Пока дышу

Со стороны поместья раздался женский крик, а потом калитка в воротах открылась и вышел Олаф. В ламеллярном доспехе, на голове шлем наносник с кольчужной бармицей, так что лицо скрывает и с переходом на плечи, да и надето явно не на голое тело. В руках он держал боевой топор и простой круглый щит. Этакая черепашка в панцире или танк на минималках, поковырять придётся.

Лужи, которые образовались на пути, я не обходил, а шел прямо по ним, по мокрой хлюпающей земле.

Олаф отошел немного от ворот, калитку за ним предусмотрительно закрыли. Как бы после боя штурмовать не пришлось поместье, впрочем, сдалось оно мне, это поместье? Мне Олаф сам интересен, а наследство постольку-поскольку, не чувствую это своим.

Не доходя до Олафа шагов пять, я остановился, из-за бармицы не видно лица, одни щели на месте глаз, да и их не разобрать.

Он присмотрелся ко мне и заговорил:

— И вправду ты, а я и не поверил сначала, давно вернулся? — голос его был приятный, бархатный и немного с хрипотцой, мужчина в самом расцвете сил.

А сколько ему лет-то сейчас, примерно тридцать или чуть старше.

— Здравствуй Олаф, — почему-то братом его назвать не смог, — вчера только к Арне приехал.

— А что к нему, а не сюда? — он кивнул или своим мыслям или мне. — Хотя понимаю.

Я посмотрел на небо, тучи темные, почти черные, закрыли все небо, и дождь, проклятый дождь, лил на землю непрекращающимся потоком. Волосы уже промокли, и с них капала вода, заливая лицо, да и одежда мокрая не доставляла комфорта.

Сзади подошла вся толпа, но не приближалась, а осталась шагах в семи, немного нас окружив. А мне почему-то стало грустно, то ли погода влияет, то ли еще что, взглянув на Олафа, я обнажил меч.

— Начнем.

— Не думал я, что так закончится, — он встал в стойку, колени полусогнуты, щит немного вперед, закрывая подбородок и часть тела, топор готов к удару.

Дождь, чертов дождь, раздражает. Понеслась.

Олаф начал первый, размашистый удар топором в мою сторону.

Отскок на шаг назад, и в меня летит щит, прямо в лицо, пируэт вправо и финт от удара, легкое и точное движение кончиком меча, и я срезаю тесемки на пластинах его доспеха. Образовывая прекрасную дыру, отошедшими пластинами из монолита. Один удар — и все бы закончилось, но Олаф успевает отмахнуться от меня щитом и следом летит топор, вновь пируэт, но уже влево, и точно такой же удар по тесемкам, уже более удачный, так что пластины просто повисают, оставляя, полноценную брешь в его доспехе. Вбок летит топор, и мне приходится отпрыгнуть уже дальше.

Олаф подобрался и выставил топор подальше, не давая приблизиться, смотря на него, я понял, что мой следующий удар будет для него последним. Ведь у него банально две дыры в доспехах.

Он не успевает за мной, да реагирует, но это не то. Я банально быстрее, может, если бы он ни был в столь тяжелом доспехе, мне пришлось бы тяжелее, но что есть, то есть.

Да и спасибо дядюшке Крию, под натаскал меня в теории о разных доспехах, да и в оружии, плюсы и минусы. Как он тогда сказал, на большаке разное случается, и в основном это не монстры.

Олаф делает шаг в мою сторону, я шаг назад, тут в меня летит щит. Уход влево.

А, черт, обманка, он придержал щит, и в меня прицельно полетел топор, я успел отклонить корпус назад, и он пролетел перед носом, сразу ушел в пируэт, и вновь на какие-то сантиметры разминулся с щитом. Удар мечом в открытую брешь доспеха, пронзая правый бок концом меча, и, словно стряхивая Олафа, двигаю мечом. Он, как и стоял, валится. При взгляде на его падающее тело вспыхивает мысль, это было близко, почувствовал себя тупицей и дураком, неужто меня утопец ничему не научил.

— Прости, брат, за все прости, — раздался неожиданно шепот Олафа, у него почка пробита, а он еще держится.

— И ты меня прости, — прошептал я.

Со стороны ворот раздался дикий женский крик, отварилась калитка, оттуда вырвалась симпатичная женщина и бросилась к умирающему Олафу.

Она продолжала кричать и положила голову Олафа к себе на колени, баюкая, как малыша.

— Ненавижу, ненавижу, тварь, братоубийца, поганая нелюдь, сука, выблядок, ненавижу.

Когда она подняла голову, в ее глазах плескалось просто море ненависти и злобы, мне казалась, что она повисла в самом воздухе. Неприятная картина, я отвернулся в сторону Арне и Сигурда и в этот момент почувствовал движение сзади.

Резко повернув голову, женщина летела на меня, держа в руках нож, и откуда она его достала? Меч был в ножнах, и достать его я уже не успевал, как и отскочить или увернуться полностью. Пришлось подставить руку, нож пропорол кожаный доспех, оставив на руке длинный порез, схватив за волосы, я откинул женщину от себя.

Она так и лежала на земле, а потом, подняв голову, заговорила.

— Тварь, ты сдохнешь, как и твоя мамаша, о, как она долго умирала, как она скулила, словно собака, прося о смерти, и звала, слышишь, нелюдь, она звала своего любимого сыночка, звала и скулила, — и, подняв голову, она расхохоталась, ее смех отдавал сумасшествием и истерикой. — Только он не пришел, не пришел, а она так звала, так звала, ха-ха-ха.

— Вот холера, — и я потянулся к мечу.

Только успели раньше меня. Сигурд обухом топора дал ей аккуратно, но сильно, придержав удар, и вырубив эту суку.

— Еле сдержался, чтобы голову ей не размозжить, вот же тварь какая.

— Согласен, я бы не удержался, — к нам подошел Арне.

Я же взглянул на поместье.

— У них еще два щенка осталось, надо бы удавить, — произнес Арне, снимая шлем.

— Какие щенки? — до меня что-то с трудом доходило, что он имеет в виду.

— Он про детей их, мальчику зимы четыре вроде, а девчонка постарше немного, — добавил Сигурд.

Я же задумался и ответил:

— Пусть дышат, кровь не вода, тем более родная.

— Я не знаю, как жил Олаф, но умер он достойно, в бою, думаю, будет правильно, его и похоронить достойно, а эту суку, — я кивнул на существо женского пола, — рядом положим живую, да сжечь.

— Как Олафа морю отдать, то твое дело, а эту, — Арне повел рукой в сторону убийцы его сестры и моей матери, — к утесу бы приковать, да пусть чайки сожрут.

— Решим еще.

Долг уплачен, я отомстил за малыша Рингольда и оплатил цену за свою новую жизнь. Надеюсь, я больше никому и ничего не должен. Хоть и повесили на меня этот долг без моего ведома, зато теперь я свободен.

Взглянул на небо, дождь продолжал лить, и это надолго, чертов дождь.

Эпилог

Цок, цок, цок. Цокая копытами по пыльной дороге, тащилась неспешно лошадь серой масти, тягая за собой телегу и поднимая в воздух целые клубы пыли.

— Н-но, Плотва, — я стеганул вожжами, дабы это индифферентное создание на четырех копытах хоть слегка ускорило шаг, понятно, она уже немолода, да и такой груз в виде меня и полной телеги.