Погребенный кинжал

Он закрылся в глухой обороне, не имея возможности для удара мечом, и вспоминал заученные навыки, вдолбленные в его тело бесчисленными часами в дуэльных клетках и боевых ямах. Локен блокировал удары, держась до того момента, когда его противник начинал уставать или колебаться, но Варрен, или то, что от него осталось, бил без остановки.

Только когда нападавшее существо внезапно изменило тактику, он смог поймать момент и начать действовать. Покрытые запекшейся кровью перчатки Варрена перешли от ударов к царапанью и хватанию, металлические пальцы цеплялись за любую внешнюю кромку боевой брони Локена, извиваясь и соскальзывая, когда мертвец пытался сорвать её.

Их лица были почти что на расстоянии вытянутой руки. Гарвель смотрел в затуманенные глаза павшего собрата и видел в них лишь отражение упорства безмозглого животного. Раздутые змеевидные твари ползали внутри ожившей плоти Варрена, толкая тело вперед в неистовом порыве. Это был позор для воина — использоваться подобным образом, стать сосудом для грубого безумия.

Эта мысль едва успела оформиться в голове Локена, как он вспомнил тень другой души, потерянной в невыразимой ярости, — своей собственной.

— Варрен? — он выкрикнул имя Пожирателя Миров. — Мейсер! — легионер боролся, сопротивляясь павшему воину. — Ты все еще там, брат?

Однажды Локен пал в бездну безумия и затерялся в ней. Он почувствовал странный, мощный толчок сочувствия к бывшему легионеру Пожирателей Миров. А вместе с ним и стыд за то, что его заставили стать свидетелем этого падения.

Перчатки Варрена схватили нагрудник Гарвеля, цепляясь за патронташ, а затем нашли его горло и начали душить.

Сталь и хитин сверкнули, ударяясь друг об друга, когда Гарро и Повелитель Мух сошлись в схватке. Вольнолюбцу было трудно пробить бронированную шкуру существа. Лезвие соскочило с изогнутой костяной оболочки, срезав лишь небольшие черные куски; угол удара оказался слишком мал для нанесения глубокого разреза.

Натаниэль сражался, отражая чумной кинжал своего врага, снова и снова отбрасывая его в сторону. Он знал — достаточно лишь малейшей царапины лезвием оскверненного оружия, и его кровь наполнится нечестивой химерной инфекцией. Повелитель Мух жужжал и усмехался, наслаждаясь боем и подстегивая воина.

— Что тебе здесь нужно, дьявол? — крикнул Гарро. — Почему ты преследуешь меня?

— Я предвестник Октета, — ответило оно. — Но, честно говоря, мне доставляет удовольствие издеваться над тобой, Гвардеец Смерти.

Гигантская клешневидная лапа существа лязгала в постоянном равномерном ритме, словно обладала собственной волей, пытаясь схватить меч Гарро и вырвать его из рук.

— Он близко, — прогудел голос Роя. — Теперь совсем близко.

Гарро не ответил, но инстинктивно понял, о ком идет речь. Мортарион, Жнец. Примарх Гвардии Смерти и братья-перебежчики будут на переднем крае вторжения Гора на Терру. Это неизбежно. XIV Легион был неумолимым молотом, тяжело падающим в каждой войне, в которой они когда–либо сражались, и эта война ничем не отличалась.

— Он уже принял Метку, — сказало существо. — Время ещё есть, Натаниэль. Ты можешь вернуться в свой легион. Ты можешь присоединиться к нам.

— Мой легион мертв, — выплюнул капитан в ответ, блокируя мечом клешню, а другой рукой удерживая кинжал.

— Смерть ничего не значит для благословленных Дедушкой. Ты видел своими глазами. Я снова стою перед тобой, — зловонное дыхание мутанта превратилось в пар. — Прямолинейный Гарро. Ты всегда был сам по себе, даже будучи боевым капитаном. Но когда Легион возродится, все эти старые разделения будут отброшены навсегда. Терранец и житель Барбаруса, Сумеречный Рейдер и Гвардеец Смерти, предатель и лоялист. Эти термины ничего не значат. Мы все будем едины под этой меткой. Трое. Семеро. Все, — существо попыталось высвободиться, но Натаниэль крепко держал его. — Мы никогда не познаем слабости. Мы никогда не умрём.

— Всё должно умирать, — сказал Гарро, и, как только он произнес эти слова, с его души словно свалилась огромная тяжесть. — Именно смерть определяет то, кто мы есть и что делаем, — он стиснул зубы. — Борьба имеет значение только в том случае, если мы смертны.

Жужжащий смех окружил его, зловонное, шипящее ликование Повелителя Мух покалывало обнаженную кожу легионера.

— Я снисходительно убью тебя сам, Натаниэль. Это будет подарок. Потому что если не я, то его рука заберёт тебя… и это будет вечность боли.

Клешня медленно и неумолимо продвигалась вперед, прижимая Вольнолюбец к обнаженной шее Гарро.

— Я… видел эту… тьму, — Локен выдавливал из себя слова, каждый слог давался ему с трудом. — Я побывал в том месте, что за гранью смерти.

Руки Варрена задрожали, смыкаясь еще крепче, а извивающиеся черви под его кожей, казалось, впали в какое–то безумие. Застывающая кровь сочилась из ноздрей мертвеца и черными ручейками текла из уголков его глаз.

— Нет ничего постыдного в страхе… в страхе перед этой пустотой, — Локен погрузился в воспоминания, с которыми ему хотелось никогда больше не сталкиваться, позволив правдивости своих слов подкрепляться памятью. На Исстване III он умер — или был близок к тому, чтобы стать проклятым — и в этом безумии воскрес снова, как сломленная душа, называемая Цербером.

Там был Мейсер Варрен. Он видел Локена в худшие, самые тяжелые времена. В таком состоянии, что лучше было убить его, как обезумевшего, дикого зверя.

— Неужели… ты… помнишь? — поперхнулся Пожиратель Миров.

Крик, глубокий и первобытный, больше похожий на рев смертельно раненного хищника, чем на вопль человека — вырвался кровавой пеной из покрытых шрамами губ Варрена. Судорожным движением он отпустил Локена. Прежде чем Странствующий Рыцарь успел среагировать, Варрен сорвал с него патронташ и вытащил из него несколько крак-гранат.

Рыча, беснуясь, кусаясь и отбиваясь от самого себя, Варрен отшатнулся. Он прижал звякнувшие гранаты к груди в странной защитной манере, даже когда жирные личинки, пожирающие его заживо, почувствовали опасность и вырвались наружу. Скользкие от крови легионера, безглазые существа вынырнули из–под его кожи и завыли, как сирены.

Предохранительная чека разом выскочила из всех гранат, и Варрен упал на колени, сражаясь, чтобы совершить свой последний акт в качестве воина Империума Человечества.