Похождения соломенной вдовы

Внезапно я замерла, выразительно ахнув. Потому что кое-что вспомнила. Пару лет назад я собственноручно делала ремонт на кухне. А что? В те времена я была еще девицей с небольшими доходами и стойким нежеланием соглашаться на помощь каких бы то ни было ухажеров.

Не люблю быть обязанной. Одним из самых утомительных занятий было склеивание обоями внутренностей узкого встроенного шкафчика — в него я теперь складываю консервы. Так вот, верхняя полка была значительно короче остальных. Постучав по деревянной перегородке, я услышала глухой звук, но решила, что там проходит какая-нибудь труба. А что, если на самом деле там не труба, а сундучок с сокровищами?

Схватив табуретку, я с энтузиазмом принялась за дело.

Выгребла с верхней полки все банки и соскребла обои с перегородки. Потом взяла гвоздодер и буквально вгрызлась в дерево. Когда до заветной цели оставалось всего ничего, случилась неприятность. Я размахнулась, но рука скользнула немного вбок, я потеряла равновесие и, издав звук, похожий на предсмертное утиное кряканье, полетела вверх тормашками. Табуретка с грохотом последовала за мной. Через некоторое время я поняла, что лежу под кухонным столом, прижимая двумя руками гвоздодер к бурно вздымающейся груди.

Второй Туманов не замедлил появиться на пороге кухни.

— У нас что, сломалась открывалка? — спросил он, окидывая взором гвоздодер в моих руках и кучу консервных банок, громоздившихся на столе. — Вижу, твой голод принял угрожающие размеры.

— Чего тебе надо? — потирая спину, спросила я.

— Ровным счетом ничего. Просто ты слишком шумно добываешь себе пищу.

Тут он поднял голову и увидел сломанную перегородку: щепки лежали горкой на верхней полке кладовки вместе с кусками содранных обоев.

— Ну-ка, ну-ка, — пробормотал он и полез на табуретку.

— Не смей! — взвизгнула я, схватив его за резинку трусов. В сущности, схватить было больше не за что. Туманов больно стукнул меня по руке, продолжая лезть вверх и вытягивать шею. Стыдно признаться, но в какой-то момент он даже лягнул меня правой пяткой.

Встав на цыпочки, он неожиданно замер и медленно повернулся ко мне, глядя с невероятной жалостью.

— Лера! — сдавленно воскликнул он, спрыгивая на пол. — Прости, я не знал о твоей проблеме. Ты могла бы довериться мне! Ведь я не чужой человек все-таки…

Я оттолкнула его и сама влезла на табуретку. В тайнике за сломанной перегородкой стояла наполовину пустая бутылка водки, а рядом лежал кусок газеты, в который была завернута высохшая вобла и приложенные к ней тридцать рублей, давно вышедшие из обращения. Я поняла, что обнаружила ни больше ни меньше, как чью-то заначку — Это не мое, — поспешила сообщить я Туманову. — От бывших жильцов осталось.

— А я-то думал! — не слушал меня Туманов, падая на табуретку и запуская пальцы в волосы. — Этот бесконечный кофе с утра до вечера, эти мятные подушечки и отвратительные духи!

— Отвратительные?! — подскочила я. — Да ты знаешь, сколько они стоят?

— Знаю, ровно столько, сколько твоя глупость.

Я смотрела на него вприщур, испытывая чувство, близкое к ненависти.

— Кто-нибудь должен тебе об этом сказать, — повел бровями лже-Туманов. Когда он опустил руки, на голове у него образовался гребень ирокеза. Наверное, это было смешно, но я даже не улыбнулась. — Духи отвратительные, — еще раз повторил он. — Сладкие и душные. Когда тебе исполнится семьдесят лет, они очень подойдут к твоим подсиненным волосам. А пока я советую выбросить их в помойку.

— Ты, кажется, претендуешь на роль любящего мужа? — источая яд, спросила я, подбоченясь. — Вот возьми и подари мне что-нибудь подходящее.

— И подарю.

— Надеюсь, это будут не «Огни Москвы».

— Надейся-надейся. Когда у тебя день рождения?

— А! — воскликнула я. — Ты не знаешь! Аферист!

Выбросив вперед обличающую руку, я внезапно поняла, что больше не могу шевельнуться: в ушибленной пояснице что-то щелкнуло, и меня заклинило в той позе, в какой я оказалась в этот момент, — похожая на памятник Ленину в натуральную величину. Лицо мое сразу же сделалось до такой степени несчастным, что Туманов не выдержал и спросил:

— Что случилось?

В голосе его не было заботы, одно только раздражение.

— Я… Меня… Я не знаю, что такое…

— Зато я знаю. Ты упала с табуретки на пол. И как только голова осталась целой? Я давно уже заметил, что только алкоголики выходят сухими из всех передряг.

— Ты считаешь меня алкоголичкой?!

— Не ори так, а то оставлю тебя здесь на ночь. У тебя есть какая-нибудь мазь от ушибов или для массажа?

— А у тебя? — Я постаралась, чтобы сквозь стиснутые зубы все-таки просочилось ехидство.

— Все-таки это твоя квартира, дорогая! — вывернулся Туманов.

— Ничего у меня нет, я же не спортсменка!

— Неужели? А эта ужасная аэробика доктора-садиста?

— В каком смысле садиста?

— В прямом. Такие упражнения, которые он предлагает выполнять женщинам, могут загнать в могилу не одну сотню любительниц похудания.

— Ты просматриваешь мои кассеты!

— Очень надо! — фыркнул лже-Туманов. — Я думал, это кино. Доктор Вайс на обложке выглядит столь эротично в своих синих трусиках…

— Иди к черту!

— Значит, мази никакой нет? Хорошо, тогда попробуем оливковое масло.

Он достал бутылку из навесной полки и щедро плеснул масла себе на ладонь. Потом зашел за меня и беззастенчиво задрал вверх подол моей роскошной ночной рубашки. Я взвизгнула и попыталась вырваться, но только крутнула задом.

— Ты измажешь маслом мою французскую рубашечку! — закричала я ужасным голосом.

— Хорошо, давай ее вообще снимем, — тут же предложил он и потащил подол через голову.

Я захлопнула рот, и вошедший в раж лже-Туманов тут же остыл. Какой стыдливый аферист мне попался! Он повесил подол рубашки мне на лицо, схватил одной рукой меня поперек живота, а второй принялся что было сил втирать в поясницу оливковое масло. Это было ужасно. Если еще минуту назад я думала, что массаж в его исполнении доставит мне даже некоторое удовольствие, то сейчас вынуждена была признать, что глубоко заблуждалась. Нежности в этом гаде было не больше, чем в бульдозере, которому отвели определенную площадь работ. А уж о трепете и говорить не приходится.