Похищенный

Чтобы их разговору ничего не помешало, она выбрала вечер, когда Риччи пребывал в хорошем настроении. Перед тем как уложить сына спать, она накормила его, добавив пару лишних унций молочной смеси, чтобы он не проголодался в течение ближайшего часа. У Риччи как раз наступил период повышенного аппетита. Неожиданный бонус привел его в полный восторг, и малыш не выпускал бутылочку до тех пор, пока глазенки его не закрылись от удовольствия, а живот не стал похож на тугой барабан. Эмма с удовлетворением похлопала сына по животику. На какое-то время этого вполне хватит. Уложив его в кроватку, она прикрыла за собой дверь спальни, оставив небольшую щелочку. Выключив телевизор, она перенесла записную книжку и телефон на диван и набрала номер Саши.

Б-ррр… Б-ррр… Где-то в Бирмингеме, на подставке в коридоре или, может быть, на кухонном столе, зазвонил телефон. Эмма откашлялась. Интересно, какой у Саши голос?

В трубке послышался щелчок, и женский голос произнес:

— Алло!

Эмма спросила:

— Простите, я разговариваю с Сашей?

— Да, это я.

Ответ прозвучал коротко и по-деловому. Звук «т» Саша произносила резко, с придыханием.

Эмма проглотила комок в горле и сказала:

— Меня зовут Эмма Тернер.

И сделала паузу, ожидая реакции собеседницы.

Когда таковой не последовало, она продолжила:

— Возможно, Оливер, ваш брат, говорил обо мне?

— Прошу прощения… — ответила Саша. — Как, вы сказали, вас зовут?

— Эмма. Эмма Тернер. Я была… Я встречалась с Оливером некоторое время назад. Не очень давно.

— Вот как. Понимаю.

Саша даже не пыталась придать своему голосу оттенок заинтересованности или дружелюбия. У Эммы упало сердце, но она решила идти до конца.

— Я пытаюсь дозвониться до него, — пояснила она, — но, похоже, его телефон не работает.

— Понимаю, — повторила Саша. — По правде говоря, в настоящий момент он находится за границей. Он отправился в Индонезию вместе со своей девушкой.

Итак, Оливер не расстался с Шармилой и они путешествуют вдвоем. Эмма постаралась ничем не выдать своего разочарования.

— Вы не знаете, когда они собираются вернуться?

— Понятия не имею, — откликнулась Саша. — Вы же знаете Оливера. Обычно он никого не посвящает в свои планы. Но, полагаю, он взял на работе отпуск за свой счет, так что они будут отсутствовать довольно долго. — После паузы она добавила: — Вы хотите оставить для него сообщение?

Эмма в это время пыталась решить, говорить ли Саше о том, почему она позвонила. Она сделала глубокий вдох.

— Да, — ответила она, — хотела. То есть хочу. Когда я разговаривала с Оливером в последний раз… Когда мы виделись с ним в последний раз… Я была беременна…

Саша ничего не ответила.

— Не знаю, рассказывал ли он вам что-нибудь… — продолжала Эмма. — Но в любом случае… Я пыталась дозвониться ему, чтобы сказать… — Ей снова пришлось сделать паузу, но она все-таки нашла в себе силы продолжить: — Я хотела сказать ему, что я родила.

Саша по-прежнему хранила молчание.

— Я родила ребенка, мальчика.

Эмма отняла трубку от уха. Из спальни долетало негромкое сладкое сопение.

— Алло! Алло!

— Я слышу вас, — долетел до нее издалека слабый голос Саши.

Эмма снова поднесла трубку к уху.

— Я слышала, что вы сказали, — повторила Саша. — Я еще здесь.

— Я понимаю, для вас это шок.

— Нет. Хотя, конечно, вы правы. Я как раз собиралась поздравить вас. Должно быть, вы очень рады, — вежливо добавила Саша. — Если это то, чего вы хотели.

— Значит, Оливер ничего не сказал вам.

Эмма принялась теребить обложку записной книжки.

— Нет, — подтвердила Саша. — Извините. Мне очень жаль.

Обложка записной книжки оторвалась. Кусочек ее остался в руках Эммы.

— Хорошо, — выдавила она. — Что же, теперь вы понимаете, почему я хотела поговорить с ним.

— Разумеется, понимаю, — откликнулась Саша. — И если он объявится, я скажу ему, что вы звонили.

Несмотря на вежливый тон, она ясно давала понять, что разговор пора заканчивать. Эмма отчаянно пыталась найти слова, которые пробили бы броню этой женщины, стали мостиком между ними, но ничего не могла придумать, а Саша, похоже, не испытывала ни малейшего желания помочь ей. Удивление, вызванное известием о том, что у нее есть племянник, — и все, этим исчерпывался ее интерес к нему. Она не задала Эмме ни одного вопроса о ребенке. Не спросила, на кого он похож, здоров ли. Вообще ничего. Очень сдержанная и холодная особа, потрясенно думала Эмма, опуская трубку после разговора, оказавшегося намного короче, чем она надеялась. В этом смысле Саша очень походила на Оливера и ничем не напоминала яркую и живую женщину, образ которой сложился у Эммы.

Она долго ждала, что Оливер перезвонит ей, но так ничего и не дождалась. Может быть, Саша просто не успела сообщить ему новости. Ведь наверняка, узнав о том, что у него есть сын, он позвонил бы Эмме, хотя бы из чистого любопытства. Да, он не хотел, чтобы Риччи появился на свет. Она так и не смогла забыть отвращения у него на лице, когда, стоя посреди его кухни, она сказала, что беременна. Но теперь-то Риччи был здесь, с ней. Эмма представляла, как Оливер, узнав о сыне, сразу же садится на корабль и в самолет, сполна осознав наконец, от чего отказался и чего лишился. Неужели эти чувства, даже спустя столько времени, могли исходить только от нее? Ей отчаянно его недоставало, особенно по ночам. Она страстно мечтала о том, чтобы в полночный час коснуться его тела и ощутить рядом с собой ободряющее присутствие другого человека.

Хотя была некая странность… Когда она представляла себя и Оливера, они всегда были только вдвоем и прогуливались в солнечный полдень по берегу реки. Он не был свидетелем того, как Эмму тошнило по утрам в последние недели беременности, не видел ее огромного живота и обвисшей кожи. Оливер никогда не приходил в эту обшарпанную квартиру, больше похожую на собачью конуру, к ребенку, который кричал, требуя, чтобы его накормили. Он никогда не бродил спросонок по комнате в поисках свежей рубашки перед очередным рабочим днем после бессонной ночи. Ему не приходилось менять пеленки, от которых омерзительно воняло гнилыми водорослями…

Эмма не могла представить себе, что он занимается такими вещами, да и не желала этого, откровенно говоря. Она хотела помнить его таким, какой он есть. И чтобы она оставалась у него в памяти такой, какой была когда-то: девушкой, которую ждало большое будущее, которая могла быть кем угодно и делать что угодно. Когда мир принадлежал ей и она еще не приняла решение, которое невозможно переиграть.

Тщательно все обдумав и взвесив, она не стала вносить имя Оливера в свидетельство о рождении сына. Пусть Агентство по взиманию алиментов само разыщет ее или его, чтобы потребовать деньги. Но она ни за что не станет навязывать ему роль отца, если он не желает им быть.

— Похоже, приятель, мы с тобой остались вдвоем, — с тяжелым сердцем сообщила она Риччи.

А тот внимательно рассматривал Эмму со своего оранжевого стульчика-качалки. С безволосой головой он ужасно походил на пожилого профессора, подумывающего о том, чтобы пригласить ее для участия в конференции. Эмма часто думала, что маленькие дети обладают недетской взрослостью. И мудростью. Они не могут ходить самостоятельно и вынуждены оставаться там, куда их посадят, и при этом им не остается ничего другого, кроме как наблюдать за всем со стороны и оценивать происходящее. Интересно, что думает о ней Риччи, частенько спрашивала она себя. Какие мысли приходят ему в голову, когда он так смотрит на нее? Ей хотелось, чтобы он думал о ней хорошо. Но Эмма боялась, что сын видит ее насквозь и ничуть не обманывается, понимая, кем она была на самом деле.