Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Поиск предназначения, или Двадцать седьмая теорема этики
Шрифт:

– И так – все двадцать случаев?

– Строго говоря – двадцать четыре. Да. Ничего не выдумал.

– Но ведь это странно.

– Еще бы. Иначе бы я и романа писать не стал.

– И вы никогда не пытались как-то объяснить все это? Ну, хоть как-то?

– Конечно, пытался… – Станислав насторожился. Вопросы были слишком уж невинны. И праздные даже. Тут что-то было не так. Кажется, майор готовился нанести свой главный удар.

– И что же?

– А – ничего.

– Совсем ничего? – напирал майор.

– Совсем.

– Но ведь не может же все это быть чистой случайностью!

– Наверное. Но мне надоело ломать над этим голову.

– Вы же ученый.

– Ну и что?

– Это

ваша работа – ломать голову.

Станислав усмехнулся.

– Моя работа – ломать голову над системными задачами. Мне за это деньги плОтят.

И тут, весь подавшись вперед и совершенно перестав улыбаться, Вениамин Иванович сказал севшим голосом:

– Однако же, вам придется поломать голову и бесплатно тоже. Все люди, про которых я сейчас с вами говорил, – умерли. И все они умерли очень похоже – примерно так же, как ваш людоед с топором: их убил осколок, которого не было. И все они, так или иначе, связаны с вами, Станислав Зиновьевич. Все, без исключения. Понимаете, что получается? Есть десяток людей, умерших странной смертью, какой обычно не умирают, сама причина смерти их – загадка, собственно, они не умерли, они погибли, и все они, в большей или меньшей степени, – ВСЕ! – связаны с вами.

– Что значит связаны? – спросил Станислав растерянно. Такого он не ожидал.

– Значит: либо они – ваши знакомые, личные, либо – знакомые ваших хороших знакомых. Все без исключения.

– И всех убило осколком?

– Вы сами же пишете: НЕ БЫЛО НИКАКОГО ОСКОЛКА!

– Ну, мало ли что мне там почудилось. Был, наверное, а я…

– Не было никакого осколка, Станислав Зиновьевич. В том-то вся и штука. НЕ БЫЛО!

Последние слова Вениамин Иванович сказал почти шепотом. Лицо его снова остановилось. Он откинулся на спинку стула и принялся вдруг совершать нервные манипуляции: сцепил пальцы и громко захрустел ими, потом сильно потер ладонями щеки, нос, словно бы вдруг зачесавшийся, шею – по обе стороны, и снова сцепил пальцы. У него вдруг сделался вид человека, глубоко во всем разочарованного и даже отчаявшегося. Станислав смотрел на него молча. Они оба молчали, и довольно долго. Потом магнитофон тихонько щелкнул, и красный огонек погас. Вениамин Иванович торопливо и жадно схватил его, извлек кассету, перевернул, сунул обратно. Красный огонек загорелся снова.

– Вы что же это – хотите меня обвинить в убийстве? – спросил наконец Станислав. На всякий случай. Он знал, что это не так.

Вениамин Иванович только косо ухмыльнулся в ответ. Ухмылка эта означала: не много же стоит твоя хваленая ученая голова.

– Я уверен, что вы ни в чем не виноваты, – сказал он. – Человек не может быть виноват в том, что он существует, верно ведь?

– Я не понимаю вас, – сказал Станислав. Предчувствие унижения и срама стремительно превращалась в нем в предчувствие какой-то беды. Холодный ком внутри пошел вдруг наматываться сам на себя, расти, леденя кишки.

– Если вы спрашиваете моего мнения, – проговорил Вениамин Иванович, тщательно подбирая слова, – то я скажу: вы ни в чем не виноваты, но, с другой стороны, если бы вас не было на свете, все эти люди были бы сейчас живы… Во всяком случае, они не умерли бы такой странной смертью.

– Но это же чушь какая-то, – сказал Станислав беспомощно. – Причем тут я?

– Не знаю. Не понимаю сам. Но хочу понять. Иначе бы я здесь с вами не сидел.

Некоторое время Станислав молчал. Конечно, известная логика в рассуждениях майора была. Но это была логика шизофренического мышления, когда из десяти возможных выводов выбирается самый неожиданный.

– Вы можете мне ясно сказать, чего вы от меня хотите? – спросил он наконец.

– Да. Я хочу, чтобы вы помогли мне разобраться в этой истории. Чтобы вы сами

разобрались, и мне бы разобраться помогли.

– Но я же ничего не понимаю, вы что, не видите? – сказал Станислав. – Как я могу вам помочь? И вообще… простите, конечно, но почему я вообще должен вам верить?..

– Да ничего вы мне не должны, – сказал Вениамин Иванович с досадой. – Не верите – не надо. А только я советую вам – поверить. И разобраться я вам советую. Потому что если не вы разберетесь, так разберется кто-нибудь другой, и тогда вам хорошо не будет, это вы понимаете?

– Нет.

– Очень жалко, что не понимаете. Вы человек – необычный. Вы же ПАРАНОРМАЛЬНЫЙ человек. Это хоть вы заметили? Заме-етили! Даже роман об этом написали. Только не желаете, сказавши «а», сказать и «б». Хотите, чтобы кто-нибудь другой сказал? Необычные люди на дороге не валяются, их, знаете ли, специально ищут…

– Зачем?

– Для пользы дела!

Это была угроза. Вернее, предупреждение. Доброе предостережение. Забота о. Корысть какая-то тоже здесь была, но не злая, нет. Он хочет добра – и мне, и себе, естественно. Но не «для пользы дела», а для своей и моей пользы…

– Я добра вам хочу, Станислав Зиновьевич, – сказал майор тоскливо. – Вам и себе. Нам обоим, понимаете?

– Вы что, мысли умеете читать?

– Нет. Мысли читать невозможно, – сказал майор с неожиданным каким-то удовольствием. – Но их возможно отгадывать. Как загадки. «У кольца два конца, а посередине – гвоздик».

И эти дурацкие его слова что-то решили для Станислава.

– Ну, хорошо, – сказал он. – Ну, ладно. Я готов подумать, пожалуйста… Но мне же материалы ваши понадобятся. Я хочу глазами прочитать: кто они, что они, как умерли и так далее. В это же нельзя просто так вот – взять и поверить, Ведь что у вас получается – сидит злодей Красногоров как паук в паутине, а вокруг него людей как косой косит… Вы что, уверены, что знаете ВСЕ такие случаи? Ведь это очень важно, чтобы известны были именно – ВСЕ.

– Уверен.

– Откуда у вас может быть такая уверенность, я не понимаю.

– От верблюда. Ну что вы в самом деле как ребенок, Станислав Зиновьевич! Неужели не понимаете?!

Станислав понимал. Он просто никак не мог в это поверить. Ему никак было не расстаться с уютным (теперь оно казалось уютным) предположением, что все это – какая-то сложная провокация, имеющая целью окончательно добить Сеню Мирлина, а его, Красногорова, закатать в ковер предательства. Он понимал уже и то, что это не так, и жалел, что это не так, потому что это было бы хоть и не проще, но, по крайней мере, не так странно и жутко.

– Давайте материалы, – сказал он. Надо было кончать. Пусть оставит бумаги и уходит. Надо сесть и все тщ-щательно продумать. Виконта позвать. Немедленно.

– Договорились… – сказал Вениамин Иванович без всякого энтузиазма и с каким-то даже усталым пренебрежением. Он извлек из-под стола свой кейс и раскрыл его – так, чтобы Станислав не мог видеть содержимого. – Материалы – вот… – он выложил на скатерть папку средней толщины. – Я, пожалуй, и магнитофон вам оставлю, хотите? Но все это – ДСП. Предупреждаю заранее.

– Я вам никаких подписок не давал, – возразил Станислав. – И не дам.

– Станислав Зиновьевич, – сказал майор, закрывая глаза, как бы от утомления непонятливостью собеседника. – Прошу вас. Не надо ни с кем советоваться по этому поводу и вообще беседовать. Я ничего не имею против ваших друзей, все они милейшие люди, но – не надо.

– Утечки информации, что ли, боитесь? Так вы ее уже допустили. Сами же и допустили.

– Я не утечки информации боюсь. Хотя и ее – тоже. Я хочу, чтобы вы поняли: в этом деле могут открыться обстоятельства, которые вам самому не захочется разглашать. Потом спохватитесь, ан уже поздно.

Поделиться с друзьями: