Поход без привала

Не думал Павел, что так обрадуется Зинаида Мефодьевна встрече с учеником. Она засыпала его множеством вопросов: где, как, почему? Павел охотно рассказывал обо всем, что видел и пережил.

Она привела его на завод, на какой-то митинг, попросила подождать. Он равнодушно слушал выступавших, не вникая в суть. Люди толковали о своих заводских делах. Заинтересовал его только последний оратор. Молодой, похожий на студента, он говорил, что для защиты Республики нужна новая армия, построенная на совсем других началах, чем при царе. Это будет добровольная армия свободного пролетариата и бедняков, в ней будет господствовать сознание. Да, только высокая сознательность — основа всего. Она заменит муштру, насилие и другие атрибуты наемных капиталистических армий,

Павел подумал, что это чушь. Кто-то должен чистить сортир. И когда тебя пошлют на такую работу десятый раз подряд, не выдержит никакая сознательность… Бойцам нужны навыки, доведенные до автоматизма. А как их выработаешь без дисциплины?

Об этом он и сказал Зинаиде Мефодьевне, провожая ее после собрания. Учительница ответила:

— Возможно, Дмитрий Фурманов и не совсем прав. Но то, что Красная Армия строится прежде всего на высокой сознательности, — это бесспорно.

— Армия есть армия. Без твердой дисциплины в ней никуда!

— Дисциплина дисциплине рознь, Павлуша. Одно дело, когда боец понимает, за что он борется, сознательно идет на риск. И совсем другое, если его гонят в атаку зуботычинами. Не говоря уж о простом человеческом достоинстве. Ты ведь сам знаешь, как издевались над солдатами офицеры.

— Ну, не столько они, сколько свой брат, унтеры. Офицеров мы раз в месяц видели.

— И что же? Как равный с равным?

— Нет. Строгость требовали.

— А телесные наказания?

— Все случалось, Зинаида Мефодьевна. У нас один новобранец домой сбежал. Так командир эскадрона хлестал его потом перед строем. По лицу, по голове сек нагайкой. Чтобы другим неповадно…

— Вот видишь!

— Зато больше ни одного дезертира в полку не было.

— Странно ты рассуждаешь, Павел.

— Да ведь дезертиров, Зинаида Мефодьевна, в любой армии не жалуют. А в новой, сознательной армии, что же? Цацкаться будут с дезертирами? Да такая армия и месяца не проживет.

— Я не знаю, Павел, я не специалист. Только скажу тебе вот что. Сознательность отнюдь не исключает дисциплину. Даже наоборот. Сознательная дисциплина крепче любой другой. И мы — за нее.

— Это пока одни рассуждения. А немецкая кавалерия в Дону лошадей поит.

— Не иронизируй, Павел. Проще всего смотреть с обывательской колокольни и ухмыляться. А что сделал ты? Ведь у тебя военный опыт. У тебя есть то, чего не хватает нашим рабочим. Учат их бывшие солдаты, которые сами только и знают: ать-два, сено-солома!

— Ну вот, Зинаида Мефодьевна, — улыбнулся Павел, — это как раз то, о чем я хотел с вами потолковать.

…Через несколько дней к секретарю партийной ячейки железнодорожной станции Иваново пришел молодой человек в старом, по щегольски подогнанном обмундировании. Сапоги начищены так, что почти не заметны латки. Рейтузы гусарские, на фуражке темнеет след от кокарды. Секретарь сразу оценил выправку и подтянутость посетителя.

— Телеграфист Белов, — представился тот. — У вас всеобщее военное обучение организуют. Я унтер старой армии, без пяти минут офицер.

— Хорошо, — сказал секретарь. — Очень хорошо. Нам такие люди очень нужны. Только у нас, товарищ Белов, на добровольных началах, бесплатно.

— Знаю. Когда приступать?

— Сегодня, товарищ Белов. — Секретарь пожал его руку. — Сегодня и приступай. Дел невпроворот. — И, улыбнувшись, добавил: — Я ждал, что придешь. Зинаида Мефодьевна^[1] говорила о тебе.

8

Павел оглядел строй: ничего себе воинство! Несколько старичков слесарей из депо, пожилые, степенные машинисты. А рядом совсем молодые ребята, для которых винтовка-то тяжела. Вот верзила кочегар, за ним станционный служащий и девушка-стрелочница в красном платочке. Двадцать пять душ, в армии никто не служил, начинать надо с азов. Первый час: разбить по ранжиру, выделить младших командиров…

Теперь каждый день после работы Павел спешил на плац. Обучил одну группу, дали вторую. В ней были не только железнодорожники, но и ткачи с ближней фабрики.

У Павла свой закон: если взялся, сделай быстро и лучшим образом. Он не считался ни со временем, ни с погодой. В проливной дождь первым падал на разбухшую землю, показывая, как правильно переползать. Выматывался до предела, демонстрируя каждому бойцу приемы штыкового боя. Но и с людей требовал без всякого спуска.

Сначала Павел опасался: не выдержат ученики нагрузку, пойдут жаловаться или разбегутся. Как ни говори — люди после смены, дома их ждут заботы. Он сказал им: «Терпите, товарищи. Сначала помучаетесь, потом втянетесь. За два месяца вы должны стать солдатами. Неумелые гибнут в первую очередь».

И они терпели. Павел видел, как им трудно. Но не было ни одного упрека, никакой воркотни. Может, в этом и проявлялась сознательность, о которой говорила Зинаида Мефодьевна? Понимали люди, что Республика в опасности, что все туже стягивается кольцо фронтов. А надеяться не на кого. Кто защитит? Только сами себя.

Занимаясь с ними, Павел впервые в жизни почувствовал, что он нужен. Нужен этим усталым людям, которые видят в нем своего командира, нужен секретарю партийной ячейки, нужен своей бывшей учительнице. Ему было приятно услышать похвалу, когда подготовку его групп признали лучшей.

— Все, Павел, — сказал ему секретарь партийной ячейки. — Телеграфистов у нас хватает. А вот райвоендор Всевобуча слабое место. Пойдешь?

— Раз надо — пойду.

— Решено. И захвати-ка вот это, — протянул секретарь сверток. В нем оказались тоненькая брошюрка — Программа Российской Коммунистической партии (большевиков) — и солидный том «Капитала».

Недели через две Павел снова пришел в ячейку. Секретарь, приглаживая усы, ждал, что он скажет.

— Программа мне очень понравилась. Такую программу я полностью принимаю, — заявил Белов. — А вот с «Капиталом» не получается. Трудно. Никак не вникну.

— Я, между прочим, тоже, — вздохнул секретарь. — Да и некогда. Видно уж, потом учиться будем. А сейчас, Паша, революцию крепить надо… Ну, ты как?

— Просить буду, чтобы взяли в ячейку.

— Ладно. Обсудим.

9

В августе 1918 года коммунистическая ячейка станции Иваново Северной железной дороги приняла Павла Белова в группу сочувствующих. Ячейка была большая, человек девяносто, но на собрания приходила едва половина. Многие машинисты, кочегары, кондуктора — в разъездах. На плечи тех, кто оставался на месте, ложилась двойная нагрузка.