Похороны крокодила

Серафиму придерживала за талию уборщица Нона - бесправное существо родом из грузинского села. Когда-то их названия завораживали даже диавольски требовательного поручика Лермонтова, теперь же не умели запомниться картографу.

С той же стороны витрины, что и Саша, стоял, поигрывая брелоком от машины (он никогда не упускал случая уточнить - «иномарки»), охранник, отставной майор Молоштанов. Крючковатый нос, мелкие бесцветные глаза, волосы в ушах.

Поодаль теребила пачку дамских сигарет Арина, менеджер этажа. Время от времени она изменяла позу, чтобы дать отдохнуть своим натруженным ногам, переобутым уже для улицы в теплые сапожки на высоком каблуке.

Остальных Саша, работавший в «Сытый-сити» только четыре месяца, совсем не знал.

Все по-разному молчали, вглядываясь в мутную воду аквариума с покойником.

«Гражданская панихида», - усмехнулся Саша.

–  Товарищи, что делать будем?
– воззвала Серафима, оборачиваясь. На собраниях трудового коллектива супермаркета она всегда что-то предлагала - сказывалась советская выучка.

–  Ну… как это что? Закопаем! Галинька зачем-то всхлипнула.

–  А по ведомости проведем как «браковку», - задумчиво заметила старший кассир.

–  Не получится. При браке нужно оформлять возврат, - сказала очкастая девушка из бухгалтерий.
– А эта «Гортензия-альфа», которая нам животное поставила, уже месяц как самоликвидировалась, директор вообще в розыске…

–  Тогда оформим как «порченый».

–  Теоретически можно. Только если будет проверка, с меня за «порченого крокодила» снимут премиальные… Скажут, неправильные у тебя, Шарова, шутки.

–  Можно сделать, чтобы его купили, - предложила Женя.

–  Да кто его дохлым купит? Его и живым-то никто не покупал…

–  Почему, предыдущего же купили, - возразила Галинька.

–  То случайность была. Такие фраера, с фантазией, нынче редкость… - Молоштанов улыбнулся своему воспоминанию, сверкнул золотой зуб.

Эту популярную историю - про фраера с фантазией - Саша уже слышал. Некий бизнесмен привез купленного в «Сытый-сити» крокодила на стрелку с контрагентами, думал удивить. Поскольку он приехал раньше, сдал спортивную сумку с тварью в гардероб ресторана. Пока то да се, крокодил выбрался, довел до апоплексического удара лысого метрдотеля и принялся за сонную кухонную челядь… Его ловили габардиновым чехлом от дивана под улюлюканье и свист официантов, а потом, озлобившись, палили в болотно-серую тушку из газовых пистолетов, пока она не затихла на фальшивых булыжниках декоративного камина. Происшествие попало в газеты.

–  Вы не поняли, - настаивала Женя.
– Можно в складчину его купить, а потом похоронить. И тогда проблем не будет в отчетностью.

–  Ты что! Такие деньги… Я лично возражаю!
– заявила Серафима.
– По справедливости, пусть начальство покупает. Завтра надо Богдану сказать.

Все промолчали, соглашаясь с Серафимой.

–  Он, кажется, уже вонять начал…

–  По-любому похоронить надо. Все-таки зверь… И, между прочим, антисанитария! А то как инспекция?!

–  Похоронить, говорите? Имейте в виду, фройляйн, температура за бортом минус двадцать два!
– возвестил Молоштанов.
– За три часа яму не выроешь! Когда мы в Ямало-Ненецком…

–  В контейнер с мусором - и вся недолга, - сказал Саша. На него посмотрели так, будто он только что предложил испражниться в директорский сейф. Нет, хуже. Коллеги глядели на Сашу, как древние индийские отшельники-аскеты, живущие одними пранаямами, должно быть, глядели на лесных дикарей, питающихся сырым мясом - со смесью отвращения и жалости.

–  Вы что, Александр!
– взвизгнула Галинька.

–  Об этом не может быть и речи!
– поддержала ее Женя.
– Мы его страшно любили! Я лично ему давала птицу, особенно он непотрошеную любил, и чтобы неощипанную… Рыбу ему давала, даже крысу один раз, ничего для него не жалела… Он такой был маська! Нет, его обязательно надо похоронить. По-нормальному. В земле! Разве это не понятно?

«Может, еще и место на четвертом кладбище приобретем? Скинемся на мраморное надгробие. Или, чего там, сразу на бронзовую фигуру - рептилия присела на задние лапы, напряглась для рывка в Вечность…» - но на этот раз Саша благоразумно промолчал.

–  Оно-то, может, и правильно. Только где взять эту землю при минус двадцать два? А снега-то, снега, между прочим, полметра!

–  Да вот хотя бы на «Заре», возле теплиц, - предложила кассир.
– Я заметила, там земля всегда теплая, черная, трубы везде проходят.

«Зарей» назывался тепличный комбинат, им владел тот же холдинг, что держал «Сытый-сити». Там выращивали помидоры, огурцы и перцы, которыми круглый год торговала овощная секция. Овощи с «Зари» приходили бледные и плюгавенькие, какие-то недоношенные, не чета турецким и особенно египетским, глянцевым и мясистым. Но девчонки из овощной, с подачи Богдана, принялись рекламировать их как «экологически чистые», «без химии». Продажи пошли - ничто так не тешит русского человека, как подражание европейским бзикам.

–  Значит решено: надо похоронить!
– подвела черту под дискуссией Серафима.
– Вот вы бы, красавицы, и занялись.

–  Я не могу, - виновато проблеяла Галинька.
– Сегодня в общежитие после двенадцати пускать не будут… На улице, что ли, мне ночевать?

–  У Дениски завтра утренник, а мне еще подшивать костюмчик Кота-в-Сапогах. Знакомые дали, но размер большой.
– Женя в отчаянии заломила руки.

–  Ну, обо мне и речи быть не может.
– Охранник со значением хлопнул пятерней по кобуре.
– На посту! Вчера, понимаешь, шпана какая-то пыталась залезть в отдел сертификатов по пожарной лестнице… Пришлось вызывать усиленный наряд!

И, как видно, для усугубления произведенного впечатления, Молоштанов напел: «Как много их, друзей хороших… Лежать осталось в темноте… У незнакомого поселка…»

–  «…На безымянной высоте», - зачем-то подтянул Саша.
– Мой папа эту песню очень любит.

На Сашу вновь посмотрели осуждающе. Будто, в соответствии с неписаным кодексом Молоштанову петь было можно, а ему, Саше - нельзя.

–  Вот пусть Саша его похоронит, - предложила Серафима, сурово сдвинув нарисованные брови.
– Все-таки мужчина…

–  И на «Зарю» ему легче съездить.

–  Да вы что - половина двенадцатого!
– попробовал отбояриться Саша, хотя и понимал: решение уже принято где-то там, на заоблачной вершине, куда ведут все ниточки.
– Нет, ну подумайте… Вот приезжаю я на эту «Зарю», хватаю за грудки в дупель пьяного сторожа и ору: «Пропустите меня, мне надо крокодила похоронить!»

Саша обвел присутствующих красноречивым взглядом. Но сочувствия не встретил.

–  Между прочим, Константин Петрович не пьющий, - с непроницаемым лицом заметил Молоштанов. Как и все отставники, он был фанатичным поборником цеховой солидарности.