Похороны ведьмы

– Каждому полагается отходная молитва.

– Но не твоя. – Некоторое время они сверлили друг друга хмурыми взглядами. Вильбанд, прижимая к груди запыленную бутыль, беспокойно поглядывал на них издали. – Не лги, брат во Махрусе. Я должен знать, что ты по правде собираешься здесь делать.

– Угрожаешь? – Зехений правильно расценил его интонацию.

– Что-то такое есть в твоей воде, – спокойно сказал Дебрен. – Не могу сразу определить, что именно. Возможно, и не отрава, но исходить я все же вынужден из предположения, что какой-то яд. И промыть даме желудок. А также проделать несколько других процедур, еще менее приятных. Она очень слаба, и это может ей повредить, поэтому, пожалуйста, не перетягивай струны.

– Что?! – Бутыль чуть не хлопнулась об пол, но Вильбанд, похоже, этого даже не заметил. – Он ее отравил?

– Вы что, сдурели? – занервничал монах. – Да я могу ее запросто на костер отправить. На кой же мне…

– Теперь, когда она слишком много выболтала, пожалуй, можешь. Но не тогда, когда мы сюда отправлялись. А кроме того… На сожжении ведьмы Церковь ничего не выгадает. Да и Удебольд тоже. Слишком уж много злоупотреблений совершено при охоте на чародеек, так что даже у нас, на Западе, духовным властям, как правило, ничего не достается из имущества осужденной. У родственника тоже возникли бы проблемы, если Курделию в дым обратить. Ему пришлось бы перед судом доказывать, что имущество не имело дьявольского происхождения, а на это требуется время, расходы… Так что действительно лучше всего проделать нужное тайно: отравив ее.

– Башку разворочу! – Звуки донеслись снизу, но, пожалуй, не только поэтому они ассоциировались у Дебрена с собачьим ворчанием. Ярость Вильбанда тоже была собачьей, откровенной и спонтанной.

На всякий случай Дебрен быстренько встал между калекой и миссионером.

– Считайте, что графиня – моя клиентка, – сказал он. – Ты знаешь, что это значит. Теперь все, что касается поручения, становится секретным и уйдет вместе со мной в могилу. Сведения, полученные при исполнении взятых на себя обязанностей, я не имею права разглашать. Так что можешь смело…

– В коммерческих целях – действительно не имеешь, – щегольнул знанием нюансов Зехений. – Но ради блага другого клиента, не преследуя при этом прямой личной выгоды, можешь. Я тебе рецептуру выдам, а ты ее потом даром будешь использовать и просто свои услуги дороже оценишь, да? Знаем мы таких…

– Отодвинься, Дебрен! – Вильбанд сверкнул зубами и потряс обухом молота. – Я из него правду выши…

– Она моя клиентка, – опередил монаха Дебрен. – Это ставит меня в безвыходное положение. Иначе говоря, я сейчас должен выйти. И подождать новостей, которые доставит Вильбанд. Ты этого хочешь?

Зехений побледнел: в людях он разбирался.

– И ты оставил бы меня наедине с этим психом? Да ты и сам, кажется, из таких! – Дебрен отступил на полшага к двери. – Ну ладно, будь по-вашему, несчастные жертвы плотского вожделения… Вижу, эта развратница обоих вас вокруг пальца обвела. Будь, я сказал, по-вашему… Вы меня вынуждаете. Чертов крюк… Не иначе, дьявол его так хитроумно укрепил. Нуда ничего. Бочка почти полная. Все само нейтрализуется. И не такие случаи вылечивал…

– Я садану его, – предложил Вильбанд, – промеж…

– Это вода, – быстро сказал Зехений. – Я же говорил. Похоть зверски усиливает. Мы договорились с Удебольдом, что он отпишет родник Церкви, а сам удовлетворится колодцем. Потому что воду-то черпают из колодца, а родник, который фонтан питает, только после больших дождей оживает.

– Зачем тебе этот родник? – нахмурился Дебрен.

– Хотите семинаристов испытывать? – заинтересовался Вильбанд. – Последняя проверка? Что-то вроде удара дубинкой по голове?

Зехений бросил на него угрюмый взгляд.

– Напоминаю: это профессиональная тайна. Если кто-нибудь слово пискнет… Мне эта вода нужна, чтобы действовать и положительно, и отрицательно. Мои процедуры исключительно эффективны, тем не менее, если определять их воздействие в военной терминологии, то они всего лишь своего рода щит. Поелику предотвращают ненужные расходы. Однако, чтобы род человеческий максимально приумножить, приходится порой и мечом воспользоваться. Мало удерживать от любовных утех людей, коим в данный момент любовь противопоказана, научно выражаясь. К сожалению, немало и тех, коим любовь прямо-таки рекомендована, однако они, опять же выражаясь научно, от коитуса воздерживаются.

Помолчали. Наконец Дебрен кивнул, подошел к печи и, не пользуясь кресалом, поджег трут.

– Эта вода… – Вильбанд поднял бутыль, не глядя поставил в ящик с инструментами. – Она что, правда воздействует?

– Видишь вон ту вершину? – указал за окно Зехений. – Ту, за перевалом, вторую вершину горы Допшпик, название которой со староречи переводится как Двойная Макушка? Она чуть выше этой, но не потому такая лысая. Лес там рос, как и везде вокруг замка. Только его вырубили.

– На макушке? – скептически усмехнулся Дебрен. – Оставив внизу дикую пущу?

– Малоэкономично, – согласился монах. – Но речь шла не о выгоде, а о нравственности. Отца Крутца, человека очень набожного, так поразило влияние родниковой воды на челядь, что он приказал вырубить лес. Срубленные деревья пропали, потому что рубили наверху, а вывозить не было возможности. Однако же уровень грунтовых вод ему понизить удалось, и родник, который, как рассказывают, до того был столь обилен, что даже фонтан начали строить, после вырубки лишь слабо булькал, да и то после сильных ливней.

– Иначе говоря, Крутцев папаня был явный кретин, – подвел итог Дебрен, – или же вода оказалась действительно сильно… хм-м-м… лечебной.

– Конечно же, второе. Фонт Допшпики всегда в замке жили, и никогда у них больше трех деревень не было, да и то совсем нищих, как обычно в горах. Поэтому перешли на оборонные услуги и получали императорскую дотацию за содержание небольшой крепости на маримальской границе. Легкие деньги, да только для тех, у кого замок на хорошем месте стоит. Но надо было иметь соответствующий уровень водоснабжения. Поэтому, когда граф принялся лес рубить, военное ведомство прислало комиссию, чтобы проверить обоснованность решения. И что вы думаете? Лучшие в Империи эксперты, в том числе хапуга-подскарбий, не воспользовались оказией, дотации не снизили и даже графа похвалили.

– А случайно не поднесли ты им, старым хрычам, парочку бочонков чудотворной воды? – усмехнулся Дебрен.

– Не смейся. Даже если и поднес, то дело было слишком серьезным, чтобы… Я читал обоснование. Чертовски логичное. Так вот в нем утверждается, что при осаде гарнизон будет пить то, что окажется под рукой, дабы от стен далеко не отходить. То есть воду из бассейна. Тем более что колодец-то в яме, яма в доме, адом можно поджечь или же машинами развалить. То есть отрезать гарнизон от здоровой воды. И что тогда? Гарнизон, вместо того чтобы воевать, начнет о бабьих задницах думать. Представь себе последствия. Малочисленные женщины, в том числе семья графа, неизбежно будут попорчены. Борьба за очередность, осквернения, трупы. Вражда. Командир, защищавший семью, обезглавлен. А из-за стен маримальцы, которые уж в чем, в чем, а в любовном искусстве все нации переплюнут, искушают гарнизонников своими развратными девками. И за полдня осада закончится. Ввиду отсутствия осажденных.