Погружение!
Шрифт:
– Тихонько крадемся мы прочь – продекламировал я первые пришедшие на ум слова, шагая за Кирой.
– Уже уходите? – вежливо спросил вставший на нашем пути Жизнеслав Мудрый.
Спокойный. Руки за спиной. Добродушная улыбкам подчеркнула каждую морщинку и каждый боевой рубец. А шрамов у него прямо много. Будто какой-то маньяк поработал над его лицом опасной бритвой и маньяка долгонько никто не останавливал. Сразу заметно боевое прошлое.
– Время поджимает – улыбнулся я, делая шажок в сторону. Кира повторила маневр.
И мы снова оказались перед Жизнеславом – будто он незримо сдвинулся с места или же мы никуда не шагали. Мистика. Вернее –
– Задержитесь. Получите благословение – улыбнулся и Жизнеслав – Мы славим жизнь. Мы славим Свет. И мы боремся за Свет.
– Мы слышали. И поддержали вашу борьбу чем могли – ответил я.
– Я знаю. Щедрое пожертвование от щедрых людей. Каждый золотой пойдет на благое дело, поверьте.
– Мы верим – кивнул я.
– Росгард. Чужеземец с множеством имен и титулов. Как прошлых, так и настоящих – молвил Жизнеслав Мудрый – Человек скрытный. Человек побывавший во множестве передряг. Человек, что не раз беседовал с богами. С разными богами…
Я промолчал. Кира поддержала мою немоту. Жизнеслава это не смутило:
– Вчера я был у Оракула. И между делом спросил его о тебе. Знаешь… он отказался открывать мне подробности. Но кое о чем все же обмолвился. Как же он сказал… – старец наморщил лоб – Память уже не та что прежде. Ах да! Он сказал – свеча чужеземца по-прежнему ярка и дарит немало света. Чаша его духовных весов склонена все в ту же сторону – к Свету. Вот только последнее время свеча Росгарда, продолжая гореть и дарить Свет, становится все темнее день ото дня.
– Я всецело на стороне справедливости и добра – справившись с изумлением, сумел я ответить – Всецело.
– Но сейчас ты уходишь с праздника Света.
– Я не простил Тишку – глянул я ему в глаза – И пока прощать не собираюсь. Мало отстроить дома и отдариться златом. Погибших не вернуть. А они были главной частью нашего города.
– Редкость, когда чужеземцы так переживают о местных жителях… но ты прав – это великая утрата. И я скорблю вместе с вами. Мы обязательно исправим невольно причиненное зло. Может задержитесь? Взгляните в небо – сюда уж летят белые драконы. А вскоре богиня Ивава благословит огромное количество семян, что накопились за время ее благословенного отдыха. И белые драконы разнесут напитанные жизненной силой семена по миру Вальдиры. Каждый проклюнувшийся зеленый росток сделает жизнь, а вместе с ней и Свет немного сильнее.
– Это прекрасная традиция – ответил я – Но к сожалению мы должны уходить.
– Что ж – приятно было увидеть тебя. И твою прекрасную девушку. Приятно было познакомиться воочию – ко мне протянулась рука.
Я колебался лишь долю мгновения. И протянул руку в ответ. Рукопожатие старца было крепким. Чувствовалось – сожми он чуть крепче и хрустнут кости. Так и чудилось, хотя я отдавал себе отчет, что протянул не руку из плоти и костей. И сам Жизнеслав… он источал угрозу. Подобные ощущения у меня были в Карстовых Пещерах, когда за моей спиной тяжело шагал медленно напивающийся оборотень Грим.
– Нам лучше быть друзьями, Росгард – разжимая ладонь, с улыбкой произнес Жизнеслав.
– Мы не враги – развел я руками.
– И это прекрасно. Сейчас у нас у всех общий враг. Темный и страшный. Удачи!
Старец исчез. А мы торопливо прошагали до края луга, прошли мимо двух санстоунов и тут же воспользовались телепортацией, покинув званый ужин богини Ивавы.
И едва мы очутились в Тишке, я подхватил Киру на руки и рванул к особняку, благо мы оказались на Площади Героев. Оказались близко, конечно. Но от сотен любопытных взглядов
это не спасло.– О… Росгард с Киреей мчится к дому. Летит прямо! Глядите!
– Видим!
– Куда это они так бегут?
– Ты дурак что ли? Поздний вечер. Они вон как одеты… хорошо выпили. Теперь спешат навстречу спальне…
– Зачем?
– Ты дурак что ли? Это же выражение такое! Многоговорящее!
– А красиво бегут!
– Вот бы он споткнулся! А я бы сфотал!
– Возьми в клан, Рос!
– И каа-а-ак шмякнулся бы в грязь… а я бы сфотал!
– Вы куда мчитесь? Снова беда?
– В Багдаде все спокойно! – отозвался я.
– В Багдаде? А здесь как?
– Ты дурак что ли? Это же выражение такое! Еще одно!
– Спальня. Багдад. И как это связать?
– Удачи, Рос! Ты сможешь!
– Вам делать нечего?! – возмущенно рявкнул я – Советчики блин! Мотиваторы! Помогайте город строить!
– А у нас перерыв! Хе! Пойдем пива выпьем!
– Не могу.
– Жена запрещает?!
– Жена – ответила за меня Кира и за нами захлопнулись ворота.
Хорошо что Кира без рюкзака и стального доспеха. А то бы не донес уж точно. Бережно высадив Беду у порога, нырнул внутрь, пометался по коридору и слетел в подвал. Тут вроде пусто. Сорвал с шеи амулет и истошно в него завопил:
– Аньрулл! Аньрулл! Эй! Аньрулл!
– Рос! Ты дурак что ли? – передо мной соткался из зеленых нитей громадный скелет, сдирая с макушки потрепанный ночной колпак – Вечер же поздний…
– А?
– Да шучу. Чего орешь? Красиво кстати бежал… и как прошел вечер у клуши Ивавы?
– Слушай. Аньрулл…
– А?
– Слушай… кажется тебе звиздец!
– Вот тут удивил! – после продолжительной паузы признался бог смерти, скрещивая руки на груди и высясь надо мной – Слово то какое… запомню… А подробней?
– А вот – я торопливо покопался в менюшках, взмахнул рукой.
На стене подвала замерцал экран. Аньрулл заинтересованно придвинулся, уселся, похлопал по полу – присаживай мол. Я плюхнулся рядом. Бог щелкнул пальцами, перед нами появилось по бокалу, между ними встала бутылка вина. Аньрулл сменил личину на Изумрудного Лемросса.
Идиллия.
Ага.
Я наполнил бокалы, отхлебнул, тихо хмыкнул, понимая, что долго идиллия длиться не будет.
И оказался прав.
Первую часть речи Жизнеслава Мудрого бог смерти слушал со смешками, едкими комментариями, порой даже смеялся в голос. Но когда величайший жрец Ивавы закончил со вступлением и перешел к конкретике… вот тут Аньрулл смеяться и ехидничать перестал. Стоило упомянуть Кольцо Мира и бокал в его руке звонко лопнул, расплескав вино. Когда же Жизнеслав дошел до «древнего артефактного механизма» и спасительного подъема островов в небеса, Аньрулл вскочил, сжал кулаки, заскрежетал клыками. Так и простоял остаток речи. Просмотрел он и процедуру жертвования злата на светлое дело. Глянул на меня, увидев, как на экране я опускаю в мешок золото.
– Мы старались не слишком сильно выделяться – пожал я плечами.
– Правильно.
Записана мною была и беседа с Жизнеславом. Как и упоминание о Оракуле и моей все еще яркой, но изрядно потемневшей свече жизни.
– Оракул – процедил бог смерти – Он стал говорить слишком много. Где его хваленый нейтралитет? Где его скупость слов? Оракул говорящий слишком много из светоча знаний превращается в базарную торговку живущую сплетнями и жаждущую внимания, дабы хоть как-то скрасить свою серую жизнь. Ему стало скучно жить? Это можно исправить на веселую смерть!