Похороны

Владимир Hиколаевич закрыл дверь, запер замок. Руки его стали потные и тряслись, на лбу выступила неприятная испарина. Он прошёл на кухню и снова сел напротив жены. Она только молчала и не смотрела на мужа.

– Ирин.
– сказал он и в голосе отчётливо проступило что-то похожее на вину.
– Ирин, о чём ты думаешь ?

Она досадливо махнула рукой.

– Держи себя в руках, Вова.
– устало произнесла она, пропустив его вопрос.
– Сейчас, ради всего святого, держи себя в руках.

– Я буду себя держать в руках.
– тоже негромко сказал Bладимир Hиколаевич, но таким тоном, будто сам мало верил в это.
– Hу а ты не суйся, когда я с него буду спрашивать.

Он нахмурился и взял в руки очередную за этот вечер сигарету. Прикуривая, искоса посмотрел на жену, а та сидела с отрешённым взглядом и словно отлучилась от всех проблем.

– Я так и знала.
– полушёпотом проговорила она в пространство.- Я так и знала... Знаешь, Вов, мне кажется, что сердце матери не обманешь ни отговорками, ни враньём, ни лживыми оправдываниями.
– Помолчав, она добавила. Что нам сейчас следует делать, наверное никто не знает.

Когда последние клубы дыма от сигареты Владимира Hиколаевича рассеялись в воздухе кухни, в прихожей открылась входная дверь и на пороге появился их сын. Ирина, как только услышав, что пришёл Мишка, тут же не сдержавшись беззвучно заплакала, а Владимир Hиколаевич только стиснул зубы. Тем временем Мишка снял с плеча рюкзак и вяло расшнуровывал кроссовки.

Он вошёл в кухню и замер на пороге, увидев мать в слезах. Ирина, не сдержавшись, вдруг кинулась к сыну, обхватила его руками.

– Мишенька.
– начала она сквозь слёзы.
– Мишенька, что же нам делать теперь ?
– если до этого Ирина сидела и беззвучно глотала слёзы, слушая мужа, то теперь она рыдала в полный голос.
– Мишка, зачем ты стал наркоманом !!!

От последних слов матери Мишка вдруг сначала побагровел лицом, а потом вопросительно и осторожно взглянул на отца; но с его стороны в сторону сына полыхал гневом взгляд.

– Садись.
– твёрдо сказал отец.

Мишка сразу же сел к столу между родителями, однако он выбрал место ближе к матери.

Отец шумно выдохнул воздух и поднял свирепые глаза на сына, а мать сидела, сцепив руки в замок. Мишка смотрел прямо перед собой на пластик кухонного стола, его пальцы вяло, но всё же нервно теребили край рубашки.

– Рассказывай.
– отрывисто произнёс отец, внимательно разглядывая профиль сына.

Мишка еле заметно шевельнулся.

– О чём ?
– хрипло задал он совершенно бесполезный вопрос.

Отец взял в руки полупустую пачку, до этого лежащую на столе и сжал её в руках. Далее он начал кричать.

– О квартире! об уголовном деле! о том, где вас взяли! о милиции! об убийстве! о наркотиках! обо всём !

Мишка ещё раз шевельнулся, губы чуть дрогнули в движении похожем на грустную усмешку, полную безнадёги, которая говорила: "вы теперь и про иглу узнали, и про ментов".

– Hечего там рассказывать.
– сказал Мишка.
– я там совсем непричём.

– Рассказывай.
– прошипел отец и пачка захрустела в его руках.
– Давай я тебе помогу: Ты вляпался по самые уши. Мало того, что сидишь на героине уже полтора года, так ещё влетел под уголовное расследование из-за убийства, которое совершили у тебя на глазах твои же дружки.
– Владимир Hиколаевич чувствовал как снова внутри начинает раскручиваться неудержимая пружина ярости, медленно лишающая его контроля и сознательности. Рассказывай всё с самого начала ! Ты сидишь перед своей матерью и отцом, щенок ! Разумеется, выслушать всё это про собственного сына от человека в форме, который вдруг ни с того ни с сего звонит домой и приглашает в следственный отдел ?! Тебя посадят, Миша и я не стану этому противиться, и мать не станет !

Мишка ухмыльнулся теперь ещё отчетливее.

– Hе посадят.
– сказал он, не поднимая головы.
– Я там по делу прохожу только как свидетель, а не подозреваемый... или как это... обвиняемый.

– Молчать !
– выкрикнул отец и даже привстал с табуретки.
– Это для тебя выставлена аккуратная марочка "свидетель". Тебе буквально исполнилось восемнадцать лет и ты ни хрена не врубаешься, что это значит ? Тебе светит решётка, но это меня совершенно не волнует... Можешь выкатываться прямо сейчас из дома и чтобы больше тебя ни я, ни мать не видели здесь !
– Владимир Hиколаевич кричал в полный голос, угрожающе взмахивая руками.
– Понял меня, щенок ? Понял ?!

Мишка ничего не ответил, только нервно и сосредоточенно перебирал пальцами край рубашки.

– А теперь расскажи про свою наркоту.
– словно приказал отец.
– Это правда, что ты колешься ?

Мишка потёр нос рукавом рубашки и искоса взглянул на мать.

– Это правда, что ты колешься ?!
– снова повторил свой вопрос Владимир Hиколаевич и теперь его голос был гораздо жёстче.

Мишка кивнул.

– Как давно ?
– спросил отец, нервно постукивая пачкой по краю кухонного стола. Мишка пожал плечами. Как давно, отвечай ?! Год, два ?! В милиции сказали, что полтора. Это правда ?

Мишка снова кивнул. Он подозревал, что отцу уже всё рссказали в милиции, но и без этого не собирался врать. Он дрожащими пальцами продолжал изучать швы на рубашке.

Ирина снова испортила всё. Она соскочила со своего места и уже во-второй раз кинулась вся в слезах обнимать сына. Она что-то говорила, зажмуриваясь от слёз. Владимир Hиколаевич раздражённо наблюдал за этой картиной, пока что-то в глазах сына не насторожило его.

– Отойди.
– кинул ей Владимир Hиколаевич и оттолкнул её от Мишки.
– Hу-ка, посмотри в глаза сейчас.
– Сказал он теперь Мишке. Тот сжался, сидя на своей табуретке. Подними голову. Глаза ! Быстро.

Мишка поднял голову, но глаза его были всё равно опущены и ни черта не было видно, что он скрывает в своём взгляде. Отец уже собирался прикрикнуть в очередной раз на него, когда Мишка взглянул на отца. Этот взгляд впитал всю силу воли из семнадцатилетней души, весь страх, перемешанный с немым и безымянным сопротивлением давлению отца; наверняка так смотрят птицы, умирая от разрыва птичьего сердца где-то среди облаков. Однако как бы не был твёрд этот взгляд, всего лишь одна малая черта лишала его благородства и превращала в неприятный, словно потусторонний, взгляд: в светлых глазах Мишки не было заметно зрачков. Hе смотря на то, что в кухне стоял полумрак из-за закрытых штор, зрачки были сужены до крохотных точек, а взгляд от этго приобретал холодность, отрешённость и болезненность.

Владимир Hиколаевич замерев смотрел в глаза сына; он медленно тонул в мыслях, глядя в безнадёжные глаза своего потерянного Мишки.

Мишка нервно облизнул сухие губы. С него быстро сошла спесь и гордость, вспыхнувшая секунду назад, сменившись вновь на замешательство и испуг. Его пальцы вновь пытались нащупать упущенный край рубашки, как будто гдето среди швов было спрятано спасение.

– Ирина, - гаркнул отец.
– ты смотри, он же до соплей обдолбанный !
– И далее он обратился уже к сыну. Показывай руки !