Пограничная река. (Тетралогия)
Шрифт:
Внизу трудно было рассмотреть все подробно — солнечный свет туда не доставал. Угадывалось огромное подвальное помещение, протягивающееся под всем сооружением, своды его поддерживались рядами арочных креплений. Между этими рядами тянулись цепочки солидных бассейнов. В каждом бассейне среди груд мусора, плавающего в грязной жиже, возвышалось… Больше всего это было похоже на половинку вытянутой дыни, с кожурой, разбитой на аккуратные шестигранные сегменты. Вроде геометрически выверенной чешуи. Размеры этих «половинок» были различны — в некоторых не более пары метров, а в самых больших,
И запах: будто уксус где-то внизу разлили, причем перемешали с чем-то настолько мерзким, что вряд ли раньше приходилось сталкиваться с подобной гадостью — иначе бы запомнил на всю жизнь. Ближайшая аналогия: годами нестиранные носки решили сжечь в пламени от автомобильной покрышки. Андрею не приходилось заниматься подобным непотребством, или осязать такие чудовищные ароматы, но почему-то ассоциация возникла именно такая.
— Да что это там так смердит, — не выдержал Андрей. — У нас, вроде бы, так не воняло.
Кир, разумеется, ничего не ответил. Красноречиво сплюнул в подземелье, развернулся, зашагал назад, к балке. Отлично — приятно убедиться окончательно, что товарищ не собирался покинуть коллектив. У Андрея и мысли не возникло спуститься вниз, чтобы продолжить исследования. Не верится, что там, среди этой кошмарной вони, удастся найти что-нибудь съедобное.
Он поспешил вслед за Киром.
Лагерь уже пробудился. Народ при дневном свете легко нашел лужу — ее обступили со всех сторон. Люди пили и умывались, котел никто и не подумал наполнять. В принципе верно: варить им нечего, чая тоже не предвидится, запас воды с собой в этой неудобной посудине не потащишь.
Спускаясь, Андрей поймал на себе взгляд Прапора. Странный взгляд — выражает явное облегчение. Не столь уж странно — мужик просто доволен, что Кир с Андреем не свинтили подальше, бросив всех. Если отряд лишится самых сильных своих мужчин, шансы на выживание резко уменьшатся.
Их и без того немного.
Пить не хотелось — он хорошо напился, когда умывался. Перед выходом хлебнет еще немного, про запас — лишь бы эта толпа не смешала воду с грязью.
Миновав полосу тростника, Андрей направился к Обуху — бедняга так и сидел на том же месте, разглядывая ступню. Остановившись над товарищем, поинтересовался:
— Ты хоть воды попил?
— Да, — устало ответил Обух. — Я давно уже не сплю и раньше всех напился.
Андрей заподозрил, что он вообще не спал, но уточнять постеснялся. Вместо этого наклонился, в упор уставился на ногу товарища. Увиденное ему очень не понравилось.
Ступня раздулась настолько сильно, что непонятно, как в ботинке умещается. Но не это напрягало больше всего, а цвет. Цвет… Синюшный, какой-то неживой, ничего общего с обычной здоровой кожей. Рана и не думала затягиваться — края ее разбухли, превратив глубокий порез в пародию на уродливый рот с запекшимися потемневшими губами. Оттуда сочилась тягучая слизь с комками гноя. Нос неприятно пощекотало запахом ядреного сыра. В принципе, если подумать, запах не столь уж и неприятный, но только если он не идет от воспаленной раны.
Да и не похоже это на воспаление. Это похоже… Андрей
не врач, но вид раны и ступни ему очень не понравился.Очень.
Обух, видимо уловив в глазах товарища нечто для себя неприятное, нервно спросил:
— Что такое? Андрюха, что там не так?
Поколебавшись, Андрей нехотя ответил:
— Я не врач, не могу быть уверен. Но в одном уверен точно: твою ногу надо показать хорошему врачу. И желательно побыстрее.
— Думаешь, совсем плохо? — почти спокойно уточнил Обух.
— Не знаю. Но воспаление сильное, сам же видишь. Ты уверен, что в ране ничего не осталось? Может там стружка от металла, или еще что-нибудь, и от этого идет нагноение.
— Откуда я могу знать. Лысый с Прапором вытаскивали, не должны были оставить, вроде не глупые мужики. Но они же не врачи — может что-то и осталось. Или просто грязи много на той железяке было.
— Сильно болит?
— Ступня вообще не болит, но лодыжка побаливает. Особенно вот тут, над сухожилием. Дрю: ты думаешь, это заражение поднимается?
— Я ничего не думаю… Сказал же — не врач я. Не могу я диагнозы ставить. Ты идти сможешь?
— А у меня есть выбор? — невесело усмехнувшись, поинтересовался Обух.
— Нет, — честно ответил Андрей. — Мы не сможем тебя нести: люди обессилены, это нас очень замедлит. А оставаться здесь нельзя: в этом месте нечего есть. Да и опасно: наверху мы нашли развалины поселка аборигенов, не исключено, что в округе есть и обитаемые селения. Если нарвемся, и нас заметят, то все будет кончено.
— Я понимаю… Я буду идти. Не так все и страшно — я ведь почти не ощущаю ступню… будто кусок дерева… как неживая…
Андрей, чувствуя себя очень неуютно, решил пояснить:
— Мне кажется, твоей ноге покой пошел бы на пользу. Может, если несколько дней полежать, и легче станет. Бывает, что потоком гноя выносит всю грязь, рана очищается. Вот только… Обух: мы не продержимся здесь несколько дней. Боюсь, если сегодня или завтра не найдем еду, народ начнет валиться с ног. Это будет конец…
— Андрюха: не грузись. Буду идти, покуда смогу. Даже если… если оставите меня… Все нормально. Я бы, наверное, тоже оставил такого… Это будет правильно.
— Никто тебя не оставит! Я не говорил такого!
— Знаю. Я так, на будущее. Если будете делать выбор между носилками, и оставлением… Ну ты понял: нести меня не нужно.
— Надеюсь, до такого не дойдет. Эх!.. Обух: и угораздило же тебя эту железку в ногу поймать!
— Дрю, помни: носилки мне не понадобятся.
Глава 6
Макс преодолел последние метры, помогая себе руками: крутой склон увенчивала скалистая вершина, рисковать здесь не стоит — если оступишься, катиться вниз придется долго. Встав рядом с Олегом, давно уже украшавшего собой макушку скалы, на манер скульптуры, уточнил:
— Статуя Командора, ты жрать-то будешь, или завещаешь свою генеральскую порцию мне?
— А рыло у тебя не треснет?
— Да я и три такие съем, а то и больше. Хороший аппетит первый признак чистой совести. Олег, ты чего здесь забыл? Час уже стоишь, — пошли в лагерь, стемнеет скоро.