Погодная Война

– Слав, через Ольгинку проедем? Там порыбачим, давно ж хотели.

– Через Ольгинку? Ты издеваешься, да, пап?

– Я не… – замешкался отец. – Мы с тобой же там все детство твое рыбачили. Я что-то не подумал…

– Ладно, пап, не твоя же жена умерла. Твоя вон цветет и пахнет, скоро бота-любовника заведет или зируанца, обычных-то ей мало! Как ее сейчас зовут – Кристал с ударением на «и»? – со злостью огрызнулся он.

– Не смей так говорить про свою мать! – топнул ногой Юрий Степанович и сжал правую руку в кулак.

– Как есть, так и говорю! Всю жизнь гуляла она, а ты терпел!

У отца задрожали губы. Слава нервно вздохнул и спустя несколько секунд тихо сказал:

– Прости, пап… Видишь, я какой… На себя не похож. В Ольгинке хорошо, да и безопасно, бухта же все-таки, вдруг повезет.

Он нехотя стал собирать остальные вещи. Москва была практически в шаговой доступности от Сочи, учитывая скоростные частные поезда.

В дверь постучали. Юрий Степанович открыл. Перед ним стоял Виктор Петрович Сарафан, майор ВКИ, живший с ними по соседству.

– Здравствуйте, Виктор Петрович. Вы сегодня при исполнении?

– Здравствуйте, – спокойно сказал Виктор. – Я теперь еще долго при исполнении буду. Война началась. Назвали погодной.

– Погодная, оно и верно, – сказал Юрий Степанович и продолжил складывать Ромины вещи в универсальный рюкзак.

– А где Ольга? – поинтересовался Виктор.

Юрий Степанович замялся, а из комнаты выбежал Рома и прокричал:

– Здравствуйте, Виктор Петрович! Мамы нет, она еще с работы не пришла. Папа и деда не знают, когда она придет.

Виктор резко посмотрел на Юрия Степановича. Тот отрицательно замотал головой, у него заслезились глаза, и он суетливой походкой ушел на балкон. Там он попытался прикурить электронную сигарету, а Слава все что-то бубнил себе под нос. Тогда Виктор подошел к Роме, взял его на руки, прошел с ним в детскую, сел на кровать в форме ракеты и посадил Рому к себе на колени.

– Я тебе сейчас кое-что скажу, а ты мне пообещай не плакать, – прошептал он. – Договорились?

Рома покивал.

– Твоему папе сейчас очень-очень грустно, ты за ним следи. Следи, чтобы он кушал хорошо, спал много, в общем, стань для него папой, хорошо?

– Мама больше не вернется ведь, да? – тихо сказал Рома. Виктор его обнял крепко-крепко и сказал:

– Вы с ней обязательно встретитесь когда-нибудь, я тебе обещаю.

Из включенного окна был виден город. Виктор смотрел на полыхающее вдалеке здание и черный дым на светло-голубом небе. Рома прижался к Виктору и тихонечко всхлипнул. Он уткнулся в китель, а Виктор стал слегка раскачиваться и что-то напевать, мальчик по привычке начал засыпать, и тут Виктор пришел в себя. Он усадил ребенка рядом с собой и улыбнулся.

– Смотри, что у меня есть, – достал он из-за пазухи сложенную шапочку из фольги, но не самодельную, покрепче той, что смастерил Слава. – Стратегический запас, – театрально кивнул он. – Иди деду покажи.

Рома прошел на балкон к дедушке. Тот, казалось, замер от удивления. Тогда Рома вытянул шею и встал на цыпочки – теперь ему стало понятно, на что смотрит дед. Москва рассыпалась на части. Разваливалась по кусочкам, как будто ее съедали изнутри огромные вирусные программы. Здание здесь, дом там, дорогу вдалеке. Люди в панике кричали, дорны беспорядочно парили в воздухе, где-то в полутора метрах от него шел дождь, а вдалеке виднелся зависший торнадо. Дед стоял спокойно. Он смотрел то на одно разрушенное здание, то на другое. Торнадо был далеко и уже сутки вроде как оставался на одном месте. На него уже никто не обращал внимания. А вот дождь… Дождь шел кусками повсюду. Люди промокали мгновенно, не успевая высохнуть.

– Вам помочь с убежищем? – передал Виктор консервы Славе.

– Нет, мои транспорт пришлют, спасибо, – уверенно сказал он и кинул какой-то прибор в Виктора. Тот поймал.

– Что это?

– Захвати, новая разработка, не поступали они еще к вам, я проверял. Смотри, нажимаешь сюда, – и Слава нажал комбинацию кнопок на приборной панели устройства, – прикладываешь палец, лучше большой, так держать удобнее, – и он бесцеремонно взял большой палец Виктора и приложил к сенсору. Сенсор не отреагировал. Высветилось: «Повторите процедуру кодирования. Не распознана ДНК». Виктор не подал виду, он ждал, что будет делать Слава дальше. Тот потряс прибор, обнулил данные и повторил всю процедуру заново. Нет реакции.

– Дома попробуй, жми вот сюда и еще на вот эти две, – давал инструкции климатолог. – Потом палец большой приложишь, и прибор тебя запомнит. Работает со сбоями пока что, настройки не все на нем, ну, что есть, – виновато пожал плечами Слава. – Погоду предсказывает, не спрашивай, как у нас это все оказалось, расскажу – вы же за мной и придете, – и нелепо улыбнулся первый раз со смерти Ольги.

– Спасибо, Слав, пойду пробовать.

– Не за что, «интервент», – пожал руку Виктору Слава. Виктор скупо улыбнулся. Ему явно не нравилось прозвище, которым его все время называл сосед, но доля правды в этом была. Служба в Войсках Космической Интервенции давала Славе такое право.

Виктор ушел. Вещи были собраны, а маленький Рома был полон сил бороться с зируанцами и следить за папой по наставлению самого смелого в его глазах человека, который посвятил всего себя службе в ВКИ.

Наконец прибыл рабочий транспорт. Стрекоза зависла в воздухе. С вертолета выдвинулась небольшая металлическая дорожка и закрепилась на краю балкона. Вячеслав метко швырнул туда сумки, а маленький Рома радостно запрыгнул на заднее сиденье с криком «Ура! На море!» и принялся смотреть в окно. Впереди их ждал долгий путь до НИИ.

Глава вторая. Сталкеры

Семья – это то, что делает нас уязвимее. Отношения родителей всегда отражаются на характерах детей, и если родители в силу разных обстоятельств со временем становятся друг другу чужими, то дети, сколько бы им ни было лет, воспринимают маму и папу как «мамапапу», то есть как единое целое. И эти дети – то, что связывает двух, по сути, чужих людей на всю жизнь. Пусть у папы своя жизнь и у мамы своя, но для детей это не имеет значения. Потому что, когда их родители встречаются, это так же естественно, как восход солнца или желание утолить жажду в жару. Это касается только таких детей, родители которых какое-то время жили вместе и дети успели застать их счастливую семейную жизнь.

А вот что с теми семьями, где был один родитель? Здесь дела обстоят совершенно иначе. Естественность здесь другая. Здесь вполне естественно видеть, как мама прибивает гвоздь и чинит мебель или как папа моет полы и готовит борщ. В таком случае родственником дорожишь сильнее, потому что, кроме него, у тебя никого нет. Так и выходит, что семья становится болевой точкой, нажимая на которую, можно добиться от человека всего, чего ни пожелаешь. Такова наша природа. Мы социальные хищники.

***