Покидая тысячелетие. Книга вторая

Коньяк обжёг горло и пообещал вернуться, но был придавлен яблоком. Хохот в ушах усилился, образы снова стали размытыми.

– Вообще пить не умеет. Учить надо!

– Для того, чтобы стать писателем надо иметь железную печень!

– Лишь бы руки не тряслись!

– Что руки! О голове думайте.

– Головой?

– Да не об этой голове.

– Проверено?

– Пьянствовать здесь пошло. Мир рушится. Надо петь и плясать на его обломках. Идём в «Дружбу».

Это объявил Баржанский, учивший меня тому, что, если нельзя остановиться пьянку, то надо его возглавить.

Видимо, горизонты моих представлений никак не совпадали с реальной жизнью. А почему они должны совпадать? Что-то всегда осуществляется в человеке для того, чтобы явиться. Совпадение тут только мгновенное, уловить невозможно. Но, если оно стало ступенькой для дальнейшего продвижения, то ниже шагнуть уже невозможно, только – выше. Мысль схвачена и зафиксирована.

Явился дядя Саша Баржанский. Не с боржоми, с коньяком явился. И объявил полнейшее освобождение от всяких условностей, в том числе от идеологии и прочих, ставших привычными, условностей нашего мира. В результате такого неожиданного освобождения жизнь покатилась рывками и совершенно непредсказуемо.

Взрывающийся музыкой и звоном оркестр, мириады мигающих огней, появляющиеся из мглы кричащие лица, дирижирующий всей этой чертовщиной Баржанский, визжащие девушки и блестящий саксофон, выплёскивающий из хобота крики похотливого слона.

Неожиданно саксофон неистово затрубил и пропал во мгле…

Очнулся я от того, что по мне кто-то ходил. И даже напевал, вернее напевала. Спина похрустывала и ощущала приятную тяжесть и прикосновение босых ног. Перед глазами были стол, телефон, в окно пробивалось всеми животворящими лучами июньское солнце. На ковровой дорожке – женские шлепанцы.

– Где я? – Не то альтом, не то дискантом вопросил я, чувствуя, что разучился говорить.

Наверху раздался смех и мягкий женский голос ответил:

– В кабинете заместителя директора ресторана «Дружба». Александр Евгеньевич велел привести вас в норму. – С этими словами с моей спины мягко опустилась на ковровую дорожку симпатичная девушка в синей ресторанной униформе, лицо которой было в обрамлении светлых локонов.

Она всунула ноги в шлёпанцы и улыбнулась, показав на щеках милые ямочки, в глазах – задорный огонёк.

Оказалось, что я лежу на кушетке непонятного назначения.

– Какой Александр Евгеньевич?

– Так вы не знаете его? Однако! Баржанский Александр Евгеньевич. Он сказал, что вы его племянник.

– Это ресторан?

– Это кабинет Аллы Петровны. Дальше – кухня, потом – ресторан. Александр Евгеньевич здесь иногда отдыхает после застолий с гостями.

– Простите, – просипел я. – А кто вы?

– Олеся, официантка этого ресторана. Александр Евгеньевич попросил меня и Кристю присмотреть за вами. Я недавно сменила Кристю, а утром начала делать вам массаж. Мы всегда делаем по утрам массаж Александру Евгеньевичу.

Словоохотливая девушка. Массаж ли подействовал или слова Олеси, но я стремительно приходил в себя, хотя чувствовал, что рассуждать и говорить в привычном ритме начну даже не сегодня.

На мне были одни плавки, на стене – эротические акварели в застеклённых рамках. Джинсы были аккуратно сложены в кресле. Уютный кабинетик.

– Кофе, коньяк, сливки, газировку или аспирин? – В кабинет вплыла Олеса с подносом, уставленным чашками и блюдцами.

– А что Александр Евгеньевич принимает по утрам? – Просипел я.

– Когда как. Если на работу, то аспирин, кофе, а если какая-нибудь встреча с друзьями, то – коньяк.

– Мне всё, кроме коньяка.

– И такое бывает, – промурлыкала Олеся, расставляя на столе приборы. – Вы на сливки налегайте. Обезвоживание у вас. Организм надо смазать и привести в движение.

– Это Александр Евгеньевич так говорит?

– Ага. Кто же ещё так скажет.

Вот тебе и освобождение от условностей! После кофе, сливок, газировки и аспирина потянуло на сон.

– Олеся, можно я вздремну?

– Конечно. Сегодня воскресенье. Работать начнём с обеда. Алла Петровна вообще не придёт.

Воскресенье! Ничего себе. Я зашёл в «Байкальские зори» в среду. Очнулся в «Дружбе» на четвёртый день. Документы и бумаги у Толи Щитикова. Как теперь являться к тёте? С какими глазами? Или, действительно, освободиться от условностей и плюнуть на эту неделю? Можно считать, что в «Байкальские зори» роман сдан, публиковать будут. Ладно, разберёмся и с «Комсомольцем Байкала». Но как я буду читать главы на радио? С таким голосом и какой-то мёртвой лягушкой в желудке?

Медленно, но уверенно, как и всегда, я начал убивать себя железной логикой, но тут вмешался голос Баржанского: «К черту условности! Срочно меняй сознание и угол зрения! Подумай о том, что любой из нас в любой момент может умереть, исчезнуть! Разве так важны твои маленькие радости, которые ты возвёл в преступления? К чёрту!»

Тогда к чёрту и самого Баржанского…

Олеся неслышно вышла, солнечный луч коснулся моей головы, и я поплыл в блаженный сон, всё еще ощущая разъятые части своего тела по отдельности, которые никак не хотели снова соединяться. Пусть мне приснится пьеса, о которой говорил дядя Саша…

Он пришёл за мной в обед.

– Делаю вывод: пить ты совершенно не умеешь. Это – раз. В тебе, как и во всех нас, но в тебе больше – нет никакой культуры. Да её и быть не может. Это – два. – Говорил мне на утро следующего дня Баржанский. – Дальше: в «Байкальские зори» – ни ногой. Белла Иосифовна ошиблась, сказав тебе, «ни грамма». Так бывает, но не в этой стране. Ни ногой – лучше. Это – три… Материалы у тебя так и так возьмут. Байкальский регион – твоя родина. Тут всюду сидят неучи и бездари. Так должно быть. И не надо протестовать или ругаться по этому поводу. Так получилось…

– Читали?

– Посмотрел. Как же, обязан посмотреть… Написал ты ерунду. Просто много материалов для газеты. Но это уже – гонорар. И, как говорит Белла Иосифовна, социальный статус. Тебе с твоей отметкой в органах, этот статус ох, как нужен! Дальше – надо делать из материала серьёзную литературную рукопись. «Зори» пусть печатают. От них не убудет, да и деньги нужны.

– Но хоть что-то получилось, дядя Саша?

– Есть моменты. Но только моменты. Остальное – литературщина. Байкальский регион – это много национальностей. А у тебя их нет. Какие-то неясные, мутные людишки. Не люди! Колька Орлов – что за образ? Разве так изображают трагедию маленького человека? Тебя могут погубить невежество, но спасти – только честность.