Поход скорпионов

Действительно, атаман разбойников предпринял решительные действия против лазутчиков из Арзакены, только ни к чему хорошему это не привело. После нескольких стычек в горах вожди стрельцов смекнули, что имеют дело не с прославленным героем Гиеагром, а всего лишь с шайкой Капюшона, для головы которого в городе давно уже был заготовлен позорный шест. Так что утром четвертого дня из ворот вышел отряд в три сотни луков. Выступить открыто против такой силы люди Капюшона не рискнули, но и давать им свободно разгуливать, где пожелают, тоже не было никакой возможности – они в любой момент могли обнаружить наши приготовления, да и шайка растеряла бы весь авторитет. Тогда, атакуя мелкими группами и тотчас отступая, разбойники попытались заманить солдат далеко вверх по ущелью, и это отчасти удалось: около полусотни арзакенцев устремились в погоню, оторвались от главных сил и были перебиты, остальные же отступили. Через час все повторилось, правда на этот раз арзакенцы действовали умнее, а потом опять и опять; стычки, почти не прекращаясь, длились целый день, и я с содроганием ждал, что вожди там, за воротами, наконец окончательно разберутся в ситуации, бросят в ущелье главные силы, и нам придется спасаться бегством, оставив план в шаге до завершения.

Помимо этого меня волновало еще одно – ручей, якобы священный, на котором Капюшон отказался строить плотину. С некоторых пор я стал замечать, что разбойники то и дело наведываются в то ущелье и возвращаются лишь под вечер, усталые и грязные. На мои расспросы о том, что же там происходит, Капюшон отвечал, что по этому ущелью проходит тайный кружной путь в Арзакену, и что его разведчики пользуются им, чтобы незаметно проникнуть в стан врага. Звучало убедительно, однако некое неясное сомнение занозой застряло в моем мозгу и не давало покоя, заставляя то и дело мысленно возвращаться к злосчастному ручью.

Слухи о Гиеагре, доходившие до нас, по-прежнему были смутны и загадочны. Одно лишь радовало: он где-то неподалеку, готовит свой последний подвиг, который, если судьба будет милостива, навеки обессмертит его имя.

Утро пятого дня я встретил под тем же навесом, в окружении тех же самых рож, что «украшали» мою жизнь все последнее время. Меня разбудил звук, громкий и пронзительный. Он в клочки разметал мой сон, заставив вскочить на ноги и завертеться волчком в поисках опасности. Мои тюремщики уже были на ногах, они спешно экипировались.

– Арзакенцы зашевелились, – бросил мне один из них, чернобородый тип с раскрашенными синим щеками. – Стягивают силы к воротам. Где шляется твой друг? Ему лучше пошевелиться – если они навалятся, мы и часа не выстоим.

– Ухм… – вот и все, что я смог выдавить из себя, ибо на несколько мгновений потерял дар речи. Где шляется герой… Стало быть, он так и не появился?.. Боги! Я вдруг понял, что все эти дни жил одной лишь надеждой на скорое появление Гиеагра! Я верил, что опасности, которые я переношу, не напрасны, что в нужный момент он примчится на колеснице, или спустится с неба, или выскочит из-под земли и обрушится на врага, что он сделает все необходимое, чтобы наша затея обрела смысл и пришла к столь желаемому нами завершению. Не будь этой веры, я умер бы, задохнулся бы без нее, как задыхаются без воздуха… Но вот враг у ворот и готов разрушить наши планы, а Гиеагра все нет, лишь слухи о нем витают вокруг подобно душам умерших младенцев, которые являются порою людям мимолетными тенями, не способные ни помочь, ни напугать как следует.

Меня грубо толкнули, и все раздумья тотчас вылетели из головы. Бородач протягивал мне меч.

– Проснись наконец, варвар! Гиеагр не пришел, так, может, тогда ты покажешь, какие из Непосвященных вояки?

Разбойники загоготали. Я взял клинок; короткий и ржавый, он скорее напоминал обычный нож, но лучше такое оружие, чем никакого.

– Не смотри, что он тупой, – услышал я голос Капюшона. Я и не заметил, как он подошел, будто призрак. Кожаный нарост на его голове был изукрашен синими полосами. Глаза разбойника горели мрачным огнем.

– Гиеагр не явился в условленный срок, – бросил он.

– Но согласно договору он должен появиться до полудня, – возразил я и тут же получил тычок под ребра от кого-то из громил.

– К полудню от нас не останется даже воспоминаний, – бросил Капюшон. – На нас идет вся армия Арзакены. Мой единственный шанс остаться хозяином в этих горах – дождаться, пока большая часть войска соберется в Горле, а потом привести в действие план Гиеагра.

– Но ведь ты прекрасно знаешь, что его план – не более чем театральный эффект! – вскричал я. – Волны смоют дюжину-другую солдат и на этом все кончится. Без Гиеагра это не сработает.

– О, конечно, декорациям нужен актер, – ухмыльнулся разбойник. – Но кто сказал, что роль может сыграть один только Гиеагр? Ведь если солдаты уверены, что великий герой уже близко, они могут принять за него любого плечистого воина на коне, разве нет?

– Так вот к чему спешка! – внезапная догадка заставила меня заскрежетать зубами.

– Умный мальчик. – Капюшон одобрительно хохотнул. – Они драпанут до самой Арзакены и даже дальше, а мне останется только подобрать добычу… Я давным-давно отправился бы в Тень Зодиака, если б не умел ценить хорошие идеи, а главное – вовремя использовать их.

– Но если Гиеагр явится к полудню, как обещал… – начал я.

– То получит стрелу в спину, если не будет паинькой, – прервал разбойник. – Это мои горы; вам, варварам, пора бы это уяснить. Кроме того, кто знает, быть может, ты говоришь с завтрашним царем Земли стрельцов? Которому известно о великом герое много такого, что тому следовало бы скрывать. А? Как ты думаешь?

– Перерезать бы тебе глотку, – прошипел я.

– Этим? – Он усмехнулся, бросив взгляд на мой меч. – Этим и слизняка не проткнуть. Но мужчина должен идти в бой с оружием, не так ли, молодцы?! – Атаман возвысил голос и «молодцы» одобрительно загалдели. – В конце концов, не лук же парню давать, а?

Ответом ему было оглушительное ржание. Тем временем Капюшон наклонился к самому моему уху и прошептал:

– Не делай глупостей, Мильк, и ни с тобой, ни с Гиеагром, ни с его великой славой ничего не случится. Я позабочусь об этом. Конечно, если все пройдет так, как нужно мне.

Арзакена шла в бой. Ряды воинов, медленно вытягиваясь из ворот, заполняли ущелье подобно тому, как мед заливает скатерть, вытекая из опрокинутого кувшина. Солнечные лучи, дробясь о начищенные шлемы, наконечники копий и бляхи щитов, слепили глаза до рези, до темных пятен. Мы наблюдали, стоя на вершине гряды из гальки и песка, нанесенной за много лет рекой, издали, с расстояния в восемьсот шагов, но зрелище от этого не становилось менее грозным и устрашающим. Было видно, как воины вскидывают к небу оружие; должно быть, они что-то кричали, но их удаленность и шум реки, мчащей мимо нас свои бурные волны, не давали ничего расслышать.

Я оглянулся на ущелье в надежде увидеть коня Пламеника, несущего на себе бесстрашного героя, но увидел лишь жуткие разбойничьи хари. Размалеваны синей краской, в глазах – звериная настороженность, смешанная с жаждой крови. Такие глаза бывают у волков, окруживших быка: всем хочется насытить утробу, но никому неохота отведать острых рогов.

На гряде собралась вся шайка – четыре или пять сотен луков. Они заняли то самое место, откуда по плану должен был вступить в битву Гиеагр. Гряда тянулась далеко вперед, постепенно понижаясь и сходя на нет в трех сотнях шагов от ворот; позади же, в двух сотнях шагов выше того места, где стояли мы, впадали в Арну перегороженные речки.

Шайкой предводительствовали змеелицый Званцо и коротышка Йахр; оба помощника восседали на плюгавых лошаденках впереди разбойного войска. Капюшона же, сколько ни вертел головой, я не увидел.

Солнце вползало вверх по небосклону, все больше ярясь на наш непутевый мир. Воинство Арзакены запрудило ущелье во всю его невеликую ширь, от берега Арны слева от нас до острых скал справа; в длину же строй вытянулся на две сотни шагов. Солдат там было видимо-невидимо, они стояли плотными рядами, как дыни на крестьянской телеге в базарный день; на пятачке, по-моему, их уместилось никак не меньше трех тысяч. Перед строем на резвых скакунах носились командиры; то там, то сям колыхались знамена, пестрели какие-то значки. От этого зрелища у меня перехватывало дыхание и холодело в желудке.