Похищение из сераля
Шрифт:
— Эту ночь княжна проведет в отеле, – твердо пообещал Коловрат. – Я уже успокоился и тоже усну. Она показала мне твое чудо-лекарство: что-то оно подозрительно похоже на окаменевшее гуано!
— Ты что! – возмутился друг. – Это горный воск, известный еще во времена Аристотеля! Он очень рекомендовал его для заживления ран, а также переломов. Тебе надо будет пить его водный раствор два раза в день в течение трех недель – и трещинка в твоем тазу исчезнет, будто ее и не было. Вот тогда и только тогда ты можешь валять свою будущую женушку сколько захочешь! Кстати, шиладжит существенно повышает и потенцию мужчин….
— Его
— Хорошо, хорошо, я очень рад! Пойду снимать в аренду квартиру….
— Макс! – вновь воскликнул Саша. – Ты настоящий друг, но все расходы Агаты я возьму на себя. Привези только сюда мою чековую книжку.
— Потом, все потом, Саша. Мы ведь с тобой не расстаемся навеки, – возразил Городецкий. – Ты еще им всем покажешь кто есть кто в мото-автоспорте, авиации и кинопроизводстве….
— В чем, в чем? Причем тут синема?
— А ты подумай! Эта ниша почти не заполнена инициативными людьми – тем более в вашей провинциальной империи. Получишь наследство и княжеское приданое, вложишь его в производство фильмов и станешь самым популярным человеком в Австро-Венгрии!
— Если бы этот бред я услышал от кого-то другого, то плюнул бы на него сразу. Но ты ничего просто так не говоришь, я-то знаю. Значит, за кино – будущее?
— Однозначно! Один мудрый человек в России предсказал: – "Из всех искусств важнейшим станет кино". И я с этим тезисом согласен.
— Но ты будешь со мной рядом?
— Если ко времени получения тобой денежек не помру. А может, князь Ауэршперг так расчувствуется, увидев внука, что осыплет вас деньгами? И тогда кинофабрику можно будет завести в скором времени?
— Там ведь будут сниматься девушки? – сверкнула глазами княжна. – В привлекательных позах, с полуобнажением грудей, рук и ног? Нет, нет, мне такое кино не нужно!
— Основной героиней в этих фильмах будешь ты, Агата – ибо ты красива и ловка и трюки разные совершать сама сможешь, – истово заверил Макс. – Все режиссеры и киношные директора снимают в первую очередь своих жен. А как иначе? В противном случае жены сживут их со свету!
— Н-ну, если так…. Но вдруг я буду часто беременна?
— Станем снимать твоих сестер: Иоганну, Элеонору…. А в перерывах между беременностями опять тебя….
— Какой ты искуситель, Макс! Почти меня уговорил….
— Еще будем снимать кинохронику, – солидно пробасил Саша. – Природу, красивые замки, полеты на парапланах и аэропланах, гонки международные, ралли…. Можно снять фильм про нашего нестареющего императора….
— Точно! – просиял Макс. – И твоя киностудия будет получать смачные государственные заказы, что гарантирует ее от банкротства.
— Мечтатели, – остудила их фантазии Агата. – Ребенка я еще не только не родила, но и не зачала….
Глава двадцать седьмая. Роза Люксембург и Константин Цеткин
На другой день Адольф, Иоганна и Катрин отбыли в Вену на поезде. Адольф еще пытался хорохориться, предчувствуя отцовскую выволочку дома, но переспорить Агату ему никогда не удавалось. Единственным весомым доводом мог стать отказ в финансах, но эти проклятые друзья вволю снабдили ее ими. Иоганне и Катрин очень хотелось, чтобы Макс тоже поехал с ними, но он показал на свои руки, намекая, что на
них сейчас лежат заботы об Агате и Саше. Тем не менее уже через три дня он тоже ехал в поезде по направлению к Вене. Туда его вызвала по телеграфу Элизабет, сообщившая, что генеральная репетиция "Случайной любовницы" состоится через неделю. Макс подсуетился и сумел отправить товарными поездами почти все самобеглые транспорты: мотоцикл и гоночный болид – в Юнгбунцлау, а свой лимузин – в Вену. "Лаурин" Коловрата он оставил в Париже в распоряжении Агаты.Ехал он, конечно, первым классом (через Старсбург-Штутгарт-Мюнхен-Зальцбург) и до германской границы блаженствовал в одиночестве. Перед Саарбрюккеном поезд остановился на пограничный досмотр, но пруссаки были молчаливы и корректны. В Страсбурге проводник привел в купе двух пассажиров: симпатичного молодого блондина (лет 22–23) и невысокую прихрамывающую женщину еврейского типа (далеко за 30), в которой сразу привлекало лицо: ястребиный нос и умные, проницательные глаза. Первоначально Городецкий решил, что это сын с матерью, однако вскоре переменил свое мнение: очень уж нежен был взгляд дамы, когда обращался на парня, и трепетны ее прикосновения к его рукам. "Да они любовники! – осознал он. – Интересное сочетание"
Дав им обустроиться в купе, Максим в него вернулся и счел нужным представиться по-немецки:
— Максим Городецки, драматург.
— Вы русский? – быстро спросила дама по-русски.
— Полурусский – полуполяк, но при этом подданный Австро-Венгрии, – ответил по-русски и он.
— Я тоже полурусский, – сказал, улыбаясь, молодой человек. – Константин Цеткин, студент.
— А я Роза Люксенбург, доктор права.
"Мамма миа! Вот это знакомство! – удивился Макс и, видимо, чересчур сильно, так как дама вновь резко спросила:
— Наши имена Вам знакомы?
— Слышал их порознь, а, вернее, читал. Известная феминистка Клара Цеткин – Ваша мать, Костя?
— Это так. Но в немецкой прессе маму называют "борцом за равные права женщин". Она – главный редактор газеты "Равенство".
— Феминистками называют женщин Англии, – вмешалась Роза. – Тех, что борются за свои права. Вы, видимо, поклонник этой страны?
— Пожалуй, да. Прекрасной чертой англичан является склонность к юмору, которого практически нет в Германии.
— Так Вы, значит, драматург, – продолжила докапываться Роза. – Что за пьесы вышли из-под Вашего пера и в каком театре их представляют?
— Мне надо попросить у вас прощения, – состроил повинную рожицу Макс. – Я – начинающий драматург. Пьеса у меня одна, правда ее приняли к постановке в венском Бургтеатре.
— И называется она?
— "Случайная любовница".
— Ну, разумеется. Этакий красавец другую пьесу вряд ли мог написать. А действие ее случайно не в Англии происходит?
— В ней, – покаянно бросил голову на грудь попаданец.
— Странно, – сказала Роза. – Странно, что ее приняли в Бургтеатр. Я там бывала пару раз и отзывы о спектаклях читала: водевили там ставить не принято. Тем более британского происхождения.
— Я и не говорил, что это водевиль. Вполне серьезная пьеса, в духе Ибсена или Стриндберга.
— Еще страньше. Полурусский-полуполяк написал пьесу об англичанах в скандинавском духе и ставит ее в Вене. Далеко откочевали Вы от Родины, господин Городецкий.