Похищенный

За двумя мусорными ящиками была лестница, ведущая к квартире в подвальном этаже; я спустился по ней, постучался в дверь, но никто не ответил.

Я вернулся к Эвелин, оставшейся на тротуаре.

– Можно позвонить по этому номеру, – предложила она. – Можно спросить о них в этом продуктовом магазинчике.

– Может быть, они в церкви, хотя она и закрыта, – сказал я, пожав плечами, потом поднялся и постучался в узкую входную дверь церкви. Ответа не последовало. Изнутри доносился какой-то звук, напоминающий гудение мотора. Я приложил ухо к двери – внутри действительно происходило какое-то движение. Я попробовал еще раз и постучал так, что задребезжали стекла. Гудение мотора прекратилось.

Дверь приоткрылась.

– Да? – послышался женский голос.

Она по-прежнему была хорошенькой, только подбородок ее удвоился; глаза такие же карие с золотыми крапинками, с желтоватым оттенком лицо, полные чувственные губы, только не накрашенные сейчас помадой.

– Привет, Сара, – сказал я.

– Разве мы знакомы?

– Да. Одну минутку, – я спустился к Эвелин и сказал: – Видишь небольшое кафе через дорогу? Иди и выпей там чашечку «экспрессе».

– Но Нейт... Натан!

– Иди, я пойду в церковь один.

Рот Эвелин сжался в строгую тонкую полоску; она не привыкла к тому, чтобы ей указывали, что делать. Но потом она кивнула, повернулась и пошла. Я наблюдал, как она переходила улицу, сердито постукивая своими каблучками. Какой-то шофер просигналил ей, и она показала ему палец в перчатке.

– Молодец, девочка, – сказал я про себя.

Я вернулся к сестре Саре, которая наблюдала за мной из приоткрытой двери своего храма на первом этаже.

– Я тебя помню, – сказала она, чуть улыбнувшись. – Я помню ту ночь с тобой.

Я улыбнулся ей.

– Я надеялся, что ты не забыла. Твой муж дома?

– Нет.

– Хорошо. Где мы поговорим? В вашей квартире внизу или в церкви?

Глаза ее стали настороженными.

– Откуда ты знаешь, что это наша квартира?

– Может быть, я экстрасенс, – ответил я. – Или просто сыщик.

Она впустила меня в церковь. На приятно округлившейся Саре было простое черное платье, какое могла бы носить и Эвелин, если бы у нее было только девяносто восемь центов и не было бы драгоценностей. У стены стоял пылесос «Гувер» – это его гудение я слышал, стоя у двери. Стены были голыми; нижняя их часть, примерно высотой в метр, была покрашена синей краской, как и окно, верхняя – побелена. Перед кафедрой, за которой висела синяя портьера, стояло с полдюжины рядов жестких стульев. Это помещение очень походило на камеру смерти в тюрьме штата Нью-Джерси.

Она закрыла дверь и заперла ее.

– Не думала я, что встречу тебя еще раз.

– Я занимаюсь все тем же делом, – сказал я, держа шляпу в руке.

Ее невыщипанные брови сошлись – она напряженно думала.

– Похищение ребенка Линдберга?

– Точно. Может быть, присядем?

Пододвинув стул, она неуверенно села. Я сел рядом, чтобы видеть ее.

– Но человек, который совершил это похищение, в тюрьме, – сказала она.

– Правда?

Не выдержав моего пристального взгляда, она повернула голову в сторону.

– Вообще-то Мартин говорит, что в состоянии транса я говорила другое.

– Неужели?

– Да. В трансе я сказала, что этот немец не похищал ребенка. Что в этом заговоре участвовало много людей. Похищение совершили четыре человека. Среди них была одна женщина. Один из них умер.

– Женщина умерла?

Она смущенно пожала плечами; темные длинные волосы ее упали на плечи.

– Это все, что я знаю. Я знаю только то, что говорит мне Мартин. Я не помню того, что говорю в этом состоянии.

– Э-э... может быть, ты имела в виду Вайолет Шарп?

У нее задрожали ресницы, но она промолчала.

– Вайолет была среди ваших прихожан, не так ли?

Она сделала глотательное движение.

Я наклонился и сжал ее руку – не настолько сильно, чтобы причинить ей боль, но достаточно, чтобы она поняла, что я настроен серьезно.

– Так была она одной из ваших прихожан?

Она кивнула.

– Иногда она приходила на службу, – сказала она. – Я не уверена, что она была нашей прихожанкой.

– Кто еще?

– Много людей.

Я топнул ногой. Стулья подпрыгнули. И она тоже.

– Кто еще, Сара?

Она вновь проглотила слюну, потом покачала головой.

– Этот забавный на вид коротышка по имени Фиш. Он был нашим прихожанином.

– Продолжай, Сара. Это интересно.

– Был еще мужчина по имени Уэйтли. Кажется, он был дворецким.

– Думаешь, дворецкий. Так. Кто еще? Подумай хорошо.

Она покачала головой:

– Нет, не помню.

– Вспомни комнату в гостинице в Принстоне. Ты тогда назвала имя.

– Я не помню того, что говорю в состоянии транса...

– Ты сказала «Джефси». Ты сказала, что увидела буквы: Д – Ж – Е – Ф – С – И.

– Да, помню! Мартин говорил мне об этом.

– Профессор Джон Кондон был членом церкви на сто двадцать седьмой стрит?

– Нет... нет.

– Нет?

– Но...

– Но что, Сара?

– Но он приходил несколько раз.

Я почувствовал, что начинаю дрожать. Улыбнулся ей – должно быть, это была ужасная улыбка.

– Расскажи мне, Сара. Расскажи мне о Джефси.

Звучный мужской голос сзади меня проговорил:

– Он лишь иногда посещал нас.

Я повернулся и увидел вошедшего через портьеру за кафедрой Мартина Маринелли. На нем были черный свитер с завернутым воротником и черные брюки. Он был похож на священника, потерявшего не только свою цепь, но и работу. Голова его стала лысой, но брови, которые он выщипывал ради пущего эффекта, выросли и стали густыми; он все еще носил дьявольскую бородку. Под мышкой он держал бумажный пакет.

Он медленно подошел к нам и подал пакет Саре, которая казалось, вот-вот расплачется.

– Здесь то, о чем ты меня просила, дорогая.

Она положила пакет на соседний стул, и я заметил в нем различные предметы для уборки: моющее и дезинфицирующее средства, мыльная стружка.

Маринелли пододвинул к себе стул и составил нам компанию.

– Мы сами убираем это помещение, мистер Геллер, чтобы меньше платить за аренду.

– Вы помните мое имя, – сказал я. – Я удивлен.

– Мне пришлось следить за делом Линдберга, – он сделал эффектный жест рукой. – Нас столько раз беспокоили, что появилась необходимость иметь подробную информацию о ходе этого дела.