Пока не растаял снег…

– Да, да.

– Тут в двух шагах буквально есть ресторанчик небольшой. Давайте там сядем, согреемся… А я спокойно взгляну на книгу.

– Ну… Да, давайте, хорошо… Только недолго!

– Конечно!

– А как вас по имени?.. Запамятовал…

– Лев! Меня Лев зовут.

– Приятно познакомиться.

– Взаимно… Идите за мной!

Лев повел Геннадия за собой в тот ресторан, который некоторое время назад проходил в подворотне. Ближайшее более-менее приличное заведение находилось пусть и не очень далеко, но до него еще надо было дойти по этой зиме, поэтому он вполне справедливо разрешил, что посидеть пару минут и согреться теплым напитком можно и в переулке. Тем более, сейчас, когда единственным требованием остается наличие закрытого отапливаемого помещения.

На улице, между делом, постепенно темнело. И снег на тротуаре перестал являть собой блистательную глазурь, сверкающую и ослепляющую, и превратился в мутную вуаль, которая создает впечатление некоего опьяненного состояния, а посему слегка клонит в сонливость, припудренную грустным спокойствием. Приятное ощущение, если только тебя при этом ледяным айсбергом не сносит с ног холодный ветер. Поэтому, наверное, многим и нравится в такую погоду сидеть весь день дома, укутав плечи в плед, а ноги в шерстяные носки, и держа при этом в руках огромную кружку горячего чая… нравится быть пьяными, опьяненными, одурманенными, но при этом спокойными и грустными… Да, есть в этом светлом одиночестве что-то и вправду романтическое и умиротворяющее… гармонизирующее внутренний мир, мысли в голове.

Пройдя сквозь метафорический айсберг снега, ветра и холода, мужчины добрались до двери ресторана. Сквозь бледно-желтые стекла было видно, что сейчас в заведении много свободных мест, а две официантки воркуют друг с другом у барной стойки. Их обезображенное равнодушием общение прервалось пронзительным звоном колокольчика, обозначавшего своим звуком очевидный факт открытия входной двери. Внутри приятно пахло оладьями и турецким кофе. Гостей встретил безразличный и уставший взгляд персонала, но вряд ли это их как-то задело, ведь теперь, в теплом помещении, можно скинуть осточертевшую верхнюю одежду, снять шапки, шарфы и перчатки…

Геннадий, сняв серый потертый пуховик и шляпу с козырьком, остался в мятых, явно не глаженных коричневых брюках, бурых меховых ботинках и в вязаном свитере зеленого или даже, скорее, болотного цвета с воротом, туго прилегающим к шее. Вообще, тип этот был не самый запоминающийся… Еще не выпавшие седые волосы были растрепаны, не ухожены и, казалось, сами ждут, когда б поскорее выпасть. Лицо его не обладало ни мужественной челюстью, ни выразительными скулами, от чего казалось несколько наивным и даже глуповатым. Нос был слегка кривой с потертой кожицей на горбинке. Глаза маленькие, тускло-голубоватого оттенка, с бегающим по углам и неуверенным взглядом. Геннадий первым разделся, а потому уже сидел за столом в наиболее теплом краю ресторанчика с небольшим пакетом в руках.

Лев, повесив на вешалку пальто с шарфом и распихав перчатки и шапку по карманам пальто, неспешно двинулся в сторону букиниста. Да, в своем широком пуловере, черных брюках и звонко стучащих по полу нубуковых ботинках, он выглядел настоящим медведем. Хотя, может, такое впечатление во многом вызывали богатырский рост, широкие плечи, темные волосы, густые брови и мощные бакенбарды. Но истиной, скорее, будет то, что сей образ невольно компоновался из всех перечисленных факторов в сумме и непосредственной взаимосвязи. Прежде чем сесть, Лев размял замерзшие кисти рук, поправил пуловер и невзначай кинул на Геннадий свой взгляд… О, этот взгляд… надменный и презрительный, причем в высшей степени, но не от надменных и презрительных мыслей, а от природы… Брови, разрез глаз, скулы, все лицевые мышцы и, может, даже некоторые особенно неприятные события в жизни сделали его взгляд таким еще в детстве. И многого он уже натерпелся из-за него…

– Так, – положил Лев ладони на стол. – Где книга?

– Ах, да-да! Сейчас…

Геннадий, с наигранной флегматичностью достал из пакета книгу и предоставил ее на суд своему покупателю. Это был плотненький толстый томик в твердом переплете. На серой обложке, стилизованной под мрамор, устрашающе чернели готическим шрифтом два слова: «Шекспир. Трагедии». Между ними в небольшой квадратной рамке поместился схематичный портрет, предположительно, самого автора. Ниже – характерный вензель аристократичного формата. Открываем форзац… На темно-сером фоне лаконично пристроился герб: щит с поперечной полосой, на котором стоит горделивая птица и в одной лапке держит средневековое рыцарское копье. За первой из страниц книги скрывалось имя автора: «Уильям Шекспир», но уже на следующем развороте художники разошлись похлеще, не забывая при этом соответствовать общей стилистике и духу описанного в книги времени. На левой странице разворота запечатлена минималистическая картина в арке, выполненная в черно-белом тоне, от чего создавалось впечатление, будто это лишь набросок карандашом. Итак, на ней была изображена сцена театра со зрителями, декорациями, в центре которой стоял актер в шутовском платье, ладонями закрывающий лицо. Картина не особо впечатляла и не несла в себе ничего удивительного, но, тем не менее, содержала некую загадочность, таинственность и даже ненарочную мрачность. Страница по соседству была менее содержательной, но куда более информативной. На ней перечислялись произведения, собранные в томе: «Ромео и Джульетта. Гамлет. Отелло. Король Лир. Макбет». «Все, что нужно», – подумал Лев. Листая страницы произведений в поисках каких-либо недостатков, он начинает постепенно завязывать разговор с Геннадием.

– Почему вы ее продаете? – изрек Лев, не поднимая глаз.

– Книгу?

– Ну, а что же еще?

– Скажем так, она мне уже без надобности.

– Без надобности? Шекспир?! – Лев поднял суровый взгляд на Геннадия, но тот уже привык к обстановке и чувствовал себя более-менее уверенно. – Вы понимаете, что я сейчас могу открыть любую страницу и найти на ней фразу, способную заставить человека переосмыслить свою жизнь, ну, или хотя бы просто крепко призадуматься над ней?

– Молодой человек, – протянул, переминаясь на месте с ироничной улыбкой, – Я много пожил… Много и фраз таких прочел, в том числе и из этой книги.

– И разве вам не хочется оставить ее у себя? Для того, чтобы перечитать любимые моменты вечером, держать на полке как память, или просто передать детям, внукам…

– Я что-то не пойму: вы купить хотите книгу или мне же самому продать?

– Нет, конечно, купить… Но, мне просто… любопытно, – невольно прикладывает палец к виску.

– Что будете заказывать?

Это официантка прервала разговор и принесла меню, которое Лев тут же отверг однозначным движением руки.

– Черный чай с лимоном, пожалуйста… Два.

– Нет, мне не стоит, – замотал головой Геннадий.

– Почему? Не стесняйтесь. Несите…

Официантка, дождавшись этой команды, молча откланялась. Геннадий же все не успокаивался. Он нервно начал тереть подбородок и тяжело вздохнул, понимая, что продолжительного разговора с юношей не избежать, в то время как ему самому хотелось закончить все побыстрее.

– Ну, Лев… Что же вы хотите от меня услышать?

Тот в ответ лишь в недоумении развел руками и выпучил глаза.

– Вы задали вопрос – я на него ответил. Но вас, видимо, мой ответ не удовлетворил. Что вы хотите услышать?

Лев в задумчивости опустил глаза на книгу. По движущимся глазам было видно, как он невольно прочел пару случайных строк, а потом вдруг остановился, иронично усмехнулся, посмотрел долгим и глубоким взглядом на собеседника и, наконец, спросил:

– Чем вам так не угодил Шекспир?

IV

– Против собственно Шекспира я ничего совершенно не имею, – с улыбкой ответил Геннадий.

Оперативно поднесли чай. Сквозь прозрачный заварник был явственно виден светло-бурый цвет напитка, который свидетельствовал о том, что ему еще только предстоит по-настоящему настояться для всей полноты вкуса. Но восхитительный букет ароматов уже прорывался с паром кипятка, наполняя сознание гостей бергамотовыми красками. Лев буквально на пару секунд отвлекся мыслями на неповторимое изящество линий, рисуемых в прохладном воздухе испарениями чая. Он очень внимательно следил за движением плавно текущих облаков, незаметно тающих в пространстве времени, мыслей и чувств…

– Пусть постоит пару минут. Потом можете наливать, – вернула его к реальности официантка.

– Спасибо, – ожил Лев. – Вас прервали… Продолжайте.

Геннадий уселся поудобней, как бы случайно вспомнил о том, что рассказы стариков мало кто желает слушать, особенно из молодежи, а посему решил не преминуть возможностью выговориться.

– Я в академики никогда не стремился. Да и простой литературе в школе не сильно хорошо учился… Ушел после восьмого класса и пошел в строительный техникум. Там мне и место. А все эти Шекспиры, Пушкины – я то долек от искусства. Не мне их судить и, тем более, не мне на них жаловаться.