Похитители плоти
Шрифт:
человеком чуждым суеверия, я, однако, не мог, проходя мимо дома Закудыкиных, не взглянуть на него с неким суеверным почтением. Это был добротный, довольно большой дом, скрывающийся почти весь за высоким дубовым забором. По всему было видно, что владелец преуспевает в делах и ежедневно благодарит Господа за дарованные милости. С другой стороны улицы мне был неплохо виден второй этаж, украшенный затейливой резьбою. Я стоял довольно долго, беззастенчиво разглядывая его. Между тем становилось жарко, и раскаленные булыжники мостовой излучали в воздух загадочное
Обычно я сплю в это время суток, ибо нет ничего приятнее сна в жаркие послеполуденные часы. Но сейчас мне более всего хотелось поговорить с обитателями купеческого дома. Вдруг я увидел как в окне шевельнулась занавеска, и перед моим любопытным взором предстало миловидное девичье лицо.
Увидев, что за ней наблюдают, незнакомка смутилась, и одарив меня быстрым взглядом, спряталась.
Я постоял еще некоторое время, колеблясь между любопытством и правилами приличия и решил не идти напролом, а сперва собрать об этом семействе побольше сведений. Вспомнив, что проходил нынче мимо полицейского участка, я направился туда.
Это был небольшой домик с ярко размалеванной надписью над дверью. Войдя внутрь, увидел я множество мух, которые, жужжа, носились под потолком и противно зудели на стекле. У окна сидел за обляпанным чернилами столом толстоватый человек в расстегнутом, не блещущем чистотой мундире.
– День добрый. Полицейский встал, застегнулся, одернул
мундир и только тогда ответил:
– Здравствуйте. Чем могу служить?
– Я журналист из Москвы, моя фамилия Чепцов.
– Прошу Вас, садитесь, господин Чепцов.
– Благодарю.
– Меня зовут Фаддей Никитич. Довольно долго, улыбаясь, мы
смотрели друг на друга.
– Жарко,- сказал Фаддей Никитич.
Вы курите?
– Нет, спасибо. Я медлил, не зная с чего
начать разговор, неловкая пауза затягивалась.
– Фаддей Никитич, я слышал, у вас люди исчезают в городе?
– А, вот Вы по какой причине...-он еще шире улыбнулся, странно при этом скрипнув зубами.- Да, было несколько случаев. Вы хотите об них написать?я кивнул.- Так я тоже исчезал.
– И Вы?
– Да. Правда, вряд ли смогу рассказать Вам что-нибудь интересное.
– Ничего не помните?
– Почти совсем ничего. Вернее, я даже не заметил бы, что исчез, если бы неожиданно не оказался в Макеевке, это деревня в трех верстах отсюда. Пришел в город, а меня тут вся полиция ищет.
Хе-хе-с. Спрашивают, где я пропадал неделю. Забавно было...
– И что, так ничего и не вспомнили?
Полицейский развел руками.
– А могу я получить полный список тех, кто исчезал?
– Конечно. Сейчас я Вам его составлю. Он взял лист бумаги и принялся аккуратным почерком писать в столбик фамилии и адреса.
– Они ведь все вернулись, Фаддей Никитич?
– Да, все до единого, кто через неделю, кто через две.
– А из купцов Закудыкиных никто не пропадал?
Фаддей Никитич поднял голову, посмотрел на меня пристально и ответил:
– Нет, никто.
Наши взгляды
встретились. Не знаю почему, но у меня побежали по спине мурашки: я увидел в глазах полицейского холодное, сосредоточенное внимание, настолько не вязавшееся со всем его обликом, что становилось жутко.– Дело в том,- произнес я, медленно выговаривая слова,- что сегодня дом Закудыкиных может исчезнуть...
– В полночь?
– Почему именно в полночь?
– Потому что все исчезновения совершались в этот час. А откуда Вам это известно?
– Я случайно слышал.
– Не очень верьте слухам,- посоветовал полицейский и склонился над листом бумаги.
Было жарко, приставали мухи, и мне показалось, что мы вовсе и не говорили об исчезновении купеческого дома, а все это время я молча смотрел как пишет Фаддей Никитич.
– Вот Вам список. Желаю удачи. Но только ни один не скажет Вам больше, чем я.
– Спасибо, Фаддей Никитич. А нельзя ли все-таки выставить нынче охрану у дома Закудыкиных?
– Отчего ж нет? Можно. Выставим, будьте спокойны, господин Чепцов. Спасибо за помощь.
– И Вам спасибо. Я встал и, выйдя на улицу, медленно
побрел в гостиницу, прячась от беспощадного солнца в горячей тени домов. Придя в гостиницу, я уснул до вечера.
Петр Петрович встретил меня приветливо. Казалось, он совершенно позабыл о возникшей утром неловкости.
– Проходите, милейший Аркадий Иванович. Ждем вас.
Собравшееся на чай общество было небольшим: всего шесть человек, не считая меня и хозяина. Присутствовали две дамы:
одна страшно толстая, а другая худая и с усиками. Хозяин подвел меня сперва к толстой:
– Позвольте представить вам, Анна Павловна, Аркадия Ивановича. Анна Павловна.
– Анна Павловна подала мне ручку и при этом престранно клацнула зубами.
Усатая женщина оказалась ее дочерью, а один из мужчин - внешне ничем не примечательный человек - зятем.
Потом мне были представлены по очереди Иннокентий Ильич, отчего-то надевший сегодня зеленый галстук, Серафим Осипович, который был глух и произносил букву "с" с присвистом, и Фаддей Никитич, с которым мы поздоровались как приятели.
Когда я вошел, говорили о предстоящей ярмарке, при этом, как и всегда в подобных разговорах, одни безусловно одобряли этот обычай, а другие столь же безоговорочно его порицали.
– Помилуйте, Серафим Осипович!
– восклицал зять.
– Ведь это же не может быть вредным!
– Вот именно бледным! Это выглядит с-с-слишком бледно,- посвистывал в ответ не расслышавший фразы собеседник.
Разговор продолжался в том же духе, пока Маша, превосходящая, кстати, размерами даже Анну Павловну, не внесла самовар в столовую и не прогудела:
– Кушать подано! Стенные часы пробили семь, когда мы уселись.
Дамы разливали чай, при этом Иннокентий Ильич ухитрился умакнуть в чашечку свой галстук, от чего его нижняя часть изрядно потемнела.
Ему было очень неловко, и он, казалось мне, мечтал об одном: