Погоня за наживой
Шрифт:
— С какой же стати! Я только и говорил об этом с одним губернатором, но если б вы меня предупредили...
— У... эх! — почесал за ухом Бурченко.
— Вы находите, что и это напрасно?
— Как бы вам это сказать? По-моему... Ну, а что ж вам говорил губернатор-то?
— Весьма одобрительно отнесся, весьма одобрительно, и, знаете ли?
Лопатин с торжествующим видом посмотрел на малоросса и приподнял палец кверху.
— Обещал даже, в случае надобности, вооруженное содействие!
— Вот этого-то я и боялся! — вторично принялся чесать за ухом Бурченко.
— Но, согласитесь сами, — вмешался
— Цель моя такова, что мы должны стараться избежать этой надобности, во чтобы то ни стало. Только один путь к успеху — это убедить туземцев в очевидной выгоде для них быть нашими союзниками, заставить их свыкнуться с той мыслью, что их денежные интересы, — а они до них крайне падки, — совершенно зависят от них; тогда они, кроме той помощи, которую окажут нам, предложив в наше распоряжение свои рабочие руки, так усердно будут оберегать целость наших голов, что нам никакого вооруженного содействия и не понадобится. Вот положение, в котором мы должны находиться; иначе и эта наша попытка подойдет под категорию всех прежних, так называемых казенных, окончившихся большим или меньшим фиаско!
Бурченко говорил резко, с каким-то озлоблением. Уж очень его взбудоражило это «вооруженное содействие!»
— Как хотите, батюшка, как хотите! — развел руками Иван Илларионович. — Я все уже предоставлю вам; с моей же стороны только полнейшая готовность содействовать вам деньгами, и для начала...
Он поднялся со стула и направился было к дверям.
— Вот тут подробный счет, что мне надо на первый раз! — подал ему Бурченко сложенный листок бумаги.
— Прекрасно-с!
Лопатин бегло просмотрел счет. «Умеренно», — подумал он.
— А как скоро полагаете отъехать?
— Чем скорее, тем лучше; я полагаю, дня через три!
— Они тоже едут вместе с вами? Господин Ледоколов, вы тоже?..
— Вместе! — произнес Бурченко.
— Если что-нибудь не задержит! — почти одновременно произнес Ледоколов.
— Что же может задержать? Я полагаю, ничего задержать не может! — Лопатин подозрительно взглянул на гостя.
Тот прислушивался к чему-то, к какому-то странному шелесту в соседней комнате; Бурченко молча копался в своем портфеле.
— Ну-с, каково вам в дороге показалось? Вы еще в первый раз были в таком продолжительном пути-с? — ни с того, ни с сего спросил Лопатин, а сам подумал: «Дай-ка я поразговорюсь с ним: может быть, еще и нет особенной опасности».
— Благодарю вас! Путешествием своим я остался как нельзя более доволен; оно было так интересно и разнообразно, благодаря его спутничеству (Ледоколов указал на своего товарища). Я видел так много нового...
— Ну, это, впрочем, первая половина дороги, — вмешался Бурченко, — а вторая половина, та, я думаю, была еще интереснее?
— Что же так-с? — спросил Лопатин и почувствовал себя как-то неловко.
— На пароходе я тоже встретил, случайно, такое прекрасное общество: госпожа Брозе с дочерью...
— Родственницы мои, очень близкие родственницы! — перебил Иван Илларионович. — Так вы все время находились с ними?
— Да, всю остальную дорогу!
Ледоколов чувствовал, как краска ударила ему в лицо.
— Фридерика Казимировна много говорила мне об вас... и, я со
своей стороны, должен поблагодарить вас за все, — да-с, за все-с... — Лопатин никак не мог подобрать подходящее слово, за что это ему следовало поблагодарить своего гостя.«Ишь, как покраснел, бестия! — подумал он, пристально глядя ему в глаза. — Э-эх, нечисто, кажется, дело»...
— Madame Брозе женщина весьма достойная... — окончательно смутился Ледоколов, и со злостью, которая слишком уж заметна была в каждом его движении, поднялся со стула.
— Ну-с, так не будем напрасно отнимать у вас времени! — тоже поспешил подняться Бурченко.
— Мое почтение-с... — начал было Лопатин, но вдруг вздрогнул и остановился.
— Они уходят! — ясно послышался за дверями голос Адели.
— Адочка! — также послышался умоляющий голос Фридерики Казимировны.
«Здесь! Да каким же это образом? Что же это такое?» — пробегало у него в голове.
Он совсем растерялся и не заметил протянутой к нему руки Бурченко, которую тот, подержав минуту на воздухе, улыбнувшись, спрятал в боковой карман. Он видел только Ледоколова, стремительно бросившегося к дверям.
Движение это, впрочем, было весьма естественное: аудиенция кончилась, они попрощались и должны были уходить; другой двери из комнаты, где они сидели, не было...
— Иван Илларионович, мы вам не мешаем? — кокетливо произнесла Адель, появившись в отворенных настежь дверях.
За ней виднелось полное, слегка смущенное лицо Фридерики Казимировны и ее пухлая рука, бойко делавшая Лопатину какие-то знаки.
— Мы уже кончили! — раскланялся Бурченко и хотел пройти мимо.
Адель, кошечкой, самой шаловливой, ласковой кошечкой, подбежала к Лопатину и наивно принялась теребить борт его парусинового пальто.
— А мы в саду гуляли! — говорила она. — Мы прошли через двор и оттуда в маленькую калиточку, — там есть такая маленькая-маленькая калиточка; — я проскочила легко, а мама — ха-ха-ха! Мама чуть-чуть не завязла!
— Какая ты болтушка, Ада! — бормотала Фридерика Казимировна. — В твои лета и так шалить!..
— Как в мои лета? — удивилась Адель. — Ведь ты же говорила, что тебе тридцать пять; ты вышла замуж двадцати — значит, мне только... ха-ха-ха! — колокольчиком залилась Адель, сообразив результат своего вычисления.
— Ребенок! — томно произнесла маменька.
— А мы видели вас в саду, — обратилась Адель к Бурченко. — Ну, как вы доехали? Вы прежде нас приехали в Козалы? И охота вам была ехать в этом поганом экипаже — ах, как он надоел нам! Зато на пароходе как было весело!.. Здравствуйте, Ледоколов; мы вас тоже видели... я даже вам махнула платком. А вы посмотрели, постояли на террасе и ушли... Мы ведь с вами уже три дня как не видались...
— И эти три долгих дня... — начал было Ледоколов, но Адель не дала ему кончить.
— Вы уже наговорились о делах; мы так и думали, когда шли сюда. Вечер такой прекрасный! Мы будем пить чай вместе, у нас. Надеюсь, что я имею на это право?
Она посмотрела через плечо на Лопатина таким задорным, вызывающим взглядом.
— Гм, гм... и прекрасно! — впору спохватился Иван Илларионович. — После сядем в преферанс или ералаш. Вас двое, я и Фридерика Казимировна...
— Этот вечер у меня может быть свободным! — равнодушно произнес Бурченко.