Погружение во мрак

Меня вызвали на суд по двум основным причинам. Во-первых, Уильямс и Картер надеялись, что Эли будет давать показания на суде. В этом случае им требовался совет от меня: как лучше загнать его в угол и заставить показать свое истинное лицо — я помог в подобном деле окружному прокурору Джеку Малларду во время суда над Уэйном Уильямсом (не имеющим никакого отношения к Хэнку Уильямсу) за детоубийство в Атланте. На протяжении всего процесса Уильямс держался доброжелательно и мило, с видом человека, который и мухи не обидит. Однако мы знали, что из-за своего гипертрофированного эго он может настоять на даче показаний. Как только преступник сделал это, я подал Малларду совет о том, как можно вторгнуться в физическое и эмоциональное пространство Уильямса и вызвать у него эмоциональный срыв, показав присяжным, каков он на самом деле. Момент, когда это произошло, стал поворотным в ходе процесса и привел к тому, что Уильямсу вынесли обвинительный приговор.

Во-вторых, Уильямс и Картер хотели, чтобы я помог обвинению, объяснив мотив преступления и предоставив им анализ с точки зрения поведения преступника, который был бы понятен и присяжным.

Когда Уильямс передал мне суть дела по телефону и после того, как мне представился случай просмотреть все материалы, я понял: версия, изложенная Седли Эли, не имеет оснований. Он заявлял, что смерть произошла случайно, что у него не было ни малейших намерений убивать жертву. Это была полнейшая чушь. Прежде всего, преступление относилось к организованному типу и в некотором отношении напоминало преступление Уэйна Уильямса. Само по себе убийство было смешанным — с элементами организации и дезорганизации, — и это указывало, что, несмотря на отсутствие стратегических преимуществ, Сюзанна отчаянно отбивалась. Это было дерзкое, наглое похищение почти из-под носа охраны базы. Чтобы нейтрализовать сопротивление такой жертвы, как Сюзанна, даже такому крепкому и сильному человеку, как Эли, понадобился элемент неожиданности, чтобы быстро обезвредить ее. Потом он просто втащил ее в машину и вывез с территории базы, не обращая внимания на двух бегунов, преследующих его. Преступник провез Сюзанну мимо поста у ворот и направился прямо к месту, где, как он знал, ему никто не помешает. Невозможно начать криминальный путь со столь жестокого преступления. У него наверняка имелся опыт. Поэтому я не удивился, услышав от Уильямса предположение о том, что Эли задушил первую жену и мог оказаться виновным в двух других убийствах в Калифорнии, подобных убийству Коллинз, хотя ему никогда не предъявляли обвинения в этих преступлениях.

Кроме того, это преступление явно относилось к категории, которую особый агент Рой Хейзлвуд и я определили в статье, озаглавленной «Похотливый убийца», написанной в 1980 году для апрельского номера «Правоохранительного бюллетеня ФБР». Обычно такие убийства бывают гетеросексуальными и внутрирасовыми по натуре и названы так потому, что они включают уродование области гениталий. Если само по себе похищение было случайным преступлением, Эли ни в коем случае не сломал бы ветку дерева и не втиснул ее между ног еще живой жертвы (как показало вскрытие), не испытывая при этом давней, похотливой ярости социопата, вознамерившегося добиться своего. Как мы писали в статье, «похотливому убийству предшествуют навязчивые фантазии преступника. Однако убийца может действовать „по обстановке“, когда представится возможность. Можно сказать, что убийца четко планирует преступление в своих фантазиях, но не решается сознательно воплотить их в реальность, пока не наступит подходящий момент. Следовательно, жертва бывает обычно незнакомой убийце».

В этой статье мы разделили похотливых убийц на две широкие категории: организованные несоциальные и дезорганизованные асоциальные. Хотя мы больше не пользуемся терминами «несоциальный» и «асоциальный», убийство Сюзанны Коллинз по многим причинам относилось к первому типу, в том числе потому, что травма была главным образом нанесена до смерти, а не после нее.

Термин «похотливое убийство» вызывает некоторое замешательство, поскольку в нем не присутствует похоть в нашем обычном понимании этого слова. Седли Эли не испытывал вожделения к Сюзанне Коллинз: насколько нам известно, прежде он никогда ее не видел. Тот факт, что сексуального насилия или проникновения пениса во влагалище не произошло, еще не означает, что убийство не относится к преступлениям на половой почве. В представлении преступника секс принимает много самых разных форм. Дэвид Берковиц, который стрелял в свои жертвы, но никогда не прикасался к ним, признался, что позднее он возвращался на место преступления и мастурбировал, вспоминая о содеянном. В обоих случаях — и в деле Берковица, и в деле Эли — я понял, что имею дело с сексуализированным проявлением власти со стороны человека, который при нормальных обстоятельствах был ее лишен. Об этом говорит кровь, обнаруженная на шортах Эли и свидетельствующая о том, что после убийства он терся о гениталии жертвы. Несмотря на явные проявления садизма, сам по себе Эли не принадлежал к типу сексуальных садистов. В противоположность, например, Полу Бернардо из Торонто, он не испытывал сексуального возбуждения, причиняя боль. Хотя он жестоко избил Сюзанну, он не пытался поджечь ее или отхлестать — так, чтобы испытать оргазм от ее криков. И хотя убийца укусил Сюзанну за сосок в приступе ярости, он не воспользовался клещами или другими орудиями пытки, как Лоуренс Биттейкер. Значит, мотивы Эли были совершенно иными.

В жизни убийцы незадолго до нападения случилось какое-то событие, спровоцировавшее преступление. Вся жестокость по отношению к незнакомой женщине — побои, раздевание, немыслимое зверство с веткой дерева — указывала на перемещенный гнев, спроецированную враждебность, вызванную кем-то другим. Поскольку для подобных убийц характерна неполноценность личности, гневом они пытаются компенсировать неспособность общаться с женщинами уверенно, как подобает взрослому человеку. Когда сотрудники следственного отдела базы обыскали дом Эли, в его ящике для инструментов нашли заказанный по почте аппарат для увеличения пениса.

Как мы писали в статье о «похотливом убийце», он «прежде всего нарушитель общественного спокойствия, опытный манипулятор людьми, заботящийся только о самом себе. Затруднения, возникающие с родными, друзьями и лицами, облеченными властью, он компенсирует антисоциальными действиями, которые могут включать убийство. Цель преступника несоциального типа — рассчитаться с обществом».

Джеймс Клейтон Лоусон, убийца (как противоположность насильнику) из команды Одома — Лоусона, объяснил во время беседы: «Мне хотелось искромсать ее тело так, чтобы она перестала быть похожей на человека, и уничтожить ее, прекратить ее существование». Уничтожая жертву, он становился, по сути дела, ее единственным обладателем.

Часто в преступлениях подобного типа орудие, примененное против жертвы, обнаруживается на виду, на месте преступления. Особенно справедливо это для дела об убийстве Сюзанны Коллинз.

Утверждение Эли о том, что с помощью ветки он пытался инсценировать половое преступление, заведомо нелепо и смехотворно. Помимо показаний свидетелей о вопле Сюзанны, вид повреждения внутренних органов свидетельствует о том, что ветку воткнули в тело со значительной силой три-четыре раза. При попытке инсценировать насилие это было бы ни к чему. Достаточно было бы воткнуть ветку и убежать. Я хотел, чтобы команда обвинителей поняла: они имеют дело с раздраженным и злобным мужчиной, у которого жизнь в общем и женщины в частности вызывают острую ярость. Этот человек пытался приглушить гнев алкоголем и наркотиками, но в ту ночь не сумел справиться с ним. Поскольку хорошенькая бегунья не проявила к нему интереса — с точки зрения убийцы, поскольку у нее просто не хватило времени и возможности отвергнуть его, — он вышел из себя. Он не совладал с яростью и выместил злобу на жертве. Если бы Эли не арестовали и преступник оставался бы неизвестным, то и тогда мы сумели бы составить профиль, соответствующий профилю настоящего убийцы: белый мужчина из категории «голубых воротничков», лет тридцати — тридцати пяти, не имеющий близких друзей и постоянной работы, зависимый в финансовом отношении, в прошлом имеющий проблемы в браке, замеченный в проявлении насилия в семье и т. д. и т. п. Мы бы описали тип его поведения до совершения преступления, а также проявившуюся после преступления враждебность к его окружению, потерю веса, употребление наркотиков и спиртного, прогулы, повышенный интерес к расследованию. Он не стал бы испытывать угрызений совести или раскаиваться в том, что отнял жизнь у ни в чем не повинной девушки, зато был бы озабочен собственной безопасностью. Возможно, под каким-нибудь предлогом он уехал бы из города. Мы поняли бы, что ему знакома территория базы и прилегающих районов, — значит, он местный житель, вероятно, проживающий прямо на базе. Поскольку я считал, что преступник не служил в армии или был уволен с позором, он наверняка зависел от родственника — служащего базы. По всем этим приметам мы вскоре бы вышли на Седли Эли.

И это было бы к лучшему, поскольку, хотя Седли Эли не принадлежал к стандартной разновидности серийных убийц, он не испытывал угрызений совести и, с моей точки зрения, мог совершить еще одно убийство, чтобы избавиться от стресса. Это было преступление власти, ярости и гнева, и я не знаю ни единого средства для искоренения таких преступлений в их самой острой форме.

Если бы Эли был НС, мы нашли бы его, обыскали его жилье и наверняка обнаружили бы порнографию и наркотики. В сущности, когда следователи с базы проводили обыск в доме Эли, они нашли среди прочих улик обязательные атрибуты наркомана и пачку фотографий Линн Эли в порнографических позах с другим мужчиной. В кладовой под лестницей также обнаружилась палка длиной двадцать дюймов, обмотанная скотчем, с пятнами неизвестного происхождения.

В то время мы не имели права давать показания по вопросам поведения: суд отклонял подобные свидетельства. Потому я сидел за столом обвинителей, делал пометки и обсуждал с ними ход процесса в конце каждого дня.

На случай, если мотивы преступления остались туманными для кого-нибудь из присяжных, Уильямс и Картер подкрепили свое утверждение о вменяемость преступника тем фактом, что детали для кондиционера, пропавшие из дома одного из офицеров в тот день когда Эли с другими членами ремонтной бригады в течение нескольких часов проверяли там работу компрессора, обнаружились в машине Эли. Это давало возможность предположить, что Эли убил Сюзанну потому, что она видела его во время кражи — дом того офицера находился вблизи места похищения. Коллинзов некоторое время устраивало это объяснение: по крайней мере, благодаря ему появлялась конкретная и понятная причина гибели их дочери. Но, откровенно говоря, я считал это предположение необоснованным: детали преступления не указывали на него, и оно не было главным доводом Уильямса. Если бы Эли просто злился оттого, что его застали на месте преступления, и хотел заставить свидетельницу замолчать, он не обошелся бы с ней так жестоко. Против предположения говорили травмы, нанесенные Сюзанне.

На второй день процесса Вирджиния Тейлор заявила о том, что, находясь вместе с друзьями в парке Эдмунда Орджилла поздно вечером 11 июля 1985 года, она слышала звук, который охарактеризовала как «предсмертный вопль» — на ее взгляд, он доносился оттуда, куда раньше, как она заметила, направился старый фургон.

Суд выслушал записанное на пленку признание Эли, сделанное на следующий день после убийства, в котором он утверждал, что смерть Сюзанны была случайностью. Присяжные слышали, как подсудимый уверяет: «Я никогда не занимался с ней сексом. Пожалуйста, учтите это». Присяжные сами услышали, что он ни разу не упомянул даже намеком ни о Билли, ни о Смерти. Когда я читал признание Эли, а потом слушал его в записи, меня поразили многочисленные повторы слова «случайно» в его версии. Управляя машиной в нетрезвом состоянии, он случайно налетел на женщину, бегущую по дороге. Позднее он случайно взмахнул рукой — в панике, даже не сознавая, что держит отвертку, которая случайно ударила жертву в голову, пробила череп и стала причиной смерти (запомним: среди ран, обнаруженных судебным медиком на трупе Сюзанны, не оказалось ни одной, оставленной отверткой или машиной при столкновении). После того как, по словам Эли, Сюзанна умерла, он случайно потянулся и схватился за ветку дерева, та подала ему мысль инсценировать изнасилование, сломав ветку и воткнув ее между ног жертвы. «Предсмертный вопль», услышанный Вирджинией Тейлор, возможно, был завыванием ветра или криком зверя, поскольку, по версии Эли, Сюзанна тогда уже была мертва. Так или иначе, все произошло «случайно», словно по волшебству, почти без активного вмешательства Эли. Казалось, он и Сюзанна стали лишь пешками случая, оказавшись в одном и том же месте в то время, когда разразилась трагедия.

Конечно, это объяснение было не последним, поскольку Эли защищался с помощью довода о невменяемости, выдвинутого Бэттлом и Маршаллом. Призывая на защиту невменяемость, подсудимый открывает для обвинителей широкий спектр возможностей оспаривать его заявление. Уильямс зачитал письма Эли к разным родственникам, в которых подсудимый весьма здраво обсуждал свое намерение заявить о временной невменяемости и то, в каком случае исход дела будет более благоприятным для него. Мысленно Уильямс подразделил команду психологов и других специалистов, осматривавших Эли, на «мечтателей» и «реалистов». По его мнению, реалистов возглавляла Дебора Ричардсон, социальный работник в сфере психиатрии, директор психиатрической программы ИПСТ. Она пристально наблюдала за Эли в течение нескольких месяцев и подтвердила, что его жалобы на галлюцинации и расщепление личности несостоятельны и не соответствуют ощущениям людей, в действительности страдающих этими симптомами. Конкретизируя свое заключение, она отметила, что поведение Эли во время бесед и осмотров отличалось от его поведения в других случаях, когда ему не требовалось «притворяться». Согласно ее свидетельству, Билли преступника становилась попеременно то женщиной, то мужчиной. Дебора Ричардсон сообщила, что Эли, навязчивой идеей которого было сексуальное насилие, часто общался с пациентами в больнице и учился подражать их поведению. Она поведала также о том, что Эли сообщил членам персонала больницы, будто солгал во время признания, чтобы его адвокаты легко нашли противоречия в его рассказе и «вытянули» его.