Похождения Прокошки и Игнашки

— Лапидас тише, цыц! Что ты, сбесился, что ли? У-у, дьявол! — замахнулся на него щеткой Мартын.

В это время, как на грех, раздался у парадной звонок.

— Батюшки мои, сами приехали! Аннушка, накрывай на стол.

— Лелечка, Мишечка, тише! — зашептали в детской няньки.

Собака и Мартын бросились к парадному…

Вошел барин с женою и сразу заметили, что в доме беспорядок.

— И что вы тут делаете! — накинулась барыня на прислугу.

— Еще стол не накрыт? Не спят дети? Что это за безобразие! Это еще что за новость! — ужаснулась барыня. — Кто смеет играть!

Игнашка с Прошкой, заметив пианино, моргнули друг другу глазом, стали рядом у пианино и как ударили по клавишам, так по всему дому и покатилось, словно кто посуду битую швырять стал.

Старуха экономка, не успевшая вовремя выйти из зала, как услыхала, что пианино без людей заиграло, да, крестясь, бегом из зала.

— Родные, милые! С нами крестная сила! У нас нечистый!

Вбежал и барин с барыней, да так на пороге и застыли: пианино рычит, а около никого нет. Настоящая чертовщина.

— Мартын, Мартын! — еле выговорил барин. — Позвони в телефон. Вызови!

— Да кого ж, барин, вызвать-то в эдакую пору?

— Зови врача.

— Попа!

— Пожарных!

Мартын кинулся к телефону; а Прошка с Игнашкой, никогда не видя этой штуки, слышат, о чем народ говорит, да следом за Мартыном. Стали и смотрят, как Мартын трубку взял и к уху приставил.

— Пожарная часть! — кричит. — Да, да. Нет! Нечистая сила… вроде пожара.

Не прошло минуты, как в дом в блестящих касках с кишками в руках ввалились пожарные.

— Где, где пожар?

— Где, где пожар?

Тут заговорили, все хором, кто о чем. Брандмейстер, как человек образованный, приписал все это испугу и, переглянувшись с пожарными, решил без слов, что в доме не у всех все в порядке.

— Надо бы врача, — посоветовал он. И шасть к телефону, за дежурным врачом, да кстати уж и за полицией на случай составления протокола по части нечистой силы.

А Прошка, когда, Мартын отошел от телефона (и что ему вздумалось!) побежал в столовую, схватил там горчицу да возьми трубку-то, что к уху прикладывают, и намажь.

Только брандмейстер приложил ее к уху, чтобы говорить, да как бросит… с уха у него так и потекло жидкое, вроде детского. Пожарные как загогочут, а горничная, желая помочь знакомому ей брандмейстеру, подскочила к нему да фартучком и пошла ему вытирать ухо.

Дело кончилось тем, что всем стало смешно, забыли про нечистую силу, барин дал пожарным на чай, и, благодаря горчице, все обошлось благополучно.

Ночь приближалась. Ребятам сильно захотелось спать и они, пробравшись в спальню и увидев две постели, там легли: Прошка на одну, Игнашка на другую.

Уснули, забыв все и вся.

Должно быть, уже было очень поздно…

Слышат ребята-в спальне крик.

— Спасите! Караул! Разбойники!

Кричала барыня. Она спокойно пришла в спальню, разделась и только хотела было лечь на свою кровать, чувствует, кто-то лежит на ней, а это Прошка. Видать-то его не видно, а чувствуется, что лежит. На крик прибежал барин. Прошка проснулся, да в кровать к Игнашке. Барин пощупал постель — никого.

— Это тебе почудилось, милочка, — успокоил он жену.

Так и решили, что почудилось.

Барыня уснула, барин ушел в свой кабинет работать. Прошка и Игнашкой спокойно проспали до утра на постели барина, и, когда утром рано заглянуло в спальню солнце, Игнашка, проснувшийся первым, сказал Прошке, толкая его в бок:

— Ну, пора, брат, нам выбираться отсюда. Вставай!

IV. С чего это началось

Несмотря на все происшествия в доме господ, во время ночевки, ребята проспали до утра спокойно. Вопросы пищи, одежды их уже не занимали; все, что бы они ни пожелали, они имели возможность взять, всюду они имели доступ.

До полудня они гуляли. Погода стояла летняя, и день выдался очень жаркий. Дорога, тротуары, дома и крыши накалились до того, что дышать нечем. Люди ходили, как вареные. На центральной улице два дворника собрались поливать дорогу. Приготовились, сошлись вместе да слово за слово — и заговорились, а брандсбойты положили. Оставалось кончить разговор, открыть кран, и пошла поливать. Но разговор у дворников был интересный: о жаре говорили, о деревне, о засухе. В это время откуда ни возьмись Игнашка с Прокошкой. Увидали ребята на дороге блестящие брандсбойты лежат и кишка длинная, как змея, да шасть на дорогу. Известное дело: вода для ребят, что вода уткам: открыли они водопроводный кран, брандсбойты в руки, да как пустят водой на тротуар с двух сторон. Батюшки мои, что тут поднялось! Барыни, барыньки, господа в котелках, баре в шляпах как вдарятся, кто куда. Крик, шум, гам, смех, недовольство. Бегут, кричат, и все мокрые. А ребята, знай, поливают и норовят всех людей водой облить. Дворники видят, что народ бежит и брандсбойты поливают, — ребят-то видно не было, — скорее к кранам, чтобы, значит, запереть их. А Прокошка с Игнашкой, не будь дураки, только дворники до крана, они как наставили им струю воды в самый нос, они и того… зачихали. Еще раз метнулись — они опять. Дворники — бежать.

Через минуту на обоих тротуарах улицы никого не осталось. Народ столпился на расстоянии недосягаемости воды — дивятся на чудо, а подойти боятся. Брандсбойты поливают, а людей не видно. Никто толком не разберет, в чем дело. Нашлись какие-то смельчаки, бросились, было, кран закрыть, ребята как окатят их водой, они назад. Тут вмешалась в дело власть — позвонили в полицию. А народ с обоих концов улицы заполнил. Никто верить не хочет, чтобы сами брандсбойты народ обливали. Чудо. Началась давка. Пошел разговор, что это дело нечистой силы. Сначала это было смешно. А, как увидели многие, что сами брандсбойты поворачиваются в разные стороны, словно ими кто управляет, хоть и день белый, а стало страшно, стали креститься. Один поп, убедившийся в том, что это дело не иначе, как нечистой силы, осенил себя крестным знамением, да с крестом в руке и двинулся на брандсбойты. Ребята видят, что дело плохо, да как с двух сторон приняли попа в кишки, поп не знал, куда ему и деваться. Не прошло секунды, он, как мокрая курица, снова стоял в толпе, и все на нем до нитки было мокрое.

…с двух сторон приняли попа в кишки

— Что, батюшка? Окрестили? — смеялась толпа.

Поп чихал, крестился и еле переводил дух. А народ: ха-ха-ха!

Тогда ринулся было солдат с ружьем, ну да куда — чуть вода с ног не сбила. А народ все прибывал. Движение по улице прекратилось. Прибыли конные городовые — до чуда и не протиснуться. Стали народ нагайками разгонять. Народ стал возмущаться. В полицию полетели камни. Пригнали полк солдат. Пожарные приехали. На поливающие брандсбойты началось настоящее наступление. Пожарные воды не боятся — напролом лезут. Прокошка с Игнашкой видят, что дело плохо, побросали брандсбойты наземь и в сторонку. Пожарные кран было закрыли, но… не успели. Народ как хлынул с двух сторон чудо смотреть — пожарные в кольце — давят. Они уговаривать народ. Не принимают в резон. Тогда пожарные, чтобы не быть раздавленными, брандсбойты в руки, да как начали всех холодной водой поливать — народ бежать!

Крик, ругань, давка.

Кто этого не видел, думали, что опять начала действовать нечистая сила. А кто видел, говорили:

— Какая там нечистая сила, — пожарные народ обливают.

— Как? сами пожарные? — возмущался народ.

— А, ты что ж, на самом деле думал, что нечистая сила?

— Да я сам попа видел, как он противу нее шел.

— Э-э, милый, обуй глаза, протри нос! Вишь, нашего брата полиция лупит и водой обливает.

— Да что ты?

— Вот-те что.

Пока шло это дело, жулики несколько магазинов обокрали. Начался погром. Квартал оцепили войсками. Возмутившийся народ вступил с ними в драку. На окраинах города говорили, что в центре идет настоящее сражение. В правительстве началась паника. Заработали телефоны. По-настоящему никто не знал, что происходит, но одна маленькая неизвестная газетка, желая себя на свет показать, выпустила экстренный номер с заголовком: Бунт народа, разграбление магазинов, улицы охвачены восстанием, двинуты войска.