Поэзия и проза Древнего Востока
Шрифт:
Немного погодя рис был готов, и Янь Хуэй попросил Конфуция его отведать. Поднявшись на ноги, Конфуций сказал:
– Нынче видел во сне покойного отца, но принести жертву его душе можно, лишь если пища чиста.
– Увы, это невозможно! – ответил ему Янь Хуэй.– Только что в котел упал уголек, и ваш ученик достал и съел его, чтобы устранить недоброе предзнаменование!
И Конфуций, вздохнув, произнес:
– Мы доверяем своим глазам – но и им нельзя верить; мы полагаемся на свое сердце – но и на него не стоит полагаться. Запомните же, ученики: поистине нелегко познать человека!
Это случилось в царстве Сун. У семьи по фамилии Дин не было своего колодца. Когда наступало время полива, один из Динов то и дело уходил со двора. Наконец семья вырыла колодец, и Дины сказали людям:
– Вот выкопали, мы колодец – считайте, получили еще одного человека!
А
– Слыхали, Дины выкопали колодец и получили оттуда еще одного человека.
Россказни эти пошли по всему царству и дошли наконец до сунского царя.
Царь отправил посланца, чтобы тот расспросил самих Динов. Те ответили ему так:
– Не человека из колодца мы получили, а добыли себе лишнего работника!
В царстве Ци жили некие двое похвалявшиеся своей храбростью, один жил у Восточной стены, другой – у Западной. Случайно они встретились на дороге и тут же решили: «Не выпить ли нам вместе?»
Пропустили по нескольку чарок, и вот один из них сказал:
– Не раздобыть ли нам мяса?
Другой ответил:
– Ты из мяса, и я из мяса, к чему же еще куда-то за ним ходить?! – И они купили только подливку.
Потом вынули ножи и стали поедать друг друга; лишь смерть остановила их...
Чем такая храбрость, не лучше ли и вовсе без нее?!
Конфуций как-то остановился в пути на отдых, а лошадь, освободившись от пут, ушла. Она потравила посевы одного селянина, и тот загнал ее к себе.
Цзы Гун [457] вызвался поговорить с ним. Он истощил свое красноречие, но селянин не желал ничего слушать.
457
прозвание Дуаньму Сы, ученика Конфуция, прославившегося своим красноречием
С Конфуцием был еще человек – неотесанный, едва приступивший к учению. Он сказал:
– Дозволь мне пойти поговорить с ним.
Он отправился к селянину и сказал ему:
– Ты у Восточного моря пашешь, а я пашу у Западного. Что же, моей лошади и попробовать твоего хлеба нельзя?!
Селянин широко улыбнулся и ответил:
– Вот это так! Ты меня убедил – не в пример тому, первому.– Отвязал лошадь и отдал ее.
Один житель Чуского царства переправлялся через реку. И его меч свалился с лодки в воду. Сделав зарубку на борту лодки, он сказал: «Вот здесь упал мой меч!»
Как только лодку остановили, он бросился в воду на поиски меча с того места, где была зарубка... Однако лодка уже прошла вперед, а меч-то на дне не двигался...
Разве не глупо разыскивать меч подобным образом!
Река Вэй [458] сильно разлилась, и в ней утонул один чжэньский богач. Некто выловил его труп. Родные богача просили продать им его тело [459] , но тот требовал очень много золота. Тогда обратились к Дэн Си [460] .
458
протекает по территории современной провинции Хэнань, где в древности было расположено царство Чжэн
459
Только выполнив соответствующие похоронные обряды, родные утопленника могли обеспечить ему достойное существование в потустороннем мире, а себя обезопасить от мести неприкаянной души умершего
460
знаменитый мыслитель (VII—VI вв. до н. э.), близкий по своим взглядам к школе «законников», сформировавшийся позднее. Некоторое время находился у власти в царстве Чжэн, где пытался проводить реформы; был убит своими противниками
Дэн Си сказал:
– Не тревожьтесь! Кому еще, кроме вас, он продаст его!
Завладевший телом тоже беспокоился и обратился, в свой черед, к Дэн Си. Дэн Си сказал:
– Не тревожься! Где еще, кроме тебя, они его купят?!
На севере царства Лян [461] стоял Черный холм, где жил бес-оборотень, любивший принимать облик чьего-нибудь родственника.
Некий житель тамошнего села, бывший уже в летах, как-то возвращался с рынка домой под хмельком. Бес тотчас принял облик его сына: вроде бы и поддерживал,
а сам всю дорогу мешал идти!461
царство на территории нынешней провинции Шэньси
Селянин добрался домой протрезвел и обратился к сыну с упреком:
– Разве я тебе не отец, разве я тебя не любил, не оберегал? За что же ты мучал меня по дороге, пьяного?!
Сын его зарыдал, бросился на землю и сказал:
– О, горе! Не было этого! Спросите людей: я ходил на восточный конец села получать долги!
Отец поверил ему и сказал:
– Э-ге!, Наверняка это был тот самый бес-оборотень, про которого я давно уже слышал!
На следующий день он уж нарочно отправился на рынок и напился пьян в надежде повстречать снова беса и убить его. А его сын, опасаясь, что отец не дойдет до дому, вышел его встречать. Селянин увидел сына, выхватил меч и пронзил его. Разум отца был затуманен тем, кто принимал сыновний образ, а своего настоящего сына он убил!
Среди жителей царства Лу был некто Гунсунь Чо, который объявил во всеуслышанье:
– Я могу поставить на ноги мертвого!
Люди стали допытываться о его секрете.
Он же отвечал так:
– Я ведь способен излечивать тех, у кого отнялась половина тела, а ныне у меня двойная порция этого снадобья, следовательно, я в состоянии поднять на ноги мертвеца! ...
«Весны и Осени (то есть летопись.—Б. Р.) Люя», сочинение, составленное учеными из окружения министра Люя Бу-вэя (? – 237 г. до н. э.)
Историческая и повествовательная проза
Сыма Цянь
Из «Исторических записок»
Цюй Юань – ему имя было Пин. Он был сородичем и однофамильцем чуского дома, служил у чуского князя Хуая приближенным «левым докладчиком». Он обладал обширною наслышанностью и начитанностью, память у него была мощная. Он ясно разбирался в вопросах, касающихся государственного благоустройства. Был искусный оратор. Во дворце он с князем обсуждал государственные дела, издавал приказы и указы, а за пределами дверца имел поручение по приему гостей и беседам с приезжавшими удельными князьями. Князь дорожил им как дельным. Один высший чин, вельможа, бывший с ним в одном ранге, соперничал с ним в княжеском благоволении и втайне замышлял против его талантов. Князь Хуан дал Цюй Юаню составить свод государственных законов. Цюй Пин набросал их вчерне, но работу еще не закончил. Этот вельможа ее увидел и захотел присвоить, но Цюй Пин не давал. Тогда тот стал на него возводить клевету, что, мол, когда князь велит Цюй Пину составлять законы, то нет никого в народе, кто бы об этом не узнал, и каждый раз как только какой-нибудь закон выходит, то Пин хвастает своими заслугами: без меня, мол, никто ничего сделать не может. Князь рассердился и удалил от себя Цюй Пина. Цюй Юань был оскорблен, негодовал на то, что князь слушает все неразумно; что клевета закрывает собою тех, кто честен, и кривда губит тех, кто бескорыстен; что тот, кто строго прям, оказался вдруг неприемлем. Тогда он предался печали и весь ушел в себя: сочинил поэму «Лисао» – «Как впал я в беду», это названье, «Как впал я в беду», значит как бы «Как впал я в досаду».
Скажу и я теперь «Что небо значит? Начало оно людей! Что отец и мать? Основа они людей! Когда человек дошел до конца, он снова обращается к основе своей. И вот, когда он в тяготе и страде дошел до усталости крайней, нет случая, чтоб не вопил бы он к небу; иль если он болен и страждет, печален, тоскует, нет случая, чтобы не звал к себе он отца или мать. Цюй Пин шел правой стезею, путем прямоты, исчерпал всю честную душу свою и ум свой использовал весь на службе царю своему. Но клеветник разъединил обоих их, и можно говорить о том, что это было дном паденья. Ведь он был честен и заслуживал доверия, но пострадал от подозренья; служил он с преданной душой, а жертвой стал клеветника... Ну, мог ли он не возмущаться? Поэма Цюй Пина «Лисао» («Как впал я в беду») родилась, конечно, из чувства его возмущения. «Настроенья в уделах» есть книга, которая склонна к любовным мотивам, но блуда в ней нет. «Малые оды» [462] полны возмущений, нападок, но бунта в них нет. Когда ж мы теперь говорим об одах «Впавшего в грусть» («Как впал я в беду»), то можем сказать, что в них достоинства того и другого соединились.
462
«Настроенья в уделах», «Малые оды» – разделы «Книги песен»