Поэзия и проза Древнего Востока
Шрифт:
Чжан Хэн
Живу в столичных городах уже давным-давно, но нет во мне ума и светлого сознанья, чтоб помогать моменту дня. Все, что я делаю, – так это – подхожу к Реке, чтобы на рыбок любоваться, и подождать, когда Река будет прозрачна и чиста [406] , что вряд ли будет когда-нибудь. Я близко к сердцу принимаю отрывистость и настроение Цай'я [407] ; и я последовать готов за разрешением сомнений тому, что скажет Тан.
406
Имеется в виду река Хуанхэ. По преданию, раз в
407
Имеется в виду Цай Цзэ из царства Янь, который, не встретив правителя, которому мог бы с успехом послужить, обратился к физиогномисту Тан Цзюю с вопросом о будущем
Воистину непостижима и темна небесная стезя! Я мысленно иду за рыбаком-отцом [408] и с ним сливаюсь в его счастье. Я стану выше мира грязи, уйдя подальше от него, и навсегда я распрощаюсь с делами суетного света.
Теперь как раз средина самая весны и лучший месяц в ней. Погода теплая сейчас и воздух чист. И на полях, и на низинах все сплошь цветет и заросло. Все сотни разных трав цветут богато и роскошно. Утенок «королевский глаз» захлопал крыльями уже, а щеголь песню затянул на свой безрадостный мотив. Скрестившись шеями, созданья порхают вверх, порхают вниз – квань-квань, чирикают, йин-йин. Вот среди этого всего я начинаю здесь блуждать, гулять и странствовать повсюду и все хочу, чтоб усладить свое мне в этом чувство, душу.
408
Намек на встречу поэта Цюй Юаня с мудрым старцем-рыбаком
И вот я тогда, как дракон, запою, гуляя в просторных лугах; и, как тигр, засвищу на горах и холмах. В воздух взгляну – и пущу влет стрелу с тетивы; вниз погляжу – и удить буду в долгой струе. Напоровшись на стрелу, птица найдет в ней смерть; а набросясь на живца, рыба проглотит крюк. Я сброшу ушедшую в облако птицу; подвешу глубоко заплывшую рыбу.
Затем уж светящее чудо косить начинает свой луч, и преемствуется оно полной луной, просторным светилом. До высшей радости и беспредельной довел свободные свои блужданья,– хоть солнце на вечер идет, а я усталость позабыл. Я весь в обаянье той заповеди, что оставил нам Лао-мудрец, и сейчас же готов повернуть я коней к своей хижине, крытой пыреем. Там я трону чудесный уклад пятиструнки моей [409] , запою я о том, что надумали, что написали и Чжоу и Кун [410] . Взмахну я кистью с тушью на конце и ею выражу цветы моей души. Я встану в колею, в орбиту Трех Монархов великой древности хуанов [411] .
409
пятиструнной цитры
410
Чжоу-гун (XII в. до н. э.)– сын чжоуского князя Вэнь-вана, почитавшийся за свою мудрость и высокие моральные качества, и – Конфуций
411
мифических первопредков Фу-си, Шэнь-пуна и Хуан-ди
И если теперь я дал волю душе идти за пределы земные, зачем мне учитывать все, что ведет к блеску-славе одних, к поношенью других?
Чжан Хзн (78—139) – знаменитый поэт и астролог, особо прославившийся своими сочинениями в жанре фу. Перевод публикуется впервые.
Из «Девятнадцати древних стихотворений»
В пути и в пути,
все время в пути и в пути..,
И мы, господин,
расстались на целую жизнь.
Меж нами лежат
бессчетные тысячи ли,
И каждый из нас
у самого края небес.
Дорога твоя
опасна да и далека.
Увидеться вновь, кто знает,
придется ли нам?
Конь хуских степей [412]
за северным ветром бежит,
И птицы Юэ [413] гнездятся
на южных ветвях.
А
вот от меня все далее ты,412
конь северных степей. Ху – общее название северных народностей; здесь, должно быть, имеются в виду сюнну
413
птицы южных окраин страны, где живут южные народности
что ни день.
Одежда висит
свободней на мне, что ни день.
Плывут облака,
все белое солнце закрыв.
И странник в дали
забыл, как вернуться домой.
Тоска по тебе
состарила сразу меня.
Вслед месяцам год
приходит внезапно к концу.
Но хватит уже,
не буду о том говорить...
Себя береги,
ешь вовремя в долгом пути!
Зелена-зелена
на речном берегу трава.
Густо-густо листвой
ветви ив покрыты в саду.
Хороша-хороша
в доме женщина наверху —
Так мила и светла —
У распахнутого окна.
Нежен-нежен и чист
легкий слой белил и румян.
И тонки и длинны
пальцы белых прелестных рук.
Та, что в юные дни
для веселых пела домов,
Обратилась теперь
в ту, что мужа из странствий ждет.
Из чужой стороны
он никак не вернется к ней,
И пустую постель
очень трудно хранить одной.
Вечно зелен, растет
кипарис на вершине горы.
Недвижимы, лежат
камни в горном ущелье в реке.
А живет человек
между небом и этой землей
Так непрочно, как будто
он странник и в дальнем пути.
Только доу вина —
и веселье и радость у нас:
Важно вкус восхвалить,
малой мерою не пренебречь.
Я повозку погнал,—
свою клячу кнутом подстегнул
И поехал гулять
там, где Бань [414] , на просторах, где Ло.
Стольный город Лоян,—
до чего он роскошен и горд.
«Шапки и пояса» [415]
в нем не смешиваются с толпой.
И сквозь улицы в нем
переулки с обеих сторон,
Там у ванов и хоу [416]
пожалованные дома.
Два огромных дворца
414
нынешний Наньян в провинции Хэнань. Во времена поздней Хань(I—III вв.)—самый оживленный город («южная столица») после «восточной столицы» Лояна (столицы ханьского государства в I—III вв.)
415
чиновная знать
416
То есть у титулованной владетельной знати
издалёка друг в друга глядят
Парой башен, взнесенных
на сто или более чи.
И повсюду пиры,
и в веселых утехах сердца!
А печаль, а печаль
как же так подступает сюда?
Проезжая рекою,
лотосов я нарвал.
В орхидеевой топи
много душистых трав.
Все, что здесь собираю,
в дар я пошлю кому?
К той, о ком мои думы,
слишком далекий путь.
Я назад обернулся
глянуть на дом родной.
Но большая дорога
тянется в пустоте.
Два так любящих сердца
разделены навек.
Только горе и зная,
к старости мы придем.
У нас во дворе
чудесное дерево есть.
В зеленой листве
раскрылись на нем цветы.
Я ветку тяну,
срываю ее красу,
Чтоб эти цветы
любимому поднести.
Их запах уже
наполнил мои рукава.