Пока смерть не разлучит...

— Клянёмся вечно хранить верность нации, закону и королю, охранять всей данной нам властью Конституцию, принятую Национальным собранием и утвержденную королем, стоять на страже свободы и собственности и оставаться связанными со всеми французами нерасторжимыми узами братства.

— Виват, Лафайет!

Председатель Национального собрания принес присягу от имени всех депутатов и избирателей. Громыхали пушки, рокотали барабаны. Людовик XVI вышел вперед, но не поднялся к Алтарю.

— Я, король Франции, клянусь нации использовать всю власть, которой я наделен по конституционному закону государства, дабы заставить соблюдать Конституцию и исполнять ее законы.

— Да здравствует король!

Мария-Антуанетта взяла дофина на руки, чтобы показать его народу. И она, и её сын разделяют чувства короля.

— Да здравствует королева! Да здравствует дофин!

Присягу приносили хором, потом вместе пели Те Deum [7] . Сойдя с трибун, люди обнимались друг с другом, ликовали, пускались в пляс… Граф Ферзен, промокший до нитки, отбивался от грубых объятий, пробираясь к галерее, чтобы вернуться вместе с двором в Сен-Клу. Какая-то оргия, вакханалия! Пьяны они, что ли?

7

Старинный христианский гимн "Тебе Бога хвалим".

"Я не устану восхищаться народом, который прожил свободным всего один год! Однажды он сможет совершить всё, что угодно! Мы видели, как он смеялся и шутил под потоками дождя. Все граждане чувствовали, что на сей раз праздник — это их праздник". ("Французский патриот".)

"Народ идолопоклонников видит в нашем празднике лишь г. де Лафайета и короля, но не видит сам себя. Для народа приготовили тысячу уловок, чтобы вызвать подобострастные восклицания и заставить его позабыть о нации в тот самый момент; когда она есть всё". ("Парижские революции".)

"Граждане, заставить вас поклясться в верности королю — значит, сделать для вас священными врагов, которые, прикрываясь его именем, постоянно плетут заговоры против вашей свободы, вашего покоя, вашего счастья. Снова замышляется бегство королевской семьи. Нам остается лишь один способ защиты — всеобщее восстание и народные казни. Для начала захватите короля, дофина и королевскую семью, приставьте к ним надежную охрану, пусть отвечают головой за всё, что произойдет. Перебейте весь парижский штаб Национальной гвардии, всех черных аристократов, правительственных агентов в Национальном собрании, всех известных пособников деспотизма". ("Друг народа".)

11

Парапет уже разломали, ломы и кирки продолжали вгрызаться в донжон Венсенского замка.

— Прекратить! — закричал снизу Лафайет во всю силу своих легких и помахал бумагой: — У меня приказ мэра! Пре-кра-тить!

Несколько санкюлотов остановились и посмотрели вниз, другие продолжали крушить камень, как заведенные. Вдруг осколки полетели в национальных гвардейцев, Лафайет пригнулся, повернул коня и отбросил сапогом человека, пытавшегося схватить поводья. Со всех сторон бежали люди с палками; гвардейцы построились в каре, отбивая удары прикладами, а потом перешли в наступление. Один взвод Лафайет отправил в донжон; вскоре камнепад прекратился. Поставив караулы у входа в башню и у ворот, генерал приказал своему отряду возвращаться в Париж, забрав с собой несколько десятков арестованных, а сам еще немного задержался, чтобы успокоить перепуганных плотников, кровельщиков и слесарей и разъяснить им, что они могут продолжать ремонт, начатый в замке, им больше никто не помешает.

Тронная застава оказалась перекрыта воинственно настроенной толпой. Уговоры не помогли, и Лафайет велел дать предупредительный выстрел в воздух. Это отпугнуло не всех, но отбить арестованных не удалось. Отряд шел через Венсенский лес, точно по вражеской стране; Лафайет ехал позади, перебирая в уме наказания для Сангера, ведь это его рук дело. Наглый пивовар, провозгласивший себя командиром Национальной гвардии в Сент-Антуанском предместье, берет на себя слишком много. Пора приучить его к дисциплине и, наконец, покончить с самоуправством! Впереди раздались выстрелы; генерал пришпорил коня и поскакал туда. Бледный Демотт разглядывал свою окровавленную руку; стрелявший скрылся. Уже стемнело, посылать погоню было глупо.

По узкой улице Сент-Антуанского предместья, от которой разбегались в обе стороны переулки и тупички, шли с факелами и барабанами. Какой-то человек выбежал на дорогу и замахнулся ломом, чтобы швырнуть его в ноги коню Лафайета; подскочивший гвардеец заколол его штыком.

— Я этого типа давно заприметил, как он за нами шел, всё сбоку пробирался, — оправдывался солдат.

Лафайет поблагодарил. Теперь он точно знал, что Демотт пострадал не случайно: адъютанта приняли за него самого.

* * *

— Генерал Лафайет в смертельной опасности, возможно, уже убит, вам нужно срочно идти в Венсенн ему на помощь.

Лейтенант растерянно переводил взгляд с одного на другого — кто эти люди? Как они сюда попали? Однако у каждого оказался пропуск, выданный обер-камергером — герцогом де Виллекье.

Генерал в опасности? С ним же был отряд… И лейтенант не может увести людей без приказа, нужен приказ…

— Лафайета убили! — закричали во дворе Тюильри.

Отовсюду слышались шум, топот, гомон голосов.

Двери кордегардии распахнулись, на пороге появился сердитый майор Гувион.

— Лейтенант, ступайте и наведите порядок на плацу! — резко приказал он. — Кто вы такие, господа, и что вам угодно?

— Но генерал Лафайет…

— …жив и здоров. Ступайте и прекратите эту глупую панику.

Лейтенант побежал исполнять.

Король читал в библиотеке при свете лампы; когда ему доложили о приходе майора Национальной гвардии, он оторвался от книги и подслеповато заморгал, таращась в темноту.

— Сир, мой долг предупредить вас, что вы небезопасны: в апартаменты проникли вооруженные люди, которые пытались ввести в заблуждение вашу охрану.

— Вооруженные люди?.. Где королева? Мой сын?..

— Сир, я полагаю, им не причинят физического вреда. Но появление здесь этих людей — насколько я понимаю, без вашего ведома и даже против вашей воли — чревато опасностью иного рода…

— Пойдемте со мной, майор.

Гувион взял подсвечник; они поднялись по боковой лестнице, чтобы пройти в гостиную, где в этот час обычно музицировала королева, однако клавесина слышно не было. Людовик ускорил шаг.

В гостиной было слишком многолюдно; Мария-Антуанетта стояла у клавесина, Шарль прижался к ней, обхватив ее колени. Свет падал только с люстры под потолком, поскольку несколько человек в черном загородили собой камин; лица расплывались в полумраке светлыми пятнами, Людовик никого не узнавал.

— Сир!

Чей это голос?

— В Париже восстание, народ режет друг друга в Сент-Антуанском предместье и с часу на час будет в Тюильри. Но здесь дворяне, готовые защищать священную особу своего короля.