Поиграли и хватит
Шрифт:
— Абсурд какой-то…
— Вы так думаете? А то, что по подозрению в убийстве вашей дочери задержана ее однокурсница Светлана Красникова, не кажется вам абсурдом?
— О боже! Я этого не знал… Ну это уж вообще ни на что не похоже! Зачем ей было убивать Ольгу?!
— У нее был мотив: ревность. Была и возможность, но она ее не убивала. Думаю, этот момент тоже скоро прояснится: против Светы никаких улик. Просто события развивались немножко не так, как рассчитывал преступник, — не все же можно предугадать. Но эти маленькие непредвиденности дали ему еще одну возможность пустить следствие
— У меня просто голова кругом… Я в этом ничего не понимаю, Татьяна! Зачем вы мне все это говорите? Я только хочу знать — что с моей дочерью?! Вы думаете… думаете, ее убили?
— Я думаю, что вашу дочь никто не убивал, и вы это знаете. Пока не убивал…
— Что вы хотите этим сказать?
— Вы прекрасно меня поняли! Вы же умный человек, Лев Анатольевич. Вы должны отдавать себе отчет, что практически никогда похитители не возвращают своих жертв. Даже если получают требуемое!
— Да при чем здесь…
— Дайте мне закончить. Я пришла к вам как друг, надеясь помочь и надеясь на вашу помощь. Я надеялась на вашу репутацию умного и честного человека. Я шла сюда вслепую, по одному наитию, но теперь убеждена, что вы покрываете похитителя и убийцу… Молчите, я говорю правду! Я, конечно, понимаю ваши родительские чувства: вас предупредили, что цена вашему молчанию — жизнь дочери. Но это же «липа», Лев Анатольевич! Такая же «липа», как мое давешнее удостоверение. Ну подумайте: зачем ему оставлять Ольгу в живых — такого свидетеля?! Он получит от вас документацию на этот «ноль-первый заказ», или что он там требует, и ее жизнь ему больше не нужна! Если только вы еще не передали ему это…
Он сидел с закрытыми глазами, прямой и неподвижный как столб, и лишь едва заметно покачивал головой из стороны в сторону, как бы защищаясь от страшных слов, долбивших его. На моей последней фразе это немое отрицание слегка усилилось. Можно было не придать этому значения, но ведь можно и придать…
— Поймите вы: он ее не пожалеет. Он уже убил Сашу Ренуа — жестокое, циничное убийство. И оно, сдается мне, не последнее: у преступника наверняка был сообщник или сообщники, и это тоже свидетели. А кончится все трупом вашей дочери, попомните мое слово! Если вы не одумаетесь.
— Вы… безжалостны, Татьяна. Неужели вы думаете, что я монстр, который ради спасения своего ребенка не сделает все возможное?! И даже больше… Если бы я только мог! Если бы…
На «респектабельного инженера» сейчас больно было смотреть.
— Но мне нечего вам сказать. Нечего…
— Это ваше последнее слово?
— Мне нечего вам сказать.
— Черт вас побери! Скажите хотя бы: вы знаете, кто это? Ради своей Ольги скажите! Знаете?
Он поднял на меня глаза, полные муки:
— Нет. Я о нем ничего не знаю. Это правда.
— Когда и где вы должны передать ему выкуп?
— Ради всего святого… Я не знаю, о чем вы говорите.
Уф, хватит с меня. Кому нельзя посоветовать — тому нельзя помочь. Измученная не меньше Вингера, я тяжело поднялась из-за стола:
— Воля ваша, Лев Анатольевич. Я желаю вам только одного: чтобы не пришлось запоздало раскаиваться. Если все же надумаете заговорить — вот номер моего сотового. По нему я отвечу в любое
время. Советую спрятать подальше.Осторожно взяв бумажку, точно она могла рассыпаться, хозяин квартиры заискивающе коснулся моей руки:
— Таня, вы ничего не расскажете… обо всем этом?
— Можете не беспокоиться. Милиция даже не знает, что я веду это дело. Пока еще не знает. Это известно только преступнику. А теперь покажите ее комнату. И еще мне нужна фотография Ольги, без нее я не уйду.
Вингер кротко кивнул и вышел из кухоньки впереди меня.
Пока я осматривалась в крошечной — девятиметровой — комнатушке его дочери, где до меня, похоже, изрядно покопались правоохранительные органы, Лев Анатольевич принес и молча вручил мне цветной портрет глазастенькой еврейской девочки лет двадцати, с пышной черной косой и капризной нижней губкой. Оля Вингер была очень похожа на отца. Именно такой я ее себе и представляла. И что только Сашка в ней нашел?
Я спросила, что достойного внимания следствия нашли здесь настоящие работники прокуратуры. Вингер ответил, что, кажется, взяли несколько фотоснимков из альбома, на которых изображены друзья Ольги. Для меня, впрочем, в этой комнате тоже не нашлось ничего интересного. Ничего, кроме большой красивой фотографии в белой картонной рамке, которая стояла на полке с книгами. Должно быть, милиция не заинтересовалась ею потому, что все персонажи на групповом снимке и без того были ей хорошо известны. И мне, естественно, тоже.
Интернациональная шестерка по формуле «три плюс три» на этом фото представляла собой живописнейшую скульптурную группу в теннисных костюмах. Вооруженные ракетками и «полнометражными» улыбками, они позировали фотографу в центре какого-то зеленого корта. В роли «большого фонтана» выступал, разумеется, красавчик Нари, обнимающий двух нимф: Олю и Свету, а «каскад» образовывали Наташа Костенко, Роджер и Саша Ренуа. Все они были здесь такие молодые, красивые и вполне счастливые, и даже веселый Роджер — с удивлением отметила я — не казался на этом снимке рабом…
Словом, композиция была бы просто великолепной, да вот беда: сбоку в кадр затесался какой-то тощий и долговязый олух в шортах и кепке с большим козырьком. Должно быть, из служащих. Очертания фигуры получились размытыми, да и находился этот тип на довольно приличном расстоянии от камеры. И лишь лицо, повернутое в сторону фотографа, каким-то странным образом попало в фокус и вышло четко. Но на нем лежала густая тень от козырька кепки.
Такой вот досадный прокол фотографа. И еще чего-то на этом снимке не хватало, но я никак не могла понять — чего. В нижнем углу стояла дата: «26 июня 1998 года».
— Ребята отмечали окончание летней сессии, — пояснил Лев Вингер. — Этот их богатый плейбой, Нари, или как его там, пригласил всю компанию на «турнир большого шлема».
— Разве Ольга играет в теннис?
— Да нет, девчонки больше дурачатся, где им… А вот иностранцы — те да, частенько ходят в этот клуб. Где-то в Смоленском ущелье, я точно не знаю.
Ну конечно, как же я сразу не сообразила! Я ж бывала там несколько раз со своим Игорьком… во времена оны. Шикарное местечко, только далековато.