Погоня за ястребиным глазом . Судьба генерала Мажорова

Всю ночь английская авиация бомбила корабли, и тем не менее им удалось добраться до немецкого порта, так и не встретившись с британскими военно-морскими силами.

Следует подчеркнуть, что помехи успешно применяли не только немцы. Летом 1943 года при налете на Гамбург англичане использовали так называемые дипольные отражатели — полоски алюминиевой фольги, которые в нужное время выбрасывались из бомболюка самолета. Немецкие радиолокаторщики метко назвали эти отражатели «кислой капустой». И действительно, когда выброшенные пачки фольги лопались, в воздухе появлялось облако из отражателей, которое «забивало» экраны РЛС.

Это, собственно, и случилось поздно вечером 24 июня. Немецкие станции дальнего обнаружения засекли над Северным морем английские бомбардировщики, направлявшиеся в сторону Гельголандской бухты. Как только самолеты вошли в зону действия РЛС, в воздух были сброшены пачки диполей. Операторы увидели на экранах множество отметок. Вся система ПВО вышла из строя — невозможно было направлять ночную авиацию, руководить огнем зениток. Гамбург подвергся массированной бомбардировке, и последствия для города были очень тяжелыми.

Говорят, Гитлер сильно возмущался, мол, каким незатейливым способом англичане вывели из строя его систему РЛС. Всего лишь какие-то полоски фольги!

На заключительном этапе войны при высадке в Нормандии, англо-американские войска также широко использовали помехи для успешного проведения десантной операции.

Во время перехода десанта через пролив Ламанш и высадки его штурмового эшелона на побережье Нормандии в ночь на 6 июня, была проведена демонстрация подготовки к высадке десанта в районах Булонь и Кале. Специально подготовленные корабли и самолеты, действуя перед фронтом, демонстрировали активную работу корабельных и бортовых самолетных радио и радиолокационных станций. Этим самым они старались убедить фашистов, что высадка осуществится именно на побережье в районе Па-де-Кале.

Выделенные самолеты ставили активные радиопомехи, сбрасывали металлизированные ленты фольги для введение в заблуждение операторов немецких РЛС. Корабли также выпускали ракеты, начиненные металлизированной лентой.

Именно развитие помеховых систем вернуло боеспособность авиации, которая в начале 70-х годов прошлого столетия несла огромные потери от ударов зенитных управляемых ракет. Но это будет потом. А пока, в середине 50-х, научно-исследовательский радиотехнический институт под руководством адмирала Акселя Берга являлся единственным, который вел разработку подобной тематики. К этому времени в НИИ уже создали станцию радиотехнической разведки СРС-1 в авиационном варианте. Она устанавливалась на борту самолета и могла определить частоту работы радиолокационной станции, длительность ее импульсов и направление на РЛС. В комплексе с ней работала помеховая станция СПС-1.

Ученые института разработали также наземную станцию разведки и помех «Альфа». Она противодействовала радиолокаторам бомбоприцелов самолетов противника.

Вот, собственно, и все, чем был богат институт в те годы. Правда, следует отметить, что к времени прихода майора Мажорова в НИИ начались работы по созданию радиолокаторов с быстрой перестройкой частоты. Такие радиолокаторы рассматривались, как средство защиты от помех. В их лаборатории № 18 группа конструкторов — Борис Юдковский, Михаил Троицкий и Сергей Чувилысин создавали бортовую воздушную станцию «Силикат». В развитии «Альфы» разрабатывалась более мощная наземная станция с несколькими передатчиками. Она получила наименование «Бетта».

Над ней трудился Иосиф Альтман. Однако пока эти станции не могли эффективно противостоять локаторам с быстрой перестройкой частоты.

До приглашения к Брахману Мажоров успел побывать на так называемом научно-техническом семинаре на станции «Бетта». В большом зале собрался ведущий конструкторский состав трех лабораторий, всего человек тридцать. Докладывал Альтман. Он говорил о технических проблемах разработки приемников и о том, как собирается их решить.

Прослушав доклад, Юрий с удовольствием отметил, что он все понял, и даже готов был предложить кое-что свое. Но в последний момент благоразумно промолчал.

…В конце разговора Брахман предложил Мажорову заняться переделкой передатчика непрерывных шумовых помех «Натрий». Он хотел, чтобы «Натрий» стал передатчиком импульсных помех. Почему Теодор Рубенович поручил сделать это Мажорову, а не самим разработчикам «Натрия», так и осталось загадкой. Тогда Юрий не отважился спросить, а Брахман не открыл своей задумки. Впрочем, было весьма лестно осознавать, что первую конструкторскую задачу перед ним поставил не начальник лаборатории, а лично главный инженер института Брахман.

Юрий с удовольствием взялся за работу. Все продумал, взвесил, определил список необходимых приборов и оборудования и бросился в бюро, которое возглавлял Вадим Дьяконов.

Начальник бюро прочел список и с сарказмом спросил:

— Майор, вам больше ничего не надо? Мажоров удивленно заморгал.

— Ну, списочек маловат.

Дьяконов выдержал паузу и вполне серьезно сказал:

— Из того, что вы хотите, у меня ничего нет. Вот только старые приборы, которые до войны принадлежали фирме «Телефункен».

Юрий стал возражать. Дьяконов больше не сказал ни слова, он нагнулся, достал из-под стола табличку и поставил ее перед Мажоровым. На ней было написано: «Изложил свое дело? А теперь убирайся!»

Пришлось брать, что предлагали. Кое-что из старых приборов «Телефункена» удалось использовать, но недоставало очень важного прибора — импульсного осциллографа. А без него как без рук.

Правда, через некоторое время Дьяконов смилостивился и вытащил из загашников новенький осциллограф.

Для успешной работы не хватало то одного, то другого. Приходилось что-то придумывать самому, как-то изворачиваться, искать, конструировать. После переделки, когда передатчик, наконец, стал работать в импульсном режиме, встал ребром вопрос об импульсной мощности. Не зная этого — нельзя идти дальше. Но импульсного измерителя мощности добыть не удалось. Пришлось провести эксперимент. Высокочастотный кабель Мажоров погружал в стеклянный сосуд. Наклон кабеля обеспечивал волновое сопротивление. В воду ставил термометр, включал передатчик и начинал наблюдать за нагревом воды. Затем, зная объем воды, начальную и конечную температуру, время на нагрев, вычислял среднюю мощность. Потом определял импульсную мощность.

Подобных ухищрений приходилось придумывать великое множество. Все ведь от бедности нашей. Но важно было другое — работа по переделке «Натрия» шла успешно и вскоре завершилась. Свое первое конструкторское задание майор Юрий Мажоров выполнил.

«ТАК Я ВОШЕЛ В НАУКУ…»

В декабре 1954 года в семье Мажоровых родилась дочь. Ее назвали Ларисой, Ларочкой. Юрий был на седьмом небе от счастья. Исполнилась его мечта. Теперь у них был не только сын, но и дочь.

Жили они на съемной квартире, и хотя с хозяевами у них складывались добрые отношения, видимо, те стали уставать от семьи Мажоровых. Лариса росла спокойным, некрикливым ребенком, тем не менее двое маленьких детей приносили немало шума и хлопот. Хозяйка, Елена Ивановна, стала намекать, мол, ее дочь Вера собирается разводиться с мужем и переезжать обратно к отцу с матерью, а хозяин Николай Иванович рассказывал о том, что скоро их дом и вовсе будут сносить, поскольку здесь начинается большое строительство.