Погост (сборник рассказов)

– Нет. – Голос звучал хрипло, словно его иссушала царящая вокруг жара. – Мне нужно укрыться от солнца.

Я озадаченно уставилась на него:

– Тогда почему просто не пойдете в сарай? – и показала пальцем на ветхую постройку. Правда, никто, кроме меня, этого не видел.

Человек повернулся ко мне, и я впервые увидела его глаза, прикрытые ладонью. Таких я никогда в жизни не встречала. Словно из расплавленного серебра. Они напоминали мне о блестящих металлических инструментах, которые я видела в кабинете у врача, и вызывали такие же эмоции – болезненную ностальгию вперемешку с любопытством и искренним беспокойством.

– А может, - угрожающе начал он, - я вампир и не могу выйти на омерзительный солнечный свет.

Я фыркнула так, как умеют только пятилетние:

– Мама говорит, никаких вампиров не существует. К тому же вы слишком ленивый, чтобы оказаться вампиром. Вампиры быстрые и сильные и не чахнут днями в тени.

В жизни каждой девочки бывают моменты поразительной ясности. Моменты, когда приходит озарение. Сильно, больно и доходчиво. Все равно что стукнуть по пальцу молотком и только потом подумать об осторожности. Вот и сейчас я вдруг остро поняла, что мама, наверное, была права: дайте мне шанс, и я буду спорить даже с фонарным столбом.

Человек откинул назад голову, совершенно измотанный усилиями, которые пришлось приложить, чтобы взглянуть на меня.

– Солнце встает быстро, и иногда я не успеваю его опередить. Скоро оно обогнет горизонт. И принесет мне смерть.

Он говорил красиво, гладко, завораживающе. Совсем не так, как говорят все наши здешние знакомые. Но его слова все равно казались какими-то… необычными. Странными. Словно в каждом звуке сквозило безнадежное отчаяние.

– Сейчас вернусь! – крикнула я и со всех ног помчалась к сараю.

Наверняка там найдется хоть что-нибудь, чем можно прикрыться от неумолимого солнца. Первое, что попалось на глаза, – большущий отрез брезента, которым мы когда-то накрывали наш старенький синенький «плимут». Уж вампира-то таким точно можно укрыть. Однако отрез оказался слишком большим и тяжелым, и у меня ушло несколько драгоценных минут, чтобы дотащить его от замка до кареты. К тому же к брезенту цеплялось все, что попадалось на пути. Колючки, веточки, кузнечики, муравьи…

Когда я вернулась, солнце подобралось совсем близко. Моему новому знакомому пришлось все остатки сил потратить на то, чтобы слиться с колесом и остаться за границей несправедливо быстро тающей тени. Я укрыла его брезентом, а через секунду случилось именно то, о чем он говорил. Солнце обогнуло горизонт, тень от колеса нырнула внутрь самой себя и исчезла.

Я затаила дыхание и стала ждать. Ничего. Подождав еще чуть-чуть, я рискнула снова проверить, жив ли он. На этот раз без палки. Присев рядом, я робко положила на брезент руку.

– Вы там как? Дышать можете?

Несколько долгих секунд ничего не происходило, а потом он, кажется, перевернулся на спину, стараясь оставаться под защитой толстой ткани, и прошептал:

– Ох, бусинка, с чего ты взяла, что вампиры дышат?

Значит, у меня все получилось! Я захихикала и утешительно погладила брезент. Так гладят голодную бродячую собаку, которую только что покормили. Как будто собаке утешения нужны больше еды.

– Нужно попробовать добраться до сарая. Ты мне поможешь, малышка? – попросил человек.

Я оглянулась на сарай, который стоял, казалось, за тридевять земель.

– Постараюсь, - отозвалась я полным сомнений голосом.

И все-таки мы отправились в долгий и тернистый путь. Нам пришлось бороться с солнцем, с тяжестью брезента, преодолевать невыразимую слабость взрослого человека и неуклюжесть пятилетнего ребенка.

Добравшись наконец до сарая, я убрала мусор из дальнего угла, и мой знакомый забрался туда, вздохнув от облегчения, когда его обступила прохладная тень. Пока он снимал с себя брезент, я прикинулась статуей. Мои глаза не видели ничего, кроме находившегося передо мной человека. От предвкушения я сжала руки в кулаки, а когда толстая ткань упала на пол, затаила дыхание. Он был потрясающим! Я восхищенно глазела на него, а серебристые глаза смотрели на меня в ответ. Черты смягчила благодарная улыбка. Его лицо было таким же прекрасным, как и его речь.

Я подпрыгнула, когда в мысли ворвался мамин голос, разбив на осколки прекрасный момент:

– Эмили! Эмили Дон! Где тебя носит?!

Я разочарованно закатила глаза:

– Это мама. И она назвала меня двумя именами из трех. Мне пора.

Я отвернулась и уже собиралась убежать, как вдруг он схватил меня за руку и потянул обратно в тень. Стояла удушающая жара, но его пальцы оказались холодными и приятными на ощупь. И мне ни капельки не было страшно.

Силы как будто снова его покинули, и ему стоило немалого труда просто оставаться в сознании.

– Прошу тебя, никому не рассказывай.

Вдруг захотев оказаться поближе, я наклонилась, словно предлагая вонзить в меня зубы, и зашептала прямо ему в ухо:

– Обещаю. Никому ни слова не скажу. Ты будешь моим секретом.

Он подмигнул мне сияющими глазами, сжал напоследок руку, уткнулся в брезент и провалился в забвение. Несколько секунд я ошеломленно стояла, впитывая каждую его черточку, а потом развернулась и выскочила из сарая. Если мама окажется слишком близко, то найдет его. Найдет мой секрет.

Я бежала по пастбищу, унося с собой удивительный восторг, словно только что нашла сокровище, и ветер донес до меня тихий голос:

– Спасибо, Эмили Дон.

Я остановилась и обернулась, щурясь от яркого солнца. Но в ответ на меня глядели только выжженная земля, всеми забытый трактор и одинокий сарай, который давным-давно пора покрасить.

В оглушительной тишине

Глухой. Всего шесть букв, как и во многих других словах. Но именно от этого слова давило в груди, и пекло глаза. Предельно понятное и в то же время совершенно чуждое. Разве может быть мой прекрасный, мой идеальный ребенок глухим?

Помню стулья в кабинете врача, обитые синим кожзамом. Блестящие серебристые инструменты. Искусственные цвета, в которые окрашивали все вокруг лампы дневного света над головой. А еще помню тишину, повисшую сразу после слов доктора и растянувшуюся в целую вечность вопросов, отговорок и сомнений.

Годы спустя мой старший сын Джерден, все такой же прекрасный, идеальный и – да! – Глухой, ошеломленно сидел передо мной в полной тишине. Я его понимала. Потому что сама уже испытала, что такое парализующее недоумение.

– Кейси слышит, - «прошептала» я руками.

По глазам Джердена было видно, как трудно ему осознать смысл моих слов, как тяжело смириться со всем, что они подразумевают.

– Но ведь он родился глухим, как и я, правда?

– Нет, - с трудом сказала я, - он слышит с рождения.

От новостей о том, что трехлетний брат слышит и всегда слышал, маленькие бровки недоуменно сошлись над переносицей.

– А я родился глухим?

– Да.

Глаза моего семилетнего сына наполнились слезами, отчего стали еще синее. У меня разрывалось сердце. Не потому, что он глухой. Это никогда не было для меня источником боли. А потому, что Джерден не знал, что Кейси не такой, как он.