Похищение королевы
Шрифт:
Еще как волнует! Тошнота подобралась к горлу, вот-вот вырвется наружу. Похоже, сегодня я больше ничего не узнаю. Даже в обмен на самые страстные ласки.
— Извини, Надин, но я плохо себя чувствую. Заболел.
— Вылечу! — встрепенулась соседка. — Любовью!
— Перенесем лечение на завтра. Сейчас пора спать. Устал я зверски.
Кажется, женщине ужасно не хотелось покидать покидать мою комнату. Но так же не хотелось рисковать. Утром бдительная баба Феня возьмет под наблюдение коридор, насторожит глаза и уши. Мышь не проскочит мимо бдительной хранительницы нравов.
— Поцелуй меня, любимый, — протянула она ко мне мокрые губы. —
— Что-то Сидоровы зашевелились, — с трудом освободившись из об"ятий многозначительно проговорил я. — Как бы дед Пахом не нацелился в туалет.
Надин запахнула халат и на цыпочках перебралась к месту постоянной прописки. Предварительно застолбила право изредка навещать меня для «культурной» беседы. Типа той, которой мы с ней занимались добрых два часа.
Остался я один и задумался. «Копилка» распухла — вот-вот лопнет, ее до отказа заполнили таинственные встречи и беседы. Скажем, для чего Виталий рвется в гости к химико-торгашки? Влюбился? Глупо даже подумать! Что ему в изрядно потасканной женщине с заплывшими жиром формами?
Или — что связывает Виталия с «черно-белым» спонсором? Чего добивался тот от Верочки? Требовал, чтобы девчушка отдалась ему? Вполне приемлемый вариант, но тогда какую роль играет в разыгрываемой трагикомедии Виталий? Сводник или главное действующее лицо?
Вопросы навалились на меня на подобии многокилограммового тела соседки, но ничего, кроме досады на собственную тупость я не ощущал. Без помощи профессионала не разобраться.
Я чувствовал, что сведения, с таким трудом полученные от Надин, нечто вроде закуски перед обильным обедом. Ибо сластолюбивая химико-торгашка открыла мне далеко не все ей известное. Как сохраняя свою невинность окончательно раскупорить ее — покажет время.
Удивительно, но моя информация о сближении с Надин была встречена Стуловым предельно равнодушно. Он не расспрашивал, не углублялся в детали, не просил повторить. Вежливо поблагодарил. И выдал очередное задание: свести более близкое знакомство с престарелыми соседями.
Я чувствовал себя полнейшим идиотом.
11
На второй день после исповеди бабы Фени я аккуратно упаковал незаконченную рукопись романа и отправил ее в «холодный резерв». Закрыл пищущую машинку и начал вручную набрасывать схему нового произведения — фактически документального.
Имеется только завязка — туманная со множеством крючков и зацепок. Все остальное — полнейшая темнота. И самое темное место — неизвестно для чего «заказанная» Стуловым разработка стариков Сидоровых.
Правда, предстоит «раскрыть» одного деда Пахома. Его престарелая супруга, по моему убеждению, не только раскрыта, но и препарирована. Ежедневными беседами над дымящимся подносом. К тому же, не может баба Феня похитить собственную внучку? Заподозрить такое может только сумасшедший.
А что из себя представляет дед Пахом? Глупо представить себе старую развалину в роли похитителя…
А вдруг — организатор?
Впрочем, как принято говорить в медицинских кругах: вскрытие покажет. Но как произвести это самое вскрытие,
с какой стороны и с каким инструментом подобраться к склерозному деду, который с трудом связывает между собой слова, иногда прямо противоположного содержания? Как заставить его открыться, когда старик все время находится в наглухо «закрытом» состоянии? Где взять эффективно действующие раздражители, способные хотя бы на десяток минут вернуть склеротика в реальное время?Окончательно запутавшись, я решил не терзать свои мозги, положиться на его величество случай. По русски — на авось. Заманю в свою конуру, угощу чаем, или чем покрепче, дед сам откроется. Дай-то Бог!
А если не откроется, я приготовил забавную мыслишку. Заключается она в том, что любой человек имеет свое хобби, неважно, как оно называется и как проявляется. Один мужик любит вязание, другой — кулинарию, третий собирает спичечные коробки или сигаретные пачки. Заведи беседу о любимом увлечении — сразу язык заработает.
Сомнительно, чтобы старик принадлежал к числу азартных собирателей или кулинаров, но — чем черт не шутит…
Накормив мужа и перемыв посуду, баба Феня обычно торопится за покупками. Она обожает рыночную обстановку. И не только потому, что там можно купить дешевле, нежели в магазинах. Бабка встречается со своими сверстницами, ведет нескончаемые разговоры о старых блаженных временах, когда и нравы были чистыми, и цены не в пример нынешним, а уж о грабежах и убийствах и говорить нечего.
Возвращается к обеду, умиротворенная, довольная, переполненная добротой и необычайной слезливостью. Даже морщины, исполосовавшие лицо женщины по всем направлениям, если и не исчезают, то разглаживаются, в блеклых старческих глазах зарождаются молодые огоньки, на губах появляется задумчивая улыбка.
Короче, баба Феня преображается. А вот дед во время ее отсутствия нервничает, ковыляет по коридору и кухне. Ему явно не хватает строгой супруги, ее властных замечаний, одергивания. Появляется какой-то дискомфорт.
Вот я и использовал отсутствие бабы Фени.
— Пахом Сергеевич, не загляните?
Старик нерешительно улыбнулся. Кажется, его не столько поразило необычное приглашение соседа, сколько обращение по имени-отчеству. Баба Феня именует мужа старым хрычем, внучка — дедулей, соседка Надин — дедом. Вдруг — Сергеевич? Есть от чего растеряться. Уж не вздумал ли сосед подшутить над беззащитным стариком?
— Посидим, чайком побалуемся, побеседуем, — продолжал заманивать я. — Есть желание — водочки испробуем. Не много — по сто граммулек. Вот время и пролетит незаметно.
Перспектива нарушить привычный уклад жизни пересилила боязливость. Дед Пахом осторожно вошел в мою комнату. Будто предвидел невесть какую-то опасность и готовился при ее проявлении укрыться в пустующем туалете.
— Вы все время — дома и дома, — выставляя на стол немудренное угощение, я ненавязчиво искал подходы к собеседнику. — Пошли бы прогуляться, пообщались со сверстниками…
Старик метнул взгляд на выставленную бутылку, перевел его на дверь. Огорченно засопел. Отхлебнул ароматный чай, поколебался, но все же взял с тарелки печенье.
— Старый я… енто самое… боюсь. Дома… оно… покойней…
— Я понимаю — дома спокойней, но нужно же дышать воздухом.
— Енто самое… форточку баба открывает… вот я… енто самое…дышу.
Разговор зашел в тупик, из которого нелегко выбраться. Но я не отступал.
— Есть же у вас друзья, с которыми приятно пообщаться, вспомнить молодость?