Поэзия Марины Цветаевой. Лингвистический аспект

Подход к языку художественной литературы, особенно поэзии, как к сфере реализации потенциальных свойств языка находит сейчас отражение в ряде лингвистических работ по общим и частным вопросам, однако специально эта тема, насколько нам известно, не разрабатывалась. Многочисленные исследования об окказионализмах художественного текста, об архаической лексике и грамматике, о стилистической вариантности, работы по психолингвистике, истории русского литературного языка, исторической лексикологии и стилистике тесно связаны с проблемой изменений в пределах системных возможностей языка. Тем не менее проблема условий и возможных направлений, в которых реализуются языковые потенции, до сих пор не поставлена.

Анализ текстов из произведений Марины Цветаевой, предлагаемый в данной книге, направлен на постановку и частичное решение этой проблемы. Материалом являются в основном стихотворения, поэмы и драматические произведения, опубликованные в сборниках: 1) М. Цветаева. Избранное. М.; Л., 1965; 2) М. Цветаева. Сочинения. Т. 1. М., 1980. Дополнительно привлекаются и другие источники текстов (см. список источников в конце книги).

В работе используются разные методы исследования художественного текста — описание, анализ, интерпретация (см.: Лотман 1982, 13–17) в той мере, в которой они кажутся автору уместными и необходимыми для решения поставленных задач. Анализ затрагивает различные уровни функционирования языковых единиц — фонетический, морфемный, грамматико-морфологический, синтаксический, лексический, однако полное исследование текстов на каждом из уровней в задачу автора не входит. Все уровневые аспекты анализа подчинены семантической интерпретации элементов текста и внутритекстовых связей в соответствии с семантикой произведения и идиостиля М. Цветаевой (о термине идиостиль см.: Григорьев 1983, 4).

Необходимо учесть, что субъективность анализа вытекает из природы самого художественного текста: «Интерпретация — толкование смысла произведения в определенной культурно-исторической ситуации его прочтения. Интерпретация основана на принципиальной „открытости“, многозначности художественного образа, который требует неограниченного множества толкований для полного выявления своей сути и способен к долгой исторической жизни, обогащающей его новыми значениями» (КЛЭ). Такое понимание интерпретации художественного текста непосредственно связано с теорией эстетического значения слова как объективно существующего потенциального значения (Ларин 1974, 35).

О поэзии М. Цветаевой написано уже немало. Первые отклики на публикацию ее произведений принадлежат М. Волошину (1910), В. Брюсову (1911), Н. Гумилеву (1911), М. Шагинян (1911), доброжелательно отмечавших новаторство и смелость Цветаевой в тематике и в языке ее поэзии. В дальнейшем самобытность Цветаевой нередко представлялась ее современникам экстравагантностью, вызывавшей полемику и резкую критику (см.: Мнухин 1979, 1981, 275–305; Кудрова 1981, 151–156). Современному читателю, чей опыт связан с восприятием поэзии В. Маяковского, Н. Заболоцкого, Б. Пастернака, Е. Евтушенко, А. Вознесенского и других поэтов-новаторов, язык поэзии М. Цветаевой оказывается во многом ближе и понятнее, чем ее современникам. В середине 50-х годов появилась статья И. Эренбурга, познакомившая широкого советского читателя с творчеством М. Цветаевой (Эренбург 1956), затем работы В. Орлова (1961, 1965), П. Антокольского (1966). С середины 60-х годов поэзия М. Цветаевой становится широко известной в нашей стране по сборникам, выпущенным в Малой и Большой сериях Библиотеки поэта (1961, 1965), и по многочисленным журнальным публикациям, начинает активно изучаться и литературоведами, и лингвистами.

Из биографических и литературоведческих работ наиболее значительными являются исследования А. С. Эфрон, А. И. Цветаевой, А. А. Саакянц, И. В. Кудровой, Е. Б. Коркиной, М. И. Белкиной, содержащие наблюдения и над языком поэта. Анализ метра и ритма произведений М. Цветаевой осуществили А. Н. Колмогоров (1968) и В. В. Иванов (1968б). Структурно-семантический анализ некоторых текстов содержится в работах Ю. М. Лотмана (1970, 1972), М. Л. Гаспарова (1982). Из собственно лингвистических исследований поэзии и прозы М. Цветаевой наиболее значительны работы О. Г, Ревзиной (1979, 1983 и др.), в центре внимания которой оказываются преимущественно морфолого-синтаксические явления. Для О. Г. Ревзиной характерен также семиотический подход к интерпретации художественного текста. Интересны работы, акцентирующие внимание на какой-либо проблеме, выявляющие характерные языковые особенности поэтического творчества М. Цветаевой. Исследование физика Ю. В. Пухначева (1981) обнаруживает сходство поэтики М. Цветаевой с кинопоэтикой в динамической изобразительности, приемах монтажа, смены планов. Анализ метафоры, метонимии, сравнения М. Цветаевой содержится в работах Н. А. Басилая (1971), Е. А. Некрасовой (1975, 1977), Н. К. Соколовой (1980), исследование звуковой организации стиха — в статье Г. И. Седых (1973). Явление параллелизма как серии замещающих подробностей со смысловыми приращениями в центре внимания Б. М. Джилкибаева (1971, 1984). Семантическим неологизмам (окказионализмам) посвящена кандидатская диссертация Н. К. Шаяхметовой (1979). Структурная членимость слова как принципиально важная категория поэтики М. Цветаевой рассматривается Л. П. Черкасовой (1975). Традиционно-поэтическая символика исследуется в работе Н. К. Соколовой и Л. Ф. Филимоновой (1973), фразеология — Р. Г. Кокеладзе (1973). Деятельность М. Цветаевой как переводчика отражена исследованиями Вяч. Вс. Иванова (1968а), Е. Г. Эткинда (1970б), А. Цыбулевского, Г. Маргвелашвили, В. Левика, А. Б. Ломинадзе, Е. Л. Донской. Различные аспекты языка поэзии М. Цветаевой затрагивают также Л. И. Аронова, Л. М. Богославская, Р. А. Будагов, Н. С. Валгина, С. Н. Варина, В. Н. Голицына, М В Горбаневский. Л. Н. Дедюхина, Ж. Дрогалина, В. Налимов, Н. А. Козина, Р. Курланд, Л. Матус, Н. А. Левашова, К. А. Медведева, 3. Г. Минц, В. А. Мирская, А. Михайлов, Л. Малахевич, С. Е. Мыльникова, Т. Н. Поспелов, И. И. Ревзин, О. Симченко, И. Д. Стрельцова, Л. И. Тимофеев, Н. Д. Фомина, Н. Чурилова (см. список литературы на с. 250).

Из зарубежных исследований наиболее интересны в лингвистическом отношении работы Е. Эткинда (Франция), Е. Фарыно (ПНР), Г. Вытженс (Австрия), И. Бродского (США), Г. Ванечковой (ЧССР).

Как уже говорилось, предлагаемая читателю книга направлена преимущественно на семантический аспект языкового творчества поэта. В ней рассматриваются этимологические поиски М. Цветаевой, контекстуальный синкретизм, система цветообозначений, развитие, значений существительного верста и глагола быть в контексте всего творчества поэта.

ГЛАВА I Этимология в поэзии М. Цветаевой

Внимание поэта к внутренней форме слова[1] и, с разной степенью глубины, к его этимологии связано и с активизацией образных ресурсов языка, и со стремлением к преодолению автоматизма речи, и с поисками этимологического значения как первоисточника смысла. Внимание к этимологии слов составляет человеческую потребность.

Этимология или ее фонетическое подобие (звуковое сходство корней слов) нередко служили основой народных примет и обрядов (Богатырев 1971, 186), во все времена и во всех слоях общества была распространена «народная этимология» (Пауль 1960, 260–264; Кондрашов 1977, и др.). Многие топонимические легенды связаны с этимологией слова или с каламбуром (Гридина 1984). Актуализация этимологических связей слова, а также явления нарочито ложной этимологии (переосмысления) использовались в истории литературных языков как сильное выразительное средство в разных художественных системах, с разным стилистическим заданием. В частности, в русской литературе такие этимологические сближения характеризуют и высокий стиль «плетение словес», свойственный средневековой агиографической литературе, и стилистику скоморошеской речи (Лихачев, Панченко 1976, 26–27).

Различные риторические фигуры, связанные с лексическим, корневым, структурным повтором (этимологическая фигура, анноминация, полимптот, парегменон, хиазм и др.) использовались и используются во всех языках и во всех стилях речи (Береговская 1984, 277–237). Происхождение таких риторических фигур относят к глубокой древности — к ритуальному языку первобытного общества (Фрейденберг 1936).

У Марины Цветаевой этимологизирование, данное непосредственно в контексте художественного произведения, становится средством познания и моделирования мира, обнажая связь формы и содержания в самом языке и вскрывая тем самым механизм деривационных процессов. Характерно, что не только поэзия, но и проза М. Цветаевой, ее критические статьи и письма, и даже ее бытовая речь отражают повышенное внимание к этимологии слов.[2] В настоящее время опубликованы наблюдения над внутренней формой слов в прозе М. Цветаевой (Черкасова 1982; Стрельцова 1984, 31; Ткаченко 1982, 68). Поэтическая этимология рассматривается Е. Эткиндом (1978, 314–316), паронимическая аттракция — О. И. Северской (1988).

В данной главе рассматриваются результаты контекстуального соположения однокоренных в современном русском языке слов, средства и результаты этимологической регенерации (оживления внутренней формы слова), некоторые явления, связанные с «поэтической этимологией» и с паронимической аттракцией в поэтических произведениях М. Цветаевой.

1. КОРНЕВОЙ ПОВТОР

Сближение однокоренных слов в словосочетании, в стихотворной строке, строфе, а также в более крупных, но структурно объединенных контекстах, является одним из проявлений такого универсального и эмоционального по своей природе приема, как повтор. Но из ряда различных повторов корневой повтор выделяется тем, что обнаруживает и актуализирует самое существенное в слове — его корень. Поэтому корневой повтор — это и средство анализа слова в системе его образно-понятийных связей, и средство познания вещей в процессе их называния. А вся поэтика М. Цветаевой строится именно на словесном воплощении акта познания, неразрывно связанном с максимальной экспрессивностью слова. Сама М. Цветаева говорила: «Стоит мне только начать рассказывать человеку то, что я чувствую, как — мгновенно — реплика: „Но ведь это же рассуждение!“» («Земные приметы» — Соч.-2, 311).

Познавательная функция этимологического анализа слов при корневом повторе усилена словообразовательным анализом слова в тех же контекстах, что достигается пересечением ряда однокоренных слов с рядом одноаффиксных. Выделимость аффиксальных морфем и их экспрессивные функции в поэзии М. Цветаевой — одна из самых характерных особенностей ее поэтики (Черкасова, 1975). Лексическая мотивация у М. Цветаевой постоянно сопровождается структурной мотивацией. Большое значение для акта познания в языке поэзии имеет и включение морфемного (в том числе корневого) повтора в систему повторов (а также противопоставлений) фонетических, синтаксических, семантических. Актуализация каждого из языковых элементов в этой системе контекстуальных связей индуктивно порождает расширение и углубление его семантики, в свою очередь требующее воплощения в новых контекстуальных связях, что и составляет важнейший элемент творческого процесса.

Поскольку деэтимологизация, сдерживаемая человеческим стремлением к познанию, происходит медленно, на протяжении веков, степень мотивации слов, т. е. осознания их внутренней формы, может считаться одинаковой и для 10—30-х годов XX века, когда писала М. Цветаева, и для нашего времени — 80-х годов.

С другой стороны, степень осознания этимологической близости многих слов даже в строго синхронном срезе неодинакова для всех носителей языка: в сознании человека, профессионально работающего со словом, этимологические связи слов обычно более глубоки, чем у других носителей языка. Кроме того, творческое отношение писателя к языку обусловливает окказиональную мотивацию — «поэтическую этимологию», а также паронимическую аттракцию, т. е. распространение фонетического сходства на смысловое.