Пока часы двенадцать бьют
Шрифт:
— Нет, Сашуль, все в порядке, она встает. Божечки-кошечки, чувствую себя спортивным комментатором Дмитрием Губерниевым.
— Скорее ослом из Шрека, когда в первой части он подглядывал за свадебной церемонией, — рассмеялась Саша, наконец, надевая варежку, на душе разливалось спокойствие. На данный момент все шло так, как и должно быть, как правильно. Жизнь сама распутала все дороги и соединила те, что должны были соединиться.
Яра ругнулась и чуть не соскользнула вниз.
— Официант встал прямо перед окном! Я теперь ничего не вижу, — посетовала она, пытаясь продвинуться еще дальше на
— Давай слезай, — девушка подошла сзади к подруге, чтобы помочь той спрыгнуть, в этот момент официант как будто что-то почувствовал и оглянулся, Яра от испуга расцепила руки и полетела назад на Сашу. Слава Богу за их спинами оказался сугроб и девушки с громким визгом погрузились в него. Весело отплевываясь и отряхиваясь от снега, они пытались выбраться из снежного завала. Захарову разобрал смех, официант улыбнулся и сделал вид, что ничего не заметил.
Глава 10.5. Целуясь под снегопадом
Миша никогда в жизни не думал, что однажды, придя с музыкальной школы, почувствует изменения. Они буквально летали в воздухе, казалось, что если протянуть руку, то их можно будет потрогать. В квартире царила другая атмосфера, не такая, как всегда. Впервые можно было подумать, что он вернулся ДОМОЙ.
Пока он разувался и думал, что же изменилось, из зала вышла мама, на ее лице блуждала теплая улыбка. Такая, какая может быть только у матери при взгляде на своего ребенка.
Парень немного смутился и быстро чмокнув ее в щеку, поспешил в ванную.
— Проходи на кухню, ужин на столе! — услышал он сквозь льющуюся воду и застыл, глядя на собственное отражение. Если и раньше он не особо отличался веселым видом, то в последние дни сдал все позиции. Под глазами пролегли тени от бессонных ночей, мысли о девушке не давали и глаз сомкнуть, поэтому большую часть времени он проводил за разглядыванием ее фотографии и написании музыки: записывал пока в блокнот, чтобы в музыкальной школе попробовать это проиграть. Лицо осунулось после тяжелой болезни, а губы были бледные, его все еще временами мучал кашель. Миша ополоснул лицо холодной водой и, не вытирая, прошел на кухню. Отросшие волосы сразу прилипли к мокрой коже, покалывая щеки.
— Садись, тебе надо поесть, — снова пригласила Анастасия Игоревна, наливая в глубокую тарелку пельмени с бульоном, посыпанные укропом, именно так, как он любит.
— Спасибо, — поблагодарил парень, пододвигая к себе тарелку и наблюдая за странным поведением мамы. Он никогда раньше за ней не наблюдал подобной заботы, тем более желания приготовить пельмени. Женщина в свою очередь села напротив, оперлась щекой на кулачек и наблюдала за своим сыном все с той же улыбкой, отчего казалось, что она помолодела на несколько лет.
— Ты у меня такой уже взрослый, а я пропустила, как ты вырос, — грусть потоком хлынула вместе со словами. — Сынок, если ты хочешь о чем-нибудь поговорить со мной, то ты всегда можешь ко мне подойти в любое время дня и ночи.
Миша продолжал молча хлебать солоноватый бульон с крапинками укропа.
— Хочешь поговорим о той девушке, что тебе нравится?
Парень поперхнулся и закашлялся. Он себе совсем не представлял, что с мамой можно разговаривать на подобные темы. Обычно
их разговоры сводились к тому, где он был или как важен грамотный финансист в любой крупной корпорации.— Тебе кто-то о ней рассказал?
Женщина немного замялась.
— Я ведь твоя мама, я такое чувствую.
Макаров отставил тарелку и сложил руки на груди.
— В таком случае, ответь, пожалуйста: с девушками всегда так сложно?
Она слабо улыбнулась, элегантным жестом откинула волосы назад, но во взгляде промелькнуло что-то вроде радости.
— Любой вопрос или недопонимание можно решить разговором…
— Так, если она разговаривать не хочет?
— А если она не хочет разговаривать, то ей надо дать время. Время лечит любые раны.
— Но не в нашем случае? — криво ухмыльнулся парень, снова пододвигая к себе тарелку с пельменями.
— Почему же? Вернись Вова по своей воле обратно, мы бы его приняли, — впервые за долгое время его имя прогремело, как гром среди ясного неба.
— А Виту?
— Если он до сих пор с ней, то и ее бы тоже.
С этими словами родительница встала, чмокнула сына в макушку и гордо удалилась, оставив Мишу наедине со своими мыслями.
Глава 10.6. Целуясь под снегопадом
Следующий день выдался на удивление солнечным, казалось, что он дает шансы, миллион-миллион шансов на лучшую жизнь.
Парень зажмурился при выходе из подъезда от слепящей белизны, крепче сжал папку с документами на экзамен и вдруг понял, что впервые не тянет курить. Швырнув пачку сигарет в урну, он поспешил к подъезжающей машине. Возможно, он об этом пожалеет, но не сейчас. Хотелось что-то изменить в жизни, и пусть такой маленький шаг будет началом чего-то большого.
Музыкальная школа встретила его запахом деревянного паркета, покрашенных скамеек и стариной. Волнения не было ни капли, лишь сожаление, что сегодня все закончится. Музыка была его отдушиной, и эти два дня в неделю позволяли забыться.
Поздоровавшись с попавшимися на пути преподавателями, Миша зашел в кабинет, который представлял собой типичную лекционную аудиторию в университете. Внизу была небольшая возвышенность, на которой стояло пианино и еще несколько музыкальных инструментов, перед ней располагались парты со стульями для членов комиссии, за которыми вверх поднимались скамьи для обучающихся и слушателей.
Макаров даже не оглянулся на присутствующих, лишь сел поближе к выходу и достал нотную тетрадь. Он сразу сказал, что выберет Вивальди “Времена года: зима”, ту самую композицию, что впервые услышала Саша.
Сзади него тихо и взволнованно переговаривались сдающие, практически все были на несколько лет младше парня, поэтому он не участвовал в их обсуждениях.
Вошли экзаменаторы, и экзамен начался. Звук робко дрожал в волнующихся пальцах, иногда срываясь, иногда наоборот оглушая. Мальчики и девочки, парни и девушки топтались на месте, теребили пуговки рубашек и большими глазами блуждали по аудитории, ища поддержки.
Когда настал черед Макарова, Миша расслаблено вышел, будто занимался этим каждый день, поклонился и сел за пианино, привычным нежным жестом провел по клавишам, будто они были девушкой.