Погранец

– И где мама?

– Через неделю погибла, на дороге, когда нас самолётами… - я опустил голову.

Те вздохнули, у них тоже были свои трагедии, те не спешили ими делится, но и меня прекратили расспрашивать, а дивчина, передав винтовку напарнику, повела в лагерь. Это было доверие, я оценил.

– У тебя патроны есть?
– спросила та.

– Один патрон – один поцелуй, - сразу отреагировал я.

Та хохотнула от неожиданности, а потом возмущённо повернулась ко мне, остановившись. Да ещё руки в бока пальто упёрла с видом сварливой жены. Видать подсмотрела у кого-то:

– А ты не слишком мал?! Поцелуи ему.

– Мал золотник, да дорог. Ты ещё не знаешь, как я целуюсь.

– И знать не хочу.

Мы пошли дальше, та ехидно на меня поглядывала - и всё же спросила:

– А патронов-то хватит?

– Губы заболят. Месяц будешь без перерыва расплачиваться.

– Ох и хвастун. Патронов с собой сколько?

– С собой да, есть, тринадцать патронов, больше и не надо, я обычно стреляю и бегу. И я не мажу, всегда попадаю. Если не попаду, вижу это, то просто не стреляю.

– И много немцев убил?

– Много, двести будет.

Тут и мы и пришли в лагерь. Полуземлянки наспех оборудованы, кое-где вообще шалаши из елового лапника, утеплённые брикетами снега увидел, видать жили как эскимосы. И много гражданских, женщины, дети. Те начали собираться к нам, с любопытством изучая меня. Страшим среди деревенских оказался старик с седой бородой, тот представился как старший унтер-офицер пехотного полка, бывший, понятное дело, не в запасе, государство развалилось. Но две награды имел. Два Георгия, что носил гордо и открыто. Было чему гордится. Поначалу тот грозно глянул на дивчину, мол, почему оружие не забрали, та засмущалась и стала смотреть под ноги. Дальше тот представился и спросил:

– Кто таков?

– Терентий Грек. По прозвищу Решала. Сирота, девять лет, вот в феврале было. Ищу партизан.

– Ищешь? Зачем они тебе?

– А что, мы тут говорить будем?
– указал я на плотную толпу, что нас окружила.

Кстати, осмотрелось это довольно морально подавляюще. Всё белым бело, пусть снег и ноздреватый, таял, тёмные деревья и тёмные одежды гражданских навевали тоску, но я так понял, другой у них не было, да и эта тоже потрёпана, если не рванина. Несколько человек видимо тёплую одежду не имели, выскочили из землянок и притоптывая слушали нас, выдыхая пар.

– У меня нет секрета от наших, мы одна семья.

Тут было около сотни человек взрослых, может чуть больше. Детей полсотни. Дети часто перемещались, протискиваясь между ног старших жителей, точно не скажу.

– Тогда врать или юлить не буду, правду скажу. Я награду хочу получить, поэтому к партизанам иду.

– Просто получить?
– как-то тот не понял даже.

– Заработать. Смотрите, когда немцы убили мою маму, до зимы жил в бункере, с тремя ранеными бойцами. Танкистом, пограничником и киномехаником, и они меня всему обучили, а как вылечились пошли наших нагонять. Весной сорок второго это было. Я начал охоту на немцев, особенно у аэродромов, в лётчиков стрелял. Они папу в первый день войны убили, бомбили его, и маму, на дороге, тут недалеко. Сейчас я уже убил двести немцев, ну и других, что за них воюют. Испанцы были и французы. Двести шесть, если быть точным. А война закончится, там ветеранам войны будут льготы, без очереди пускать. Я заслужил это? Заслужил. Я не буду требовать за то, что уже сделал, было и было, доказать всё равно не смогу. Я сделаю проще, попрошу командира отряда дать мне особое задание, что я выполню за награду. Я, например, могу всё достать, припасы, одежду, оружие и боеприпасы. В бой тоже смогу, я хороший стрелок. Но не думаю, что командиру партизанского отряда нужен ещё один боец. А вот Решала, что может решить любую проблему, ему пригодится. А достать припасы в военное время, это тоже тяжёлая работа. Договоримся с командиром отряда. А с наградой - я уже ветеран, она подтверждает. Я за родителей уже отомстил, по сотне за каждого, можно не одному жить, а то устал в одиночестве, год уже, вот и ищу отряд.

– Какой продуманный малец, - пробормотал кто-то из толпы, причём мужской голос, хотя вокруг в основном женщины и старухи были.

– Говоришь всё достать можешь?
– потребил старик бороду.
– А нам сможешь?

– Решим вопрос, - кивнул я.

– Если поможешь, голодно у нас, подъели запасы грибов и что на огородах накопали, кору едим, я тебя лично познакомлю с командиром партизанского отряда «Белорусский мститель». Помогу в отряд записаться.

– О, товарищ унтер-офицер, да с вами дружить нужно? Договорились. Тут не далеко схрон есть, там зерно, попорчено, три года лежит, но думаю можно просушить и использовать. Ещё дам цинк патронов, ну и… м-м-м… ещё жилой схрон, под землёй, двадцать человек жить смогут. Там печка и нары. Я там как-то месяц прожил, а так обычно путешествую. Сейчас вот с Украины пришёл. Мамину могилу навестил.

– Сколько зерна?

– Я когда полицая связанного допрашивал, летом прошлого года, он сказал что много. Это всё что знаю. Я нашёл схрон, сверху глянул, спускаться не стал, и закрыл.

– Самолёт слышал? Летал вчера вечером.

– Слышал. Даже видел. Немецкий лёгкий разведчик. Крутился над лесом, думаю искал кого-то.

– Вот и мы видели. Уходим, собираемся. Видел германец костры. Как бы егеря не пришли, или каратели. Хотя каратели в лес не пойдут, боятся они леса, даже сейчас, а вот егеря не боятся. Идём, поговорим.

Мы отошли о толпы, и спустились в землянку. Пахло тут конечно не розами, дымом, грязными телами. Тот ещё запашок. Лучина горела. Я осмотрелся. Интересно сделано, в центре выложенный из валунов открытый очаг, дым в дыру в крыше уходит. С двух сторон двухуровневые нары. Человек шестнадцать тут жить смогут. На каждом уровне на четверых полати. Бывший унтер сел за склоченный из брёвен стол, и поправив лучину, посмотрел на меня. Рядом со мной сел мужчина, лет тридцати, инвалид без ноги, с костылём. Это его голос из толпы я слышал. У этой же стены кроме стола ещё запас дров и хвороста собран.

– Что вы на меня так смотрите?
– через минуту молчания, спросил я.

– Одежда нужна, много что деревне нужно, - наконец ответил старик.

– И?
– поторопил я того.

– Чего тебе у партизан делать? Оставайся с нами.

– Нет уж, я хочу стать ветераном войны, я им стану.

– Погоди Гаврилыч, - остановил главу поселения, тот инвалид.
– Ты сначала зерно получи, патроны, вон пусть схрон жилой покажет, тогда и можно уговаривать остаться. Сам знаешь какие мальчишки брехуны.

– Действительно, чего это я?
– старик даже смутился, но быстро пришёл в себя и спросил.
– Как далеко схроны?

– Километров двадцать пять будет. В сторону трассы на Минск.

– Две лесные дороги пересекать, - сразу определил тот.
– А по ним бывает полицаи ездят, за данью в деревни.

– Не ездят уже. Отвадили наши парни из партизан, - поправил его инвалид. Он точно бывший военный, повадки выдают.

– Отправим с ними нашу молодёжь и Матрёну за старшую. Посмотрят, что там есть. Мешки на всякий случай пусть возьмут.

– И лопату, железная нужна, снег и лёд долбить чтобы открыть люки, -подсказал я.

– Лом возьмут, - кивнул тот.

Вроде обговорили всё быстро, но вышли только через два часа. Сам лагерь деревенские уже покидали, грузили скарб в волокуши и сани, лошадей не было, съели за зиму, сами запрягались. И со мной два десятка парней и девчат, коими командовала монументальная бабища, с командным голосом и повадками фельдфебеля. Её, по-моему, и старик боялся. Двое больших деревенских санок взяли, и двинули. Дороги приходили осторожно, убедившись, что рядом никого. Только к пяти дня мы добрались к ближайшему схрону. К тому моменту уже час как стемнело. Сразу к делу приступили, двумя лопатами очищали снег, ещё двумя пехотными, долбили, как и ломом. То, что что-то есть, те видели, удары глухие. Этот схрон был жилым. Наконец поддели крышку и оторвали. От сруба. То есть, открыли. Сначала двое парнишек спустились, лет пятнадцати, осмотрели, даже нашли керосиновую лампу, бачок полный и зажгли её. Нашли внизу спички, но они чуть отсырели, однако была зажигалка, вот она заработала. Так что и остальные внизу побывали. Разожгли печку, я показал где снаружи дымоход, и его очистили, начал дымок идти, да тепло снизу. Матрёна, как я видел, отправила посыльного обратно, сразу как инвентаризацию внизу провела, подсчитала припасы, запасы одежды и оружия, видимо сообщить. На печке внизу уже что-то готовить начали, утварь и припасы были. Там тепло, уже просыхало всё. Всех девчат и двух парней оставили, последние всё оружие с стойки расхватали, патроны. Матрёна быстро навела порядок. Раздала затрещины, велела вернуть на место, только двоим оставила винтовки. Вот так, с теми же санками двинули дальше, теперь нас шестеро, я с Матрёной, и четверо парней от тринадцати, до пятнадцати.