Поход кимвров

Римская республика была в полном расцвете благосостояния, и могущество ее все увеличивалось; длительная война с Карфагеном была закончена, волчица подмяла под себя слона, Африка была подчинена. Гражданин римский вышел из этой борьбы богатым и всемогущим; великие полководцы и государственные мужи стояли теперь на Форуме, изваянные из мрамора; республика стала несокрушимой. Но корни ее были уже подточены червями. Разложение начиналось и стало обнаруживаться во время нумидийской войны – борьба волчицы с конем, с опасной конницей Югурты [12] , и конь был сбит с ног, хотя суровые римские всадники немножко поторговали собой на Форуме и едва не продали всю республику. Слишком они разбогатели, а работали за них другие! И римские крестьяне стали городской чернью, республика сделалась прочным сообществом людей, живших данью с покоренных народов. Но хищные инстинкты все-таки были еще свежи, и когда Югурту заморили голодом в туллианской собачьей пещере, Рим вздохнул с облегчением, как будто это Югурта был грабителем и вором, которого наконец постигло правосудие.

12

Царь Нумидии – древнего североафриканского государства, ведший с Римом долгую упорную борьбу.

С Югуртой было покончено как раз перед тем, как разразилась гроза по ту сторону Альп, откуда уже стали поблескивать молнии. Это сама нумидийская война выдвинула Мария, простого солдата, но не наемного. Должно было обнаружиться, что, когда Риму грозит стихийная беда, необходимо вернуться к первобытным римским доблестям, чтобы справиться с нею.

Для начала варвары не искали ссор с римлянами, соприкоснувшись с последними на границах южной Галлии; кимвры только просили себе земли для поселения – просьба, с которой они часто стучались в двери по всей Европе; и за это великодушно предлагали союз, даже соглашались поступить на службу к Риму, если возможно будет столковаться насчет того, какое третье государство им стоит проглотить сообща. Римляне предложение отвергли.

С этим предложением было отправлено в Рим посольство; в первый и единственный раз завязались настоящие переговоры между кимврами и тевтонами с одной стороны и римлянами – с другой, в первый раз обе стороны могли, так сказать, взглянуть в лицо друг другу. Разницы между тевтонами и кимврами не было, все северяне, в общем, были высокие, светлые, грубые люди, которых римляне холодно считали феноменами. Они были не по-римски высокие, – но многие негры были не ниже их! – и, разумеется, светлоглазые, с белесым пучком волос на голове, как все северные дикари, проводящие всю жизнь в лесах, в вечной тени и потому бесцветные.

Впрочем, эти великаны были, по-видимому, люди смирные и веселые, добродушно улыбались низеньким римлянам с высоты своего роста и не скрывали своих восторгов перед чудесами Рима.

Послов совсем захватила кипучая уличная жизнь с ее лавками и тавернами; они ходили по самой середине улиц, как бы опасаясь задеть и свалить что-нибудь, осторожно переставляли свои большие ноги, чтобы не раздавить плиты и мозаики, поглядывали вверх, вниз, морщили лбы, как быки… Юпитер свидетель – настоящие деревенские бараны! Самые простые вещи были для них новостью. Но на Форуме они разинули рот, увидев фонтаны, и один взял да и напился прямо из бассейна, как бык! Они восхищались водопроводными трубами: бесподобно! Даже родники здесь приручены и заключены в железо! И у них прямо-таки волосы зашевелились на голове от восторга, когда они уразумели, что весь Рим вымощен. Как – целые мили драгоценных плит, из которых любую стоит увезти с собой, как прекрасное точило, – просто невероятно?!

А изваяния, обнаженные фигуры? О! Северные великаны скромно опускали глаза и старались сдержаться, но облизывались и фыркали, чтобы не задохнуться от смеха. Но смех прорывался-таки, залпами, громоподобный; варвары прислонялись друг к другу, хохотали в обнимку чтобы не упасть. Да как же? Все, что есть у в с е х, и у мужчин, и у женщин, можно было увидеть тут на каждом шагу!

Но самый большой успех выпал на долю осла с надетой на морду овсяной торбой, такой способ кормежки не был известен в странах, откуда явились эти тяжеловесные наивные кочевники; они пришли в невероятное восхищение, остановились и долго хохотали во все горло, подталкивая друг друга локтями. Нет, просто сил никаких не хватает! Надо же додуматься до таких затей?! Ой, нет, лопнуть можно от смеха! И они даже обняли осла за шею, словно встретили родного брата, чуть не расцеловали его и не потащили с собой на руках.

Сопровождавший их по городу центурион [13] даже соскучился: их ведут в сенат, а эти мужланы… Право, точно вчера только родились на свет. О Геркулес!

А на Форуме один из тевтонов ляпнул такое, что навеки прославился в истории: ему показали весьма знаменитую статую старого пастуха и спросили, как она ему нравится; ответ был, что тевтон и на живого-то такого младшего раба смотреть бы не стал!.. Вот насколько сведущи были в искусстве эти послы, жрущее желуди мужичье!

13

Сотник, командир сотни римских солдат.

В сенате они все-таки вели себя не без достоинства. Сенаторы были в полном сборе, и послы, на время отложив смех, держались серьезно; но латинского языка эти безграмотные дикари, конечно, не знали, и пришлось позвать толмача, старого рыбака или бродягу с набережной, который говорил по-гиперборейски [14] и которого чужестранцы как будто знали и уважали; пожалуй, он был из их краев. Через него послы передали то, что им поручено было сообщить римлянам, и пока тот переводил, с откровенным любопытством оглядывали собрание – ни дать ни взять кучка мальчишек, предложивших взрослым какую-то игру и теперь простодушно ожидавших, что предложение их будет принято с радостью.

14

Северные страны назывались у древних греков и латинян Гипербореей.

Кое-кто из них вздыхал и переминался с ноги на ногу: им пришлось-таки походить сегодня, да еще взобраться по этим бесконечным лестницам на целую гору ступеней, чуть не до самого неба, и пройти бесконечное число покоев, прежде чем добраться до сердца Рима, до сената. Сенат оказался многочисленным собранием низеньких старичков, окруженных обилием мрамора и с мраморными или ледяными лицами, с лысинами, словно отполированными макушками – большинство; и все они хранили гнетущее молчание, хоть их и было здесь так много; все сидели, выпростав одну обнаженную сухую руку, а другую спрятав под тогой. Что они там скрывали?

Говорили лишь поодиночке, негромко, но слышно для всех; зато просто удивительно, до чего оратор махал руками, словно вбивал ими в воздух свое мнение, заламывал руки, когда затруднялся в чем-нибудь, прищелкивал кончиками пальцев, стряхивал с себя что-то невидимое, хватался за грудь, молотил, как кузнец, одной рукой по другой – живая картина внешней страсти и никакой настоящей горячности. Никто не обращался к чужестранцам и даже к толмачу; собрание обсуждало дело в своем кругу, обсуждало недолго и сообщило свое решение через крепостного слугу.

Кончилось тем, что послов снова повели по всем лестницам и колоннадам, но уже вниз, где широко раскинулся Рим со всеми своими чудесами. Старички сенаторы продолжали сидеть безмолвно, как бы совсем застыв от холода, после того как дали свой ответ и отпустили послов, удостоив их лишь голым отказом за все беспокойство и проделанный долгий путь.

Один из старичков высвободил из-под тоги и левую руку, и те из чужеземцев, которым любопытно было узнать, что он там прятал – нож или какое-нибудь другое острое оружие? – успели, уходя, разглядеть, что в руке у старика была длинная рогулька из слоновой кости, которой он почесывался!.. Да – вот чем он отмахнулся от них!

И вот они снова стояли на Форуме и могли сколько угодно задирать головы вверх, глядя на высокое учреждение, где сейчас были приняты, созерцать и его, и еще другое – Аркс, крепость Рима, горделиво возносившую свои отвесные стены и свой храм на самой вершине холма, как неприступный, крепко-накрепко закрытый ларец. Презрительно, не считаясь с тем, что чужеземцы могут тут высмотреть что-нибудь, их нарочно поставили лицом к римским укреплениям – пусть-де отправляются восвояси и рассказывают о том, что видели!