Пока ангелы спят

23 марта 1994 года на шестьдесят четвертом километре Минского шоссе был обнаружен автомобиль марки «Рэйнджровер», госномер Д 45 60 МЕ. В салоне машины обнаружен труп водителя Рината Дамаева, 1965 г р. В непосредственной близости находились трупы Михаила Викторовского, 1964 г р., Алексея Потапова, 1966 г р., и Олега Грекова, 1949 г р. Все погибшие застрелены из автоматов Калашникова, серийные номера… Оружие оставлено на месте преступления. Отпечатков пальцев на оружии не имеется. Свидетели происшествия не установлены.

Греков (Грек) принадлежит к организованной преступной группировке «томилинские», связанной с финансово-промышленной группой И. И. Шеляринского. Мастер спорта по дзюдо и самбо, не судим. Грек… десять миллионов… Шоссе… «Рейнджровер»… Преступление не раскрыто… Все это Буслаев уже встречал! Встречал только что, в рассказе Данилова!

Василий поспешно вынул из «дипломата» рассказ. Есть где-нибудь дата? Когда эта чертова газета вышла?

Слава богу, внизу было приписано рукой жены: 23 марта 1994 года. Но ведь… ведь убийство тоже произошло 23 марта! Значит… сто пудов! – рассказ был написан раньше! Но тогда сразу вопрос: как может преступление быть описано до того, как оно совершалось? Включая марку автомобиля – «Рейнджровер», кличку убитого (Грек) и сумму в холщовом мешке – десять миллионов долларов?

Значит, этот пацан сперва описал, а потом убил и украл?

Или?..

– …Сергей Викторович, позвольте побеспокоить. Я, кажется, кое-что откопал.

Петренко поднял глаза, протянул руку к газетной вырезке… И тут зазвонил телефон оперативной связи.

…Варвара в который уже раз смотрела на приевшуюся панораму пятиэтажки. В зыбкой рассветной дымке дом выглядел спокойно и сонно. Освещено всего три окна. За одним из них находилась кухня семьи Подкопаевых. Странная все-таки жена у этого алкоголика. Мужа домой не пустила – но и сама тоже не спит. Переживает, что ли, каково тому лежится на жесткой лавочке?

Еще не спали на первом этаже во втором подъезде и на четвертом этаже – в третьем.

«Кто, интересно, там живет? – напрягла память Варвара. – Четвертый этаж… Квартира слева от лестницы. Железная дверь… А, вспомнила. Большой босс. Сигаретами торгует. Два ларька на рынке. Противный тип, скользкий. Меня за шпионку из налоговой принял. А вот на первом этаже живет милейшая бабуля. Платье в рюшечках, кудряшки, лет семьдесят пять ей. Но глаз острый и характер скверный. Участковый ее цербершей зовет. Она, кстати, и говорит, что видела, как мальчишки дерево поджигали. Чего ж не спит бабуля в такую-то пору? А, она же мне рассказывала – мемуары ночами пишет. Как они с мужем целину поднимали… Интересно, когда этот, Подкопаев, тут дебоширил, бабулька-то из окна хоть выглядывала? Нет, вроде нет. Занавеска даже не шелохнулась. Но тогда это вдвойне странно! Аксинья Федотовна такого концерта бы ни за что не пропустила! Может, зайти к ней? Еще раз спросить про поджигателей? Так она меня и пустит, в такую-то рань! А если… если сказать, что во дворе вводится усиленное патрулирование и особый режим? Ей это понравится. А спросит, чего так рано пришла, – так, скажу, у вас же окно светится, вот мы и решили вам первой сообщить, как самой бдительной из жильцов. Но это самоуправство. Противоречит задачам засады. Как ей там объясняли: «Засада – суть скрытое расположение на местности…» Но ведь бабулька ее не сдаст?»

…Однако бабка в квартиру ее не пустила.

Варвара вернулась в машину. Принялась утешать саму себя: «Ну и что тут удивительного? Бабулька на такой скандал и то не выглянула, а уж пускать неизвестно кого в гости, да еще в ночное время… Но почему? – недоумевала Варвара. – Она точно не спит, у нее радио работает. Я и стучала, и звонила. Говорю, если не верите – в «глазок» посмотрите, я вам удостоверение покажу. Ноль эмоций. Вот странно… Мне казалось, что бабуся будет на седьмом небе от счастья, если к ней ночью из милиции придут. Ведь такое событие! Могла бы неделю потом языком мести.

Нет, с бабкой явно что-то случилось».

И Варвара решилась уже не просто на самоуправство – а на Большое Самоуправство. Форточка квартиры, в которой пряталась негостеприимная бабуля, была распахнута. А оконный шпингалет отщелкнуть – раз плюнуть!

…Петренко с Буслаевым подъехали к семи утра. У второго подъезда, плюнув на все правила засады, нервно прохаживалась Кононова.

– Скорей сюда! – бросилась она к ним.

– Что? Труп?

– Смотрите сами.

Она по-хозяйски открыла дверь в квартиру на первом этаже. Провела их на кухню.

Старушка Аксинья Федотовна сидела, уткнув лицо в кухонный стол. У Буслаева сжалось сердце. Он бросился к ней, взялся за пульс – и отдернул руку. Бабушка была теплой, ее сердце билось спокойно и ровно.

Василий отпрянул:

– Она что – глухая?

Вместо ответа Варвара приблизилась к старухе и слегка шлепнула ее по щеке.

– Что ты делаешь? – зашипел Буслаев.

Варвара взяла Аксинью Федотовну за плечи и сильно встряхнула. Никакой реакции.

– Инсульт? Инфаркт? – испугался Буслаев.

– Нет! Пульс хороший, лицо розовое. И потом, слышишь, – она храпит!

Василий прислушался. Бабка действительно сладко похрапывала.

– Так крепко спит? – не поверил он. Набрал в легкие побольше воздуха (если старушка проснется, ее точно инсульт хватит) и гаркнул ей в ухо. Аксинья Федотовна пошевелилась, что-то пробормотала во сне и захрапела слаще прежнего.

Петренко взялся за телефон.

…К девяти утра дом был оцеплен. По тревоге собрали весь оперативный отдел КОМКОНа. Петренко упорно старался сохранять невозмутимый вид. Со «Скорой» решили не связываться – вызвали оперативный реанимобиль и две машины из службы спасения. Оцепление обеспечивали милиционеры из местного отделения. Любопытные так и норовили проникнуть под заградительные ленты. Пришлось усилить милицейский патруль тремя молодыми офицерами из КОМКОНа. На вопросы публики отвечалось: «Спецпроверка». Другой, более удачной, легенды наспех выдумать не удалось.

В «спецпроверку» народ не поверил. Двор гудел. Особо осторожные жильцы из соседних домов срочно эвакуировались подальше от «нехорошего места». Разрастался комок самых чудовищных слухов.

А Петренко вместе с доктором из оперативной мед-бригады тщетно пытались разбудить старушку Аксинью Федотовну.

– По симптомам – передозировка снотворного, – вынес приговор врач. – Но дыхание в норме, пульс хороший. Значит, передозировка несильная. Таблетки четыре максимум. Часа через три сама проснется. Нужно взять кровь на анализ. Лаборант у меня в машине. Позвать?

– Зови! – приказал Петренко. – А мы пойдем дальше.

– Куда дальше? – не понял врач. В квартиру он вошел еще до того, как поставили оцепление, и пока пребывал в легком недоумении. Зачем было вызывать оперативный реанимобиль к какой-то старухе, перебравшей по маразму снотворного?

Петренко вздохнул:

– Похоже, у нас тут весь дом спит. Так что снотворное исключается. Это может быть отравление газом? Радиация? Или массовый гипноз?

Доктор гневно сверкнул очками:

– Какая радиация? И откуда здесь газ?

Петренко сказал сухо:

– Я пока не знаю – откуда. Но вы можете исключить симптомы?

Врач еще раз наклонился к Аксинье Федотовне. Оттянул ей веко, прислушался к дыханию. Осторожно сказал:

– Давайте сначала посмотрим остальных.

И кивнул явившемуся лаборанту:

– Анализ крови. Общий. Бегом.

Лаборант опасливо подошел к спящей бабуле. Доктор задержался посмотреть, не проснется ли та от укола. Но Аксинья Федотовна только вздрогнула, что-то промычала жалобно и попробовала отдернуть раненый палец.