Походы Александра Македонского

Великое множество учителей, наставников и воспитателей окружало маленького царевича, «во главе которых стоял родственник Олимпиады Леонид, муж сурового нрава» (Плутарх, 5). Раз родственник Олимпиады – Мирталы, значит молосс, и соответственно из этого вытекает всё остальное. В Элладе отношение к молоссам было своеобразным, поскольку за ними признавали лишь греческое происхождение, но не более. Из-за того, что молоссы смешались с местными племенами, их самих стали считать наполовину варварами, несмотря на то, что они завладели оракулом Додоны. И если человек из этого племени становится воспитателем маленького царевича, то, наверное, для этого были веские основания. Несомненно, что решающую роль в этом назначении сыграла Миртала.

Родословная у Александра была такой, что лучше не придумаешь – по отцу происходил от Геракла, по матери – от Ахиллеса. В Элладе больше почитался Геракл, причем не только как величайший герой, но и как бог. Однако маленький царевич выбирает себе кумиром Ахиллеса, и не просто им восхищается, а всю свою жизнь будет подражать мирмидонцу. С чего бы это? Вне всякого сомнения, что в детстве Александр находился под сильнейшим влиянием своей матери, эпирской царевны, жрицы культа Кабиров. И она, и молосс-воспитатель рассказывали ему о легендарном предке, благо было что поведать. Детские впечатления являются самыми яркими, и образ неуязвимого воина навсегда отпечатался в детской душе царевича. И Гераклу, герою тоже не из последних, места там уже не осталось. Но был ещё один нюанс, почему именно Ахиллес был ближе Александру – он был царём. Геракл им не был никогда, а Ахиллес был. Пусть не у великого народа, а у небольшого племени мирмидонцев, но всё же царём. Принцип божественности царской власти и собственной исключительности, вот что мать внушала ребёнку с детства, и он это накрепко усвоил, чувствуя себя царём и по рождению и по призванию. Это молосское воспитание не имело никакого отношения к демократическим ценностям Эллады, и когда Александр подрос, то чётко осознавал своё место в мире. Примером этого может служить случай, рассказанный Плутархом: «Однажды, когда приближенные спросили Александра, отличавшегося быстротой ног, не пожелает ли он состязаться в беге на Олимпийских играх, он ответил: „Да, если моими соперниками будут цари!“» (4). Самомнение сына Филиппа росло вместе с ним.

Именно Миртала, жрица древнейшего культа Кабиров, могла внушить сыну веру в его божественное предназначение и в то, что он находится под покровительством богов. В дальнейшем подобные разговоры приняли несколько иное направление, и речь в них пошла уже о божественном происхождении царевича. Наверное, здесь и надо искать ответ на то, почему Великий Македонец на протяжении всей жизни столь сильно и самозабвенно верил в свою счастливую звезду. В то, что удача никогда ему не изменит, а божество всегда поможет.

Но удача удачей, а Александр так же верил в себя. «Муж сурового нрава» Леонид, держал своего воспитанника в строгости, не давал никаких поблажек и на корню пресекал все попытки смягчить режим царевича. Что однозначно пошло на пользу Александру: «Еще в детские годы обнаружилась его воздержность: будучи во всем остальном неистовым и безудержным, он был равнодушен к телесным радостям и предавался им весьма умеренно; честолюбие же Александра приводило к тому, что его образ мыслей был не по возрасту серьезным и возвышенным» (Плутарх, 4). Легендарное укрощение коня Букефала полностью соответствовало воспитательному процессу царевича – не бояться трудностей и правильно оценивать ситуацию. Спартанское воспитание сурового молосса в дальнейшем сослужит Александру добрую службу. Тяготы длительных походов в самых разных природных и климатических условиях завоеватель будет переносить стойко, являя пример выдержки и выносливости для своих солдат.

Как видим, воспитание царевича не ограничивалось исключительно классическими греческими программами, немалую роль играл и молосский фактор. Поэтому при оценке дальнейших поступков Александра всегда надо помнить, что он македонец только наполовину, по матери наследник Филиппа молосс. И то, что в него заложили в раннем детстве, рано или поздно проявится.

* * *

У эпопеи с Ахиллесом было продолжение. В царском дворце объявился некий акарнанец Лисимах и стал очередным наставником маленького царевича. Плутарх отмечает, что человек этот не выделялся какими-либо достоинствами, кроме умения льстить и втираться в доверие. Хитрец Александра величал Ахиллесом, себя называл его наставником Фениксом, а царя Филиппа Пелеем, отцом легендарного героя. Понятно, что наследнику престола такие параллели очень нравились, но Филипп-то куда смотрел? Хотя вполне возможно, что базилевс всё понимал, но просто решил до поры до времени не вмешиваться и махнул рукой на все выходки новоявленного Феникса. Чем бы дитя не тешилось!

Лисимах умудрился занять среди воспитателей царевича второе место, хотя все прекрасно понимали, что причиной такого успеха были не его глубокие познания в науках, а умение тонко льстить. При этом обратим внимание на то, что Лисимах был родом не афинянин, не спартанец, не коринфянин, а акарнанец. Выходец из богами забытого региона на западе Греции. Соответственно, никакого подробного и углублённого знакомства с ценностями Эллады он своему воспитаннику дать не мог. Молоссы и акарнанцы были практически соседи и вряд ли познания Лисимаха в греческой культуре были больше, чем у «мужа сурового нрава» Леонида. Чему акарнанец мог научить Александра, видно из рассказа Плутарха, да и ценили его, судя по всему, только один Александр и Миртала.

Таковы были приближённые к царевичу воспитатели, остальные учителя и педагоги занимались лишь тем, что преподавали естественные и точные науки. Но был у мальчика ещё один учитель, лучше которого никто в Ойкумене [8] не знал ни науки царствовать, ни науки воевать, – его отец. Вот от кого сами боги велели царевичу набираться ума-разума. Филипп не был теоретиком, он был практиком, и всю науку власти базилевс постигал сам, поскольку никто его не учил. Македонский царь потом и кровью достиг всего, что имел. Судя по всему, он прекрасно понимал своего сына, и как свидетельствует Плутарх, знал, как к нему подступиться: «Филипп видел, что Александр от природы упрям, а когда рассердится, то не уступает никакому насилию, но зато разумным словом его легко можно склонить к принятию правильного решения; поэтому отец старался больше убеждать, чем приказывать» (7). Базилевсу было чему научить будущего царя, а мальчик старался запомнить всё, что говорил отец.

8

Ойкумена – так древние греки называли обитаемый мир.

Своими познаниями Александру удалось блеснуть во время приёма персидских послов, которые прибыли в македонскую столицу во время отсутствия Филиппа. Наследник не растерялся, а проявил самостоятельность, и сам принял послов Царя царей. При этом вёл себя радушно и приветливо, активно участвуя в завязавшейся беседе. Вопросы, которые задавал царевич, были явно не детские: какова протяжённость дорог в Персидской державе, какими способами поданные Великого царя путешествуют по своей стране, сильна ли персидская армия? И вообще, каков из себя Царь царей и насколько он храбр на поле боя? Вопросы Александра повергли персов в ступор, они явно не ожидали от царевича такой прыти и уверенности в себе. Значит, недаром ели свой хлеб учителя и педагоги, не зря Филипп лично занимался с сыном.

Проблема была в том, что базилевс Македонии много времени проводил в походах, а государственные дела также отнимали массу времени. Поэтому воспитанием наследника ему приходилось заниматься от случая к случаю. Мы помним, что сам базилевс в молодые годы нормального образования не получил и наверстывал упущенное уже в зрелом возрасте. Исходя из личного печального опыта, царь очень хотел, чтобы Александр получал систематическое и самое лучшее образование. Чтобы сын не только в совершенстве усвоил науку управления государством, но и приобщился к величайшей культуре Эллады. Филипп знал, как воспитывали ребёнка, и понимал, что, имея за плечами культурный багаж из одних молосских преданий, далеко не уедешь.

Ещё со времён базилевса Александра I македонские цари начали привечать при своём дворе греческих учёных и философов. Недаром именно этому царю за его заслуги перед Элладой во время нашествия Ксеркса было даровано исключительное для иноземца право посещать Олимпийские игры. Стремление приобщиться к эллинской культуре, впитать в себя все её достижения, было присуще не только правителям Македонии, но и их ближайшему окружению. Многие греческие обычаи и правила постепенно проникали в обиход македонской знати, и со временем это стремление только усилилось. Понимая, что и его сыну пора приобщаться к достижениям цивилизации, Филипп уделил этому вопросу большое внимание. Да и по возрасту Александр приближался к тому порогу, когда приходила пора заниматься серьёзными науками и постигать тонкости мироустройства. Царевичу нужен был наставник, но не просто хороший, а лучший из лучших, причем это должен был быть человек, которому Филипп мог доверять. И тогда в Пелле появился Аристотель.

* * *

Аристотель происходил из города Стагиры, греческой колонии на полуострове Халкидика. Его отец, Никомах, был потомственным лекарем, и это искусство передавалось в семье из поколения в поколение. Большое значение имел тот факт, что Никомах был врачом при дворе отца Филиппа II, Аминты, и будущий царь знал лично как его самого, так и Аристотеля. Поэтому решение Филиппа не удивляет. Сын Никомаха был не только величайшим учёным, но ещё и тем человеком, на которого македонский царь мог всецело положиться. Определенную роль в этом назначении могло сыграть и то, что отношения философа с Афинами, городом, который был главным врагом Филиппа на международной арене, были очень натянутыми. Таким образом, назначение именно Аристотеля на столь ответственный пост было следствием ряда причин, и выбор Филиппа был далеко не случаен.