Похождения сержантов

— Оставь себе свой облом! — крикнул Тубов. — Смотри, Хохматых, ключ в замке!

И точно — прямо в ступу оказался врезан обычный дверной замок, и из него торчал ключ. Тубов повис одной рукой на руле, другой повернул ключ. Ступу качнуло и приподняло над землёй.

— Голубчики, не погубите! В кредит брала на сто лет, век не рассчитаться будет! Двойной форсаж, мягкая посадка!

— Зажарить хотела, уважаемая! — верещал в ответ Хохматых. — Я сразу раскусил твои преступные намерения.

— Не для себя старалась, миленький! — Вопила баба Таня. — Исключительно для науки и искусства. Кулинарного! Никто ж ещё не готовил сержантов в мундире. Не улетайте, касатики! Я вас обратно большими сделаю!

Попала в точку. Напарники переглянулись и задумались.

— Ладно, делай нас обратно большими, — сказал Хохматых. — Но только гляди, одно лишнее движение — и мы улетаем. Навсегда.

— Точно, улетаем, — поддакнул Тубов, свесив ноги по сторонам рулевой колонки и вцепившись в пластиковые рукоятки.

Хохматых для гарантии вытащил пистолет.

— Голубчики, я мигом! — Старушка вскарабкалась в избушку, через минуту выползла с металлической банкой из-под растворимого кофе в руке. Показала: — Читай, что написано.

— Увеличительное стекло, — прочёл по складам Хохматых кривые буквы на косо налепленной влажной бумажке.

— Значит так, — деловито принялась объяснять баба Таня. — Берёте по горсти и быстро глотаете, не разжёвывая. — Ждёте минут пятнадцать и начинаете расти. Вот и вся хитрость.

Она протянула банку. Хохматых заглянул и увидел, что та на две трети наполнена битым стеклом.

— Точно увеличительное?

— Не сумлевайся, мил-человек, — закивала баба Таня.

Сержант запустил маленькую ладошку, попытался подцепить горсть и порезался. Посмотрел на кровоточащий палец, вскинул пистолет и внушительно пропищал:

— Сейчас стреляю кота, потом песца, потом хорька. Потом мы улетаем, а ты остаешься кредит платить.

— А ещё крышу разберём, чтоб было чем печку топить зимой, — добил Тубов и потянул штурвал на себя.

— Стой! Вот она! — зычно завопила баба Таня, выхватив из кармана плюшевого пальто круглый глиняный кувшинчик, похожий на красную луковку. — Вот она — кубышечка с волшебным порошком, — сказала уже спокойно. — Посыплю, и станете прежними.

— Ага, так мы тебе и поверили, — саркастически пискнул Хохматых. — Посыплешь, а с нас форма слезет вместе со шкурой и майонезом. Чем докажешь?

— Сигизмунд! — топнула валенком баба Таня, разбрызгав торфяную жижу. — Доставь-ка мальца.

Сигизмунд, бросив облом-траву, ринулся в избушку и через секунду явился обратно, выпустив из лапы на крыльцо мышонка.

— Гляди, коль не веришь, — старушка выдернула из кубышки затычку и сыпанула пепельное облачко. — Расти большой, не будь лапшой!

Мышонок громко чихнул, потом ещё, ещё… Он рос рывками, пока не заполнил почти всё крылечко. И оказался бобром. Баба Таня двумя руками спихнула его в траву. И скомандовала:

— Гони его, Сигизмунд! Понастроили плотин, всю экологию забочажили, мелиораторы окаянные. — Кот молча бросился на бобра, яростно погнал по кочкам. Старушка проводила его ласковым взглядом: — Ох, не люба Сигизмунду водичка.

— Кидайте сюда кувшин, — сказал Тубов, расставив руки. Ловко принял кубышку на грудь. Правда, чуть не свалился в ступу. — А теперь надо бы постираться. Не можем же мы в таком виде к начальству явиться. А, баб Тань?

— Ладно, так уж и быть, — проворчала старуха и вынесла из избушки помятую алюминиевую кастрюлю с крышкой. — Вот моя расчудесная стиралка-посудомойка. Без мыла и порошка отмывает грязи хоть два вершка. Полезайте внутрь, касатики, обратно выйдете чистёхоньки.

— Опять кулинарное искусство? — подозрительно спросил Хохматых.

— А вот посмотри. — Баба Таня схватила только что вернувшегося довольного Сигизмунда и запихала в кастрюлю. Кот взвыл, задёргался, но было поздно — крышка захлопнулась. Старушенция с хитрым видом приподняла кастрюлю за ручки и сделала несколько круговых движений. Послышалось мерное бульканье. — Кручу-верчу, очистить хочу. Оба-на!

Жестом фокусника подняла крышку и перевернула кастрюлю. На крылечко выпал абсолютно белый Сигизмунд, прижался к трухлявым доскам. Боязливо сполз по ступенькам. Рыдая по-кошачьи, поплёлся в кусты.

— Вот, — сожалеюще вздохнула баба Таня, — пока не запачкается, в избу не вернётся. Мыши смеются, лабораторным обзывают. Он ведь у меня белый и пушистый.

— Хохматых, держи кувшин. Если что — стреляй.

Тубов съехал по метле, опрокинулся в кастрюлю. Захлопнулась крышка. Плеск, крышка открылась. Сержант появился в свежепостиранной и отглаженной форме и начищенных сапогах. Только пуговиц на куртке не хватало. С обалдевшим видом вытащил из кобуры пистолет, заглянул в ствол и даже понюхал.

— Оружие тоже почистили, — сообщил не менее обалдевшему напарнику.

Тот уже съезжал по метле, прижимая к себе кувшинчик. Через минуту и он приобрел свежий и бравый вид. Оглядев себя, сказал:

— Теперь пуговицы наши отдай и можешь быть свободна, гражданочка.

— Берите, только проваливайте поскорей, — махнула клюкой старушка. — Одни проблемы с этой милицией.

— Слышь, мамаша, — Хохматых застенчиво поправил фуражку, — ответ на загадку-то скажи. А то я всё думаю, думаю…

— Какую ещё загадку? — баба Таня сделалась сварлива и недовольна.

— Ну, это: ставишь — не стоит, а зачешешь — побежит…

— А это… Чего тут неясного? Велосипед.

— Да ну? — Хохматых обескураженно стянул фуражку и снова натянул. — Что-то не похоже.

— А без окон, без дверей, полна горница людей — сильно похоже на огурец? Чешите давай отсюда.

И они почесали.

Сержанты, насвистывая, маршировали среди кочек.

— Смотри, Хохматых, — сказал Тубов, — Время уже ночь, а есть совсем не хочется. И спать тоже. И не устал.