Поиграем?

Машина медленно въехала на мост. Тот пошатнулся, словно просел под тяжестью. Раздался тихий скрип и треск. Метр за метром, затаив дыхание, Энди продвигалась вперед, стараясь не смотреть по сторонам на глубокое ущелье и бурный поток реки.

Оставалась примерно половина пути, когда в очередной раз раздался треск, но теперь его было слышно на всю округу. Мост просел на несколько сантиметров, правое переднее колесо провалилось в пробитую в трухлявой древесине яму и застряло. Машину покосило. Не зная, что делать, Энди вжала педаль газа в пол, но сделала только хуже – ее развернуло, и задний бампер пробил ограждение моста.

– Мамочки, – прошептала девушка, судорожно соображая. Дернула рычаг переключения передач, включила задний ход, опять вдавила педаль газа – тщетно.

Мост еще раз качнулся. Ограждение с ее стороны переломилось и полетело вниз, рассыпая по воздуху щепки и налипшие еловые иголки. Заверещав от ужаса, Энди бросилась через пассажирское сидение, открыла дверь и выбралась из салона.

Деревянные бревна ходили ходуном, с каждой секундой все больше проседали вниз. Еще минута, максимум две, и мост рухнет, похоронит ее навсегда на дне ущелья.

Во второй раз в жизни Энди обуяла яростная жажда жизни. Животный инстинкт, примитивный позыв к спасению. Она хотела броситься вперед – перейти на противоположную сторону, – но прямо перед ней треснуло дощатое перекрытие, отрезая путь.

Оставалось только одно. Энди развернулась и побежала назад. Туда, откуда приехала. Ноги скользили на пропитавшихся насквозь водой досках, она падала, поднималась на карачки, ползла, перебирала руками.

Оставалось около метра, когда мост издал протяжный скрип и треск, и провалился. Машина покатилась вниз, туда же полетели отломленные доски. В последней попытке спастись Энди вцепилась руками в доску, приколоченную к вкопанным в землю бревнам, на которых держалась вся конструкция. В пальцы впились сразу тысячи заноз. Ее не хватит надолго.

– Помогите! Кто-нибудь!

***

С утра раскалывалась голова. Опять снилась мать. В тысячный раз перерезала сонную артерию стеклянной “розочкой”, и потоки крови, в который Сара захлебывалась, пытаясь выплыть. Но сегодня сон имел продолжение – она видела руку отца, цеплялась за нее, но постоянно соскальзывала.

Позавчера было уже поздно, когда она приехала в незнакомый поселок, очень похожий на тот, про который рассказывала мать, когда возвращалась в состояние трезво мыслить и даже относиться к дочери с нежностью. Сара устала с дороги, пришлось оставить машину в кустах на противоположной стороне моста, чтобы не привлекать внимание того, за кем она следовала, стараясь не потерять из вида.

Внимание отца.

Найти дом, в котором жила мать, труда не составило – номер тринадцать впечатался в память. Ее день рождения. На первом этаже не нашлось ничего, кроме огромной комнаты с встроенной кухней и размокших из-за влажности картонных коробок, в которые напихали бумаги, фотографии в старых поломанных рамках… Видимо, последние жильцы решили собрать весь хлам предыдущих хозяев и думали, что кто-то решится его вывезти, но желающих не нашлось. Воспоминания гнили здесь, в одиночестве, разлагались на молекулы, превращались в пыль.

В одной из коробок нашлась фотография улыбающейся девочки рядом с новогодней елкой. Голубое платье с рюшами по низу подола, рукава-фонарики. Она прижимала к себе тряпичную куклу – совсем как ту, что подарила мама на пятый день рождения – и беззвучно смеялась.

На глаза навернулись слезы. Сара опустилась на пол, прижала фотографию в перекошенной рамке к себе и заплакала. Она узнала маму. Она любила ее, несмотря ни на что.

Это же мама!

Она, наверное, задремала. Проснулась утром на кровати в одной из комнат второго этажа. Она не помнила, как поднималась сюда. Мелькнула мысль, что, может быть, это отец нашел ее и отнес наверх, но девушка быстро отогнала непрошенные фантазии. В ее жизни не было место сказкам никогда и неоткуда взяться теперь.

Тоненькая куртка почти не защищала от ветра, и Сара съежилась, втянула голову в плечи и мелко дрожала. Она хотела найти отца, рассказать все и… Дальше была пустота. Не хотелось тешить себя напрасными надеждами на счастливое воссоединение. Но и откровенно дрянного исхода событий девушка не ждала. Она всю жизнь жила без него. Обойдется без него и дальше.

Оглядевшись, Сара свернула направо и пошла вдоль пустых домов. Страшно. Даже понимание того, что тут никого нет и быть не может, не помогало бороться с захватившим все мысли ужасом. Ребенком, приходилось часто оставаться одной, но это другое. Здесь все чужое, незнакомое. Здесь за каждой дверью, за каждым поворотом мерещились незнакомцы, так и норовящие наброситься и разорвать на куски. В памяти всплывали фильмы ужасов про мутантов, живущих в таких вот заброшенных местах, и становилось еще страшнее.

Вот он. Его дом. Синий пикап стоит припаркованный под навесом, спрятанный от любопытных глаз в тени. Сара поднялась на крыльцо и постучалась. Ни звука, ни шороха, ни движения. Легонько толкнула дверь кончиками пальцев, проверяя, открыто или нет.

Заперто. Куда он мог пойти?

Решив обойти другие дома, девушка сбежала обратно на вымощенную камнем улицу и пошла к дому напротив. Пусто. И следующий – тоже.

Дверь дома под номером семнадцать оказалась приоткрыта. Не ожидая ничего плохого, Сара вошла внутрь, осмотрелась. Выглянула из прихожей в пустую гостиную, дернула дверь подвала. Лестница на второй этаж поскрипывала под ногами, от волнения дышать стало тяжело. Остановившись на половине пути, девушка прислушалась – в одной из комнат кто-то был!

Это отец. Кто еще?

Перебирая в уме фразы, которые решат ее судьбу, Сара поднялась на второй этаж, заглянула в открытую дверь и замерла на месте.

У окна стояла простая железная кровать с пружинистой сеткой снизу и металлическим витым изголовьем. На старом матрасе, пропитанном чем-то темно-алым, липким, словно живым, лежало обнаженное тело мужчины. Шею стягивала веревка. Под ней виднелись синяки и кровоподтеки. Глаза открыты, чуть вытаращены. Стеклянный взгляд устремлен прямо перед собой, и кажется, человек смотрит на что-то удивительно прекрасное. Руки привязаны к изголовью кабельными стяжками так, чтобы не дать ему пошевелиться или защищаться.

Рядом с кроватью стояла молодая женщина. Темные волосы, перепуганные серые глаза, шрам над бровью.

Сара не помнила, как закричала, как бросилась вниз по лестнице. Внизу, у самого выхода, зацепилась за оставленный прежними хозяевами пыльный половик, упала, больно ударилась головой о косяк входной двери. Суетливо поднялась, кубарем свалилась с лестницы – прямо в объятия мужчины в спортивном костюме и кроссовках с белыми полосами.

– Там, там…

Голос дрожал. Он пытался ее держать, хмурился, а она вырывалась из его рук, пытаясь сбежать.

– Ты кто? Что случилось? – прорычал мужчина. Ее отец.

От страха мысли перепутались. Она всю дорогу репетировала, что скажет, но теперь, когда, наконец-то, они встретились лицом к лицу, выпалила:

– Я твоя дочь. Дочь Рейчел. Сара.

Иголки, опадавшие с елей, замерли. Бурный поток реки остановился. Ветер утих, словно наткнулся на невидимую преграду. Звуки потонули в вакууме, движения давались с трудом. Даже сердце перестало биться.

Чудилось, что мимо пролетают дни, месяцы, годы, отматывая жизнь назад, до момента ее рождения. И вот она снова в утробе матери, сжимается, становится меньше, превращается в набор клеток.