Поколение А

Кимберли на цыпочках подкралась к дому и принялась осторожно заглядывать во все окна, одно за другим. Оказалось, что окна совсем не страшные – если смотреть в них снаружи.

Наконец она добралась до окна гостиной. Там творилось что-то невообразимое. Родители Кимберли встали на колени перед незнакомцами, а те открыли свои черепа, как открывают шкатулку с откидной крышкой. Из открытых черепов вылезли рыхлые желеобразные щупальца, потянулись к родителям Кимберли и обвились вокруг их голов. Секунд через тридцать щупальца убрались обратно, и черепа незнакомцев захлопнулись. Кимберли в ужасе наблюдала за тем, как незнакомцы достали из карманов собачьи ошейники с поводками, надели их на родителей и вывели тех на улицу, где уже собирались другие инопланетяне. И у каждого был поводок, на котором он вел кого-то из жителей соседних домов.

Мне бы очень хотелось, чтобы эта история закончилась так: Кимберли совершила геройский поступок, взяла заряженный папин кольт, хранившийся в тумбочке в спальне родителей, перестреляла всех злобных инопланетян и спасла маму с папой, а заодно и соседей, и все человечество.

Или хотя бы вот так: Кимберли бросилась вслед за родителями, но не смогла их спасти, а сама превратилась в домашнее животное инопланетных пришельцев.

Однако на самом деле все было так. Кимберли вошла в родительский дом, который теперь принадлежал ей одной. Открыла все окна, чтобы впустить свежий воздух, и запела:

– Теперь он мой, он весь мой! Только мой!

ДИАНА

История Жюльена нашла живой отклик в моей душе, потому что когда я была совсем маленькой, мы с родителями однажды отдыхали за городом и жили в бревенчатой избушке в лесу. Окна избушки были затянуты проволочной сеткой, и я помню, как мне было страшно от этих окон. И от шорохов ночного леса. Эти малоприятные воспоминания естественным образом вылились в раздумья о моих психопатах-родителях, закомплексованных невротиках, с которыми я практически не общаюсь и о которых не люблю говорить. Впрочем, ладно. Мне еще надо было придумать историю, а в голову не приходило вообще ничего. Мы допили остатки вина из открытой бутылки и закусили засохшим лимонным печеньем, обнаруженным в глубине буфета. Потом у нас был небольшой перерыв на «сходить в туалет», а потом мы все снова собрались в освещенной свечами гостиной.

– Серж…

– Да, Диана?

– Возвращаясь к вопросу, который уже задавали раньше: почему это так сложно – придумать историю, когда тебя об этом просят? Хотя мы всю жизнь только и делаем, что сочиняем истории.

– В каком смысле?

– В смысле, конкретно сейчас, когда я задаю тебе свой вопрос, это мгновение становится эпизодом из истории моей Жизни. И не только моей, а всех нас. Всех, кто при этом присутствует. Я могла бы взять нож и устроить резню. Или прыгать по комнате, изображая пасхального зайца…

– Но ты ничего такого не делаешь, – сказал Серж.

– О том и речь. И мне действительно хочется разобраться, почему большинство из нас, когда сочиняют историю своей жизни, выбирают такие скучные, неинтересные сюжеты. Неужели так сложно переключить передачу и сказать себе: «Знаешь, что? Вместо того чтобы придумывать всякие вымышленные истории, ты бы лучше придумал, как сделать интереснее свою жизнь».

Зак сказал:

– А действительно, почему? Почему, вместо того чтобы затеять чего-нибудь этакое вроде сезона серийных убийств, мы сидим дома и бродим по порносайтам?

– Вот теперь вам понятно, – сказала Жюльен, – почему я играю в онлайновые боевики

Я сказала:

– Ну, ладно. Моя очередь рассказывать историю.

Недолгая жизнь и жестокая смерть сотрудников новостной службы Третьего телеканала

Диана Битон

День выдался ясным и солнечным. Хлоя сидела на кухне и смотрела в окно, и тут в дверь позвонили. Это пришли из полиции – сообщить, что мать Хлои арестована за убийство семерых сотрудников новостной службы Третьего телеканала: двух ведущих, парня, который объявляет прогноз погоды, и четырех операторов. Мать Хлои проделала все в одиночку. Она пришла в телецентр с огромной плетеной хозяйственной сумкой, притворившись милой безобидной старушкой, которой хочется повидаться с ведущей кулинарного шоу. Проходя мимо студии новостной службы, она объявила, что ей надо в уборную, а потом потихоньку сбежала от девушки, которая вызвалась ее проводить, достала из сумки два пистолета и вломилась в студию, стреляя одновременно с двух рук. Уцелевшему оператору – он был единственным, кто остался в живых, – удалось повалить Хлоину маму на пол. Упала она неудачно и сломала шейку бедра. Сейчас она в больнице. Состояние – стабильное. Видеозапись этого инцидента уже «гуляет» по Интернету. Хлоя немедленно включила компьютер и просмотрела полутораминутный сюжет. Жуткая сцена насилия была настолько нереальной, что походила скорее на кошмарный сон. Кто-то из офицеров полиции спросил, не хочет ли Хлоя поехать с ними в больницу, и та сказала:

– Конечно.

И они поехали в больницу. На патрульной машине с включенной мигалкой.

Въезд на территорию больницы был перекрыт полицейским кордоном. Но их, конечно же, пропустили. На входе в корпус им пришлось пробиваться сквозь небольшую толпу журналистов, охотящихся за сенсацией. Полицейские, сопровождавшие Хлою, провели ее внутрь. Они поднялись на лифте на самый верхний этаж. Перед входом в палату, где лежала Хлоина мама, дежурили четверо полицейских. Хлоя всегда подозревала, что когда-нибудь ей придется навещать маму в больнице, где та будет лежать со сломанной шейкой бедра – но уж явно не при таких обстоятельствах…

– Мама?

– Здравствуй, солнышко.

– Мама, что происходит?

– Я тебе все расскажу.

– Погоди… А где папа?

– Он пока недоступен.

– О Господи. Он ведь не собирается тоже кого-нибудь застрелить?!

– Не надо делать поспешных выводов.

– Мама, ты убила семерых человек!

– Вот и славно.

Хлоя пыталась хотя бы слегка успокоиться, а мама смотрела на нее с безмятежной улыбкой.

– Но за что? Почему? Что они тебе сделали? – наконец проговорила Хлоя.

– В прошлые выходные все прихожане нашей церкви Нового взгляда ездили в горы – поститься для просветления. Это было восхитительно. Во время общей молитвы я вознеслась над Землей, и когда я взглянула на нашу планету из космоса, та была черной, словно обугленная головешка. И вот тогда я поняла, что с Землею все кончено и что церковь Нового взгляда заберет меня на другую планету.

– Ты что, шутишь?

– Нет, Хлоя, я не шучу. И мы с папой хотим, чтобы ты была с нами.

– Мама, это ужасно. Неужели ты не понимаешь?! Мама смотрела на Хлою тем же мягким, умеренно ласковым взглядом, которым обычно сопровождала «спасибо», обращенное к вежливым незнакомым мужчинам, придержавшим перед ней дверь.

– Я думала, ты поймешь. И порадуешься за меня. Помнится, кто-то у нас был вообще без ума от того старого комикса девятьсот семидесятых годов… Как его там? «Ямато»! И уж ты-то должна понимать, что испытывает человек, которому хочется покинуть разрушенную планету и отправиться в странствия по вселенной, сражаясь со всепоглощающей тьмой.

– Мама, это был просто комикс.

– Для «просто комикса» он как-то уж слишком тебя захватил в свое время. По-моему, солнышко, ты мне просто завидуешь.

– Что?!

– Ты мне завидуешь потому, что я сейчас нахожусь внутри этого самого комикса. По ту сторону зеркала. Я – да, а ты – нет. Но ты тоже можешь туда попасть. Пойдем с нами.

– Мама, пожалуйста, перестань. Почему ты убила этих людей?

– Потому что они знаменитости.

– Что?!

– Наша культура больна. Она разуверилась во всем, кроме славы. У нас не осталось другой формы бессмертия. Только слава. Убей всех знаменитых людей – и ты убьешь саму суть нашей больной культуры.