Поиграйте с Женечкой

— Я просто хотела посмотреть… — закусываю я губу.

Расстегни, черт возьми, свой ремень… Я тоже хочу пытаться уворачиваться от твоих настойчивых грубостей!

— И как? — он поднимает за подбородок моё лицо, отрывая мой взгляд от ремня.

— Вкусно… — прикрывая глаза, я облизываю его испачканный в сперме палец.

Он возбужденно беззвучно смеется, неверяще качая головой.

Вдох поглубже. Медленный выдох…

— Ты закончила, Крис?

— О, да…

— Собирайтесь, кошки… Отвезу вас домой.

Глава 18 — Зверь моей породы

Черт! Опоздала, конечно… Смотрю на часы. Первый час?! Дверь в общежитие намертво закрыта. Здесь строго очень, да. Набираю Ревникова.

— Ангел, спаси!

— Барыня пожаловала к нам? — слышу в его голосе сонную улыбку.

Боречка ложится рано. С шести до семи у него утренняя тренировка.

— Угу…

— Сейчас.

Минут через семь массивная дверь с железным лязгом открывается.

— Марь Пална! — слышу я уговаривающие интонации моего Веселого. — Ну, работает она, начальник зверь — не отпускает раньше. Ну пожалллста!

Открываю дверь пошире.

— Честное слово! — киваю я ей с энтузиазмом. — Начальник просто Зверюга!

— Последний раз, Туманова! — сдается она под прессом нашей совместной харизмы.

— Спасибо!! — хором с Ангелом.

Он подхватывает меня за руку, идем по лестнице. На втором этаже, я отбираю руку, чмокая его в уже выставленные губки.

— Спасибо, Боречка!

Сбегаю к себе на третий. К Танюшке. Тихонечко приоткрываю дверь.

Да, как они узнали, черт возьми, что я здесь?!

Немец и Сашка.

Упрямо и с вызовом глядя друг на друга. Застыли посередине комнаты. Танюшка беспомощно разводит руками, закатывая глаза.

Моё появление игнорирую оба.

Достаю пакет с пижамой, рюкзак на вешалку и быстро смываюсь до ангелов, на второй.

Эти пусть «любезничают» без меня!

Дверь не замкнута. Я делаю шаг в темноту. Замыкаю за собой. Скидываю с себя все вещи, надеваю свою пижамку. И ложусь рядышком с моим грустным ангелом.

Пододвигается, накрывая меня одеялом.

— Опять? — сонно, подгребая меня в объятья.

— Да достали уже… — тянусь я, укладываясь поудобнее. — Почитай мне что-нибудь… балладу…

Вздохнув, он ложится на спину, подтягивая меня поудобнее, и начинает:

Когда вода всемирного потопа

Вернулась вновь в границы берегов,

Из пены уходящего потока

На берег тихо выбралась любовь.

И растворилась в воздухе до срока

Над грешною землей материков,

И чудаки еще такие есть,

Вдыхают полной грудью эту смесь.

И ни наград не ждут, ни наказанья,

И, думая, что дышат просто так,

Они внезапно попадают в такт

Такого же неровного дыханья…

Я дослушиваю длинную балладу до конца и закрываю глаза.

— Мой грустный ангел… — шепчу ему я. — Твоя печаль такая сладкая. Но объект приложения я не одобряю!

— Я и сам не одобряю, — усмехается он, целуя меня в макушку. — Спи.

Целые сутки в общаге.

Общие курсовые…

Но к вечеру «неотложка» на работе и я, захватив лекции Веселого ангела, быстро шагаю к КПП студ городка. Олег ждет уже минут тридцать и пару раз набирал меня. Опаздывать больше, чем на десять минут я не могу просто физически. Меня накрывает классическими симптомами ОКР. Все мысли смешиваются, и навязчивый ментальный зуд начинает сводить с ума.

Опаздываю! — стучит у меня в мозгах.

И тот факт, что от моего опоздания мир не рухнет, никогда не облегчает мне этих моих навязчивых состояний в виде пунктуальных триппов.

Нужно что-то с этим делать. Крис, например, вообще не парится…

— Подожди! — догоняет меня Сашка, хватая за руку. — Поговори со мной.

— Саш! — от раздражения кровь приливает к лицу, снося напрочь контроль, и мне хочется просто разнести его какой-нибудь жестью, чтобы это прекратилось.

Но я беру себя в руки:

— Я ОЧЕНЬ опаздываю! Потом.

— Когда?! — начинает его нести. — Ты приедешь опять к ночи и снова спрячешься в койку к своему «Грустному»! — пытаюсь вырваться, но он только крепче сжимает мои запястья.

— Да о чем нам говорить-то?! — срывает меня.

— О нас…

Топит его безнадегой и тоской, а еще потусторонним туповатым упрямством. А я ОПАЗДЫВАЮ.

В голове взрывается.

Сжав кулаки я позволяю себе внутренне проораться.

— Сашка! — отбирая у него из рук, выхваченный рюкзак, я пытаюсь найти слова.

Но, слова бесполезны. Он хочет слышать только одну вещь. Все остальное превращается для него в информационный белый шум и просто мой голос.

А мой голос он любит.

Безнадежно покачав головой, я отбираю рюкзак и вылетаю из-под арки КПП. Конечно же, он идет за мной.

— Женя! — перехватывает он меня снова, разворачивая к себе.

Мляяя… Сцена при Аронове! — меня трясет от раздражения.

Ну, хоть не слышит! — оцениваю я расстояние до машины.

Сашка держит крепко.

— Меня человек ждет! — пытаюсь я отрезвить его.

— Подождет, б**ть, твой «человек»! — переходит он на крик.

Если бы это был не Сашка, а кто-нибудь другой, я бы уже…. Но это Сашка. С ним я не чувствую себя свободной. Его тяжелые чувства ментально связывают меня. Очень тяжело делать ему еще больнее, чем уже есть.

Как же вырваться из этого!?

— Пусти! — рявкаю я, выкручивая свою руку из его захвата.

Он перехватывает вторую и уже рефлекторно немного выкручивает запястья, пытаясь зафиксировать меня.

Хлопок дверцей машины.

Оооо…

— Ничего не будет, понимаешь?! НИ-КОГ-ДА!

— Я люблю тебя!

— Замолчи!

— ПРОСТО ПОСЛУШАЙ МЕНЯ!

— Не хочу ничего слышать! — скручивает меня. — Не надо мне этого говорить!

Меня трясёт от его эмоций. И тошнит. И накрывает волнами тупой боли где-то в районе солнечного сплетения. Я судорожно пытаюсь вырвать свои руки, загибаясь под его отчаянным и пронзительным взглядом.

— Не надо, пожалуйста! — но в запале он еще сильнее выкручивает мои руки.