Похорони Меня Ложью

У меня есть идея, как я могу это исправить, но знаю, что она никогда не пойдет на это. Уверен, что еще один секрет никому не повредит.

Мои руки скользят по воде, пока у меня не болят спина и плечи, но я пробиваюсь и продолжая плыть. Я продолжаю плыть, даже когда чувствую на себе чей-то взгляд. Я знаю, кто это, даже не останавливаясь и не глядя. Чувствую это по изменению в воздухе. Закончив, я вытираю воду с глаз и убираю волосы с лица.

Маккензи стоит там, ее взгляд пожирает меня в воде. В ее глазах жар, но нельзя не заметить неуверенное выражение на лице. Она не знает, где мы после вчерашнего, и я ее не виню.

С тех пор как я вернулся в ее жизнь, вокруг нее была возведена та же самая стена защиты. Даже после всего произошедшего прошлой ночью, я не вижу, чтобы она в ближайшее время снесла ее. Маккензи парит у бассейна, наблюдая за мной, ее окружает тревожный воздух. Она зажимает пухлую нижнюю губу, с тревогой жуя ее, пока придумывает, как сказать то, что ее беспокоит.

Я приподнимаю бровь, подзадоривая ее.

— Так и будешь стоять и пялиться?

Ее тело сотрясается. Она хорошо разыгрывает это с нахальным закатыванием глаз, опускаясь на край бассейна. Она закатывает штаны до щиколоток и опускает ноги в воду. Я дал ей время собраться с мыслями.

Она смотрит на меня сквозь ресницы, легкая хмурость портит ее черты.

— Насчет прошлой ночи... — ее щеки пылают, и я ничего не могу с собой поделать. Я ухмыляюсь, что, вероятно, неправильно. Очистив лицо от эмоций, она выпрямляет спину. — Ты сказал, что то, что я сделаю, предоставит мне свободу. Я хочу вернуть ее немедленно. Меня не волнуют средства массовой информации. Я могу с этим справиться. С меня хватит. Я готова уйти.

Я опускаю руки в воду. Она сбегает, как я и предполагал. Потому что прошлая ночь все для нее изменила. Это заставило ее вспомнить, на что это было похоже. В течение одной блаженной ночи она не думала о мести или обо всех людях, причинившие ей зло. Нет, прошлой ночью она просто думала о себе и удовольствии. И теперь, когда мы здесь, при свете дня, она напугана. Боится вернуться к тому, что происходит, между нами.

Ага, я не позволю этому случиться. Не позволю ей оттолкнуть меня. Уже нет. Мне надоело держаться на расстоянии от Маккензи.

Я плыву к ней, мой взгляд впитывается в каждый восхитительный сантиметр ее тела. Я кладу руки ей на колени, и она задыхается, когда вода впитывается в материал. Она сглатывает, когда мы смотрим друг на друга. Я вижу все, что она не говорит. Она слишком горда, чтобы умолять меня отпустить ее, отпустить, потому что она знает, так же хорошо, как и я, что еще немного времени вместе разрушит то, что осталось от наших стен, и мы по-настоящему облажаемся.

— Мы еще не закончили, грязная девочка. Даже близко нет.

Черты ее лица напрягаются.

— Отдай ее мне, сукин ты сын. Я сделала то, что ты хотел, чтобы я сделала прошлой ночью. Эта маленькая игра подошла к концу.

— Ты собираешься вести себя так, словно ты не получила такого удовольствия, как я?

— Нет, — бросает она вызов. — Я позволила тебе трахнуть меня. Позволяла тебе смотреть, как другая девушка трахает меня своим ртом. Это ничего не значит, Себастьян.

Я усмехаюсь. Вижу, мы вернулись к Себастьяну. Она использует это имя, когда хочет увеличить дистанцию, между нами.

— Видишь ли, дело в том, Маккензи, — размышляю я, крепче сжимая ее колени, и она задыхается. Я наклоняюсь к ней, капли воды все еще стекают по моей коже, и теперь на нее. Она впитывает все это, ее взгляд следует за каплями. Я наклоняюсь, заставляя ее снова взглянуть на меня. — Я тебя знаю. Знаю, когда ты лжешь, и прямо сейчас ты врешь мне. Наверное, некоторые вещи никогда не меняются, не так ли?

Я использую ее ноги как импульс, чтобы оттолкнуться от нее, и вылезаю из воды. Слышу, как она прерывисто вздыхает, когда я покидаю ее. Я не испытываю никаких угрызений совести по поводу купания в обнаженном виде. Я чувствую ее взгляд на каждом сантиметре своей кожи, оставляя ее на произвол судьбы.

Маккензи большую часть дня отсиживается в комнате для гостей, вероятно, держась от меня подальше. После того, как Дэн доставляет нам ужин, я стучу в ее дверь, почти ожидая, что она проигнорирует меня и умрет с голоду, но она этого не делает.

Она слегка распахивает дверь, ее лицо искажается от раздражения.

— Чего ты хочешь?

— Встретимся на кухне за ужином.

Она смеётся.

— Нет. Я прекрасно поужинаю в своей комнате.

Я стискиваю зубы.

— Это не просьба. Встретимся на кухне, или я сам тебя туда притащу.

Карие глаза скептически прищуриваются.

— Ты не посмеешь.

— Попробуй, детка.

Расставив еду, я даю ей добрых десять минут, прежде чем решаю притащить ее сюда. Словно зная, что она испытывает мое терпение, она идет по коридору с хмурым выражением лица, бормоча себе под нос. Я победно ухмыляюсь.

Она делает это слишком легко.

— Есть причина, по которой ты заставляешь нас ужинать вместе?

Я сажусь напротив нее с самодовольной улыбкой на лице.

— На самом деле, есть.

Когда я больше ничего не говорю, она приподнимает бровь.

— Ты собираешься вдаваться в подробности?

— Завтра утром мы вылетаем в Нью-Йорк. В пятницу гала-концерт ЮНИСЕФ. Кроме того, у меня есть кое-какие дела, которые я должен уладить, пока буду там.

— Завтра утром? — она повторяет, широко раскрыв глаза. — У меня даже не было времени собрать вещи или сообщить...

Она обрывает фразу на полуслове, понимая, что чуть не проговорилась. Мои глаза сужаются в тонкие щелочки.

— Кому сообщить? — я приподнимаю бровь, вызывая ее закончить эту фразу.

— Забудь, — фыркает она. — Хотя было бы неплохо предупредить, когда мы улетаем. Ты не можешь просто щелкнуть пальцами и ожидать, что я подпрыгну.

— Ты ведь поэтому здесь, не так ли? И разве не этим я сейчас и занимаюсь, предупреждая тебя?

Она роняет вилку, и та оглушительно стучит по тарелке.

— Ты активно пытаешься разозлить меня, потому что это я и испытываю.

Я смеюсь.

— Может быть.