Похождения Штирлица (Операция 'Игельс')

– Мадам, - недовольно сказал Штирлиц, с трудом сдерживая рвание на Родину.
– Вылезайте из навоза, а? Ведь Фюрер обидится, увидев вас в таком виде.

– Не боись, - грубым знакомым голосом сказала Ева Браун, вытирая следы навоза рукавом телогрейки.
– Не обидится твой дурик Фюрер. Фига он меня с Германии в ету Кубу волок? Пущай теперя обижается...

Штирлиц обиделся и отвернулся к своей карте.

Любимый Фюрер Еву Браун не ждал. Он долго прыгал вокруг телеги, пока Ева Браун искала, куда наступить носком валенка.

"И чего он в ней нашел?" - негодующе думал Штирлиц, отворачиваясь от своей карты.

– "Такая и замычать может. И валенки у нее рваные."

"Дались тебе мои валенки", - обиженно подумала Ева Браун. Фюрер объял необъятную талию Евы Браун, с трудом угадав ее местоположение, и потащил на виллу.

Американский шпион пришел к Штирлицу поздно вечером и прямо с порога бросился в кресло и потребовал незамедлительных доказательств беззаветной преданности Штирлица ему, американскому агенту. Доказательства последовали незамедлительно. Охающий шпион, поддерживая одной рукой свернутую кастетом нового типа челюсть, медленно сполз с кресла и стал покрывать Штирлица отборной американской бранью.

Очередной удар кастета вернул шпиона на Родину.

– Хороший свинец попался, - сказал Штирлиц вслух.

– Ага!
– обрадованно поддакнул Борман, держа формочку для кастета, позаимствованную у Мюллера в песочнице. Формочка изображала профиль любимого Фюрера, и с ее помощью Мюллер лепил из песка портреты вождя.

– Борман, а не пора ли нам связаться с Центром?
– доверительно спросил Штирлиц.

– Ага!
– вторично поддакнул Борман, и его лысина обрадованно засверкала на заходящем солнце.

– Ну и пошел отсюда, - пинок Штирлица вынес Бормана на улицу. "Проклятый Штирлиц", - подумал Борман, выдергивая из носа колючки.
– "Вечно у него секреты со своим Центром. А тут старый коммунист от скуки погибает!"

Борман вытащил из кармана засаленный, как у настоящего коммуниста, партийный билет, выданный ему Штирлицем и снова перечитал его содержимое. Удовлетворенно чмокнув, он спрятал партбилет в карман и, кряхтя, полез на карниз.

Штирлиц при помощи старого ржавого топора настраивал рацию. Рация вопила и ругалась на всех языках мира. Наконец Штирлиц услышал родные позывные Центра.

"Штирлиц - Центру", - открытым текстом, обеими руками застучал Штирлиц по ключу.
– "Нехорошие люди (злыдни) обезврежены. Служу Советскому Союзу"

"Это харашо." - ответил Центр с характерным акцентом.
– "Даем вам па-аследнее задание."

"Я слушаю Вас, товарищ Сталин", - Штирлиц вытянул руки по швам. "Харашо бы всех ваших новых друзей па-асадить в...

Э-э-э...

Ну, во что-нибудь и отправить в Москву."

"Есть, товарищ Сталин!" - Штирлиц радостно выключил рацию и счастливым ударом кастета сбросил подслушивающего Бормана с карниза. Борман не знал азбуки Морзе, но шпионил из чисто профессионального интереса.

"Куда бы их всех посадить?" - думал Штирлиц.
– "В ящик из-под тушенки все не поместятся. В вагон из-под тушенки не полезут. А если кастетом по голове вопить начнут."

– Тут надо технически, - сказал Борман, высовываясь из-под карниза.

– Ну, - Штирлиц достал кастет.

– Давай построим бар из досок и заманим всех пивом. Наши стосковались по пиву.

– Это мысль, - сказал Штирлиц, убирая кастет.
– А где ты пиво возьмешь?

По коварному оскалу Бормана Штирлиц понял, что для Бормана это не проблема. Целую ночь Борман где-то пропадал, а утром принес Штирлицу большой ящик свежего чешского пива.

Все утро Штирлиц с Борманом строили из досок и ореховой скорлупы некоторое подобие бара. Мюллер ходил вокруг и критиковал, пока не лишился трех передних зубов.

Наконец, бар был готов. Штирлиц остался внутри, выбирая кастет потяжелей и побольше, а Борман вышел наружу и стал ждать, пока кто-нибудь рискнет пройти мимо.

Вылезающий из кустов Айсман увидел кружку пива и не устоял. Приглушенный вопль, раздавшийся из недр бара, показал, что Штирлиц взял самый большой из своих кастетов.

Следующим был любимый Фюрер, прогуливавший Еву Браун по зарослям Кубы. Увидев кружку пива в руке Бормана, он, естественно, здраво предположил, что дело нечисто, и решил быстренько удалиться. Ему помешала Ева Браун. Вытерев под носом рукавом телогрейки, она сделала резкий вираж, сунула сопротивляющегося Фюрера под мышку и решительно рванула внутрь. Раздался звук падающего бревна.

"Откуда там бревно?" - подумал Борман. В ответ ему раздались тошнотворные звуки - Штирлиц опять достал свою карту.

Кальтенбруннер, в поисках пропавших галифе, совершенно случайно проходил мимо новоявленного бара.

– Бар!!!
– обрадованно заорал он на всю округу и, отпихнув Бормана, бросился внутрь. Горькое разочарование вырвалось из Кальтенбруннера сразу после удара кастетом.

К полудню все, как выразился главнокомандующий, новые друзья Штирлица в связанном веревочками Бормана виде находились внутри мнимого бара и ругали себя за пристрастие к алкоголю вообще и к пиву в частности. Осталось только затащить в бар Мюллера, сидящего в песочнице, и можно было отправляться в Москву. Борман радостно потирал руки при мыслях о том, сколько новых пакостей он применит в неизвестной ему стране.

Мюллер, как и всегда, сидел в песочнице и лепил куличи. Во время изготовления триста сорок седьмого кулича неведомая сила сбросила с него панамку и посадила в темный ящик, где плохо пахло мышами и кто-то противно храпел в углу.

Штирлиц запер свою постройку на огромный амбарный замок, предложенный ему коварным Борманом, и пошел к Фиделю Кастро говорить насчет доставки верхушки Третьего Рейха в Москву.

Тем временем Борман открыл ящик при помощи второго ключа, выпустил Мюллера, который незамедлительно скрылся в джунглях и посадил на его место свежепойманного крокодила.

Это должно было стать лучшей шуткой Бормана.

Фидель, чтобы отвязаться от Штирлица, пристающего к нему с неясными требованиями, ткнул пальцем в "Боинг", стоящий на поле и что-то сказал на испанском языке. Штирлиц понял смысл спинным мозгом и ответил тем же самым, но по-русски. Затем он взглядом профессионального разведчика осмотрел самолет и волюнтаристски велел Борману притащить ящик внутрь. "Хорошо, что там крокодил, а не Мюллер", - подумал Борман.
– "Мюллер раза в два тяжелее"