведь через полчаса, через час, самое большее — через два они уже были бы на улице Бюньон.
Ох, хватит… Он устал так, словно двадцать раз обежал по жаре Булонский лес.
— Ты совсем позеленел, старина. Если у тебя что-то с желудком, прими соды.
Боб очень проницателен, хотя и кажется ветрогоном. Он не верит в несварение желудка. И, должно быть, уже догадался, что его друга что-то мучает, и притом что-то очень серьезное.
А почему бы тому, кто прикончил Арлетту Штауб, не прикончить теперь и его, Жюстена Кальмара? Даже если
В результате бесконечных раздумий Кальмар уже готов был прийти к мысли, что необходимо сегодня же вечером вложить деньги в чемоданчик со вскрытыми замками и выбросить его в Сену в каком-нибудь пустынном месте, подальше от Парижа. Но что бы это дало? Если кто-то — а это вполне вероятно — знает, что деньги у него, он никогда не поверит, что Кальмар решил вдруг швырнуть их в воду.
И что тогда? Когда и где ему может грозить опасность? Когда он вернется домой? Возможно, там уже кто-нибудь спрятался. Нет, этого не может быть — ведь там еще мадам Леонар. Но после пяти часов в квартире никого не будет, и любой человек при небольшой сноровке без труда откроет замок входной двери.
Возможно и другое. Он пообедает у Этьена на бульваре Батиньоль, чтоб сделать приятное Доминике, затем вернется к себе, зажжет свет. Тем временем по лестнице поднимется какой-то человек и позвонит в квартиру. Может ли Кальмар не открывать двери, чтобы тот решил, что его нет дома? Ничего не получится: с улицы виден свет в окнах.
И даже здесь он не в безопасности. Вот сейчас он спустится в лабораторию и убедится, что и там нет надежного тайника для денег. Но пойдет он туда не только для этого: вернувшись из отпуска, надо все-таки поздороваться с Расине и Каду, которых он не видел две недели.
И вот пока он будет переходить двор, кто-то может наброситься на него или выстрелить из револьвера, а он и защититься-то не успеет.
Сегодня утром Кальмар впервые сделал открытие, которое поразило его особенно потом, когда он поразмыслил об этом: у себя дома, в своей собственной квартире он, тридцатипятилетний мужчина, психически нормальный, женатый, отец семейства, не имел даже уголка, куда мог бы положить что-либо втайне от остальных членов семьи. Не доказывает ли это, что у него нет личной жизни?
В самом деле, разве этот факт не означает, что он — пленник своего семейного очага? Если он возвращался поздно, от него требовали объяснений. Если тратил деньги, обязан был отчитаться. Не удавалось даже скрыть, когда у него болел живот. Более того, самый ничтожный клочок бумаги он не мог хранить так, чтобы никто об этом не знал.
— Папа, что в этой коробке?
Или же:
— Что у тебя в пакете?
То же самое продолжалось и на работе. Прежде он считал, что здесь он предоставлен сам себе. Ну, хотя бы в уборной он может запереться и остаться наедине с собой. Кальмар так и сделал. При виде унитаза он почувствовал приступ рвоты и не стал сдерживаться.
— Ну вот, ты уже лучше выглядишь, дружище! Пообедаем сегодня вместе в «Колокольчике». Я познакомлю тебя с Франсуазой, она веселая, сам увидишь. Никогда не встречал девушки с таким острым язычком!
— Очень жаль, но я занят.
Боб нахмурился. Он знал, что Доминика в отъезде. Знал также, что у Жюстена, кроме него, друзей не было и что вряд ли тот в одиночестве отправится обедать к свояченице или в Пуасси, к родителям жены.
Кальмар, заметив удивление Жува,
поспешно добавил:— Я познакомился в Венеции с одним человеком и обещал ему…
Ай-яй-яй, какая оплошность! Он должен теперь остерегаться таких промахов. Ведь Боб, встретив его с Доминикой, способен спросить с самым невинным видом: «Кстати, что слышно о твоем друге из Венеции?»
Кальмар решил исправить положение, но запутался еще больше.
— Когда я говорю — в Венеции, это не совсем точно. На самом деле я познакомился с ним в поезде.
— Француз?
— Нет, он из Центральной Европы, точно — не знаю откуда.
Вот до чего он дошел! Приходится следить за каждым словом, даже за выражением лица!
В безлюдном месте близ Сартрувиля Кальмар избавился от чемоданчика, который, конечно, вряд ли кто-нибудь мог опознать.
По иронии судьбы перед этим ему пришлось все же съесть жареную печенку.
— А, мосье Кальмар, ну как провели отпуск? Как поживает прелестная мадам Кальмар?
Он зашел к Этьену еще засветло, и тот не преминул подойти к нему пожать руку.
— По-моему, вы что-то мало загорели, — заметил при этом он. — Даже не похоже, что вернулись из отпуска. Неважно выглядите. Вам сейчас подадут легкий обед: овощной суп и омлет с печенкой, пальчики оближете…
Кальмару опять пришлось подчиниться чужой воле, а то, к примеру, придут они как-нибудь с Доминикой в ресторан, и хозяин скажет:
«Помните, как по приезде из Венеции вы пришли ко мне обедать и еще отказались от моего омлета с печенкой?»
Так жена узнает, что он не завтракал на бульваре Батиньоль. Начнутся расспросы… И ложь, ложь без конца. Кальмар уже сам себе не доверял…
А что, если… У него мелькнула новая идея, но ему претило рассматривать ее всерьез, если, конечно, не рассказать все Доминике. Как бы она отнеслась к этому? Конечно, она такой же честный человек, как и он. Доминика станет упрекать его, почему он сразу же не обратился в полицию…
Быть может, ему удастся убедить ее, что с той минуты, как он взял в руки ключ, всякое обращение в полицию исключено. Не может он пойти туда ни сегодня, ни завтра, да и вообще никогда, если только не произойдет что-нибудь неожиданное.
Кальмар все больше и больше начинал верить, что деньги останутся у него, что бы ни произошло. Если он расскажет о них Доминике, та, вполне вероятно, придет к тем же выводам, что и он, и уже сама станет принимать все решения.
«Надо прежде всего подумать о детях, Жюстен. Я всегда говорила, что воздух Парижа для них вреден. Вспомни-ка, ведь с первых дней нашего брака я настаивала на покупке загородного домика. Можно найти неплохой, в рассрочку на пятнадцать лет…»
Эта идея возникла у нее только потому, что ее родители переселились на покой неподалеку от Пуасси!
«Чем ты занимался, когда я с тобой познакомилась? Преподавал английский язык в лицее Карно, не так ли? И отказался бы от преподавания, чтобы больше зарабатывать. Ты ведь даже поговаривал в то время о диссертации. Ну вот, а теперь ты сможешь засесть за нее без всяких помех. Мы поселимся где-нибудь в живописном местечке у реки. Ты постараешься получить назначение в ближайший городок, в лицей. Избавившись от материальных забот, ты сможешь выбрать работу по своему вкусу, а дети будут крепнуть, живя на воздухе. Часть денег мы отложим на их образование. Ведь никогда не знаешь, что может произойти…»