Поколение XXX, или Порнодиссея

Как мы въехали в Лос-Анджелес, я не заметил – притомился от жары и сидел в каком-то полусне, смотря в окно и ничего не видя. Уже на Витиной остановке (это были задворки какого-то большого торгового центра) я пришёл в себя, поблагодарил Витю и спрыгнул на землю. Вокруг было оживлённое движение: грузовые машины циркулировали по обнесённой железной сеткой стоянке; возле них толпились смуглые полураздетые люди и вытаскивали из их кузовов коробки. Уже на некотором расстоянии я заметил, что и к нашей машине стянулись рабочие. Среди них был Энтони. Смуглый, плечистый, с короткими чёрными волосами. Я было двинулся к нему, как к тому единственно знакомому, что было в этом неведомом, потустороннем мире, – но остановился. Едва ли он захотел бы, чтобы я видел его здесь, при таких обстоятельствах. Иначе почему он не сказал мне о своей работе? В ней не было ничего постыдного – я понимал это и, более того, теперь стыдился сам – своего мечтательного тунеядства, о котором мне напомнила эта картина трудовой жизни обитателей Эдема. Но я всё равно развернулся и поспешил выйти за сетчатый забор.

Зайдя в ближайший Макдональдс, я взял еду, поставил на зарядку уже почти севший телефон и открыл карты. Отсюда до дома с зелёным диваном в Беверли-Хиллс было двадцать километров – расстояние, которое я иной раз прохожу пешком на прогулке. И пока я поедал купленные на последнее без сдачи чизбургеры, меня всё гуще обволакивало смятение. И не только потому, что Макдональдс здесь, на его родине, оказался на редкость невкусным, а вокруг сидели или, скорее, приживали люди по большей части не совсем состоятельного вида. Прежде всего, я не верил свету, забрезжившему в конце этого многокилометрового, уставленного постами пограничников тоннеля. Возможно, я что-то перепутал, и дом этот совсем не здесь или совсем не сейчас. Что ж, а если и был всё-таки свет, он застал меня врасплох и слепил мои сонные, только открывшиеся глаза. Я был к нему не готов и стал подумывать о том, а не освоиться ли мне в городе, не обратиться ли мне за помощью к Энтони. Но сразу отринул эти мысли, как те, что шипят по утрам на будильник. Наличных денег у меня не оставалось, а где их снять, я понятия не имел. И сейчас я был твёрдо убеждён в том, что всё должно разрешиться именно сегодня.

Итак, дождавшись, когда телефон достаточно зарядится, я вышел из Макдональдса и двинулся по синей полоске в навигаторе. По сторонам от неё шумел автомобильный поток, росли высоченные небоскрёбы и одноэтажные домики; иногда её излишне неспешно пересекали какие-то излишне улыбчивые люди, – но от неё я старался не отступать даже глазами. И через два часа быстрой ходьбы на лужайке я увидел чёрный щит с золотистой надписью «Beverly Hills». Правда, какие-то вандалы изменили баллончиком одну букву, так что теперь надпись читалась как «Beverly Kills». Хотя, судя по тому, что вандализм этот никто не спешил стирать, это была просто пиар-кампания новой части «Оно». Дальше дорога, по сторонам которой ровной шеренгой росли пальмы, пошла в горку.

Немало ещё я прошёл спорткаров, миниатюрных парков с фонтанами и роскошных домов перед тем, как ступил на финишную прямую – Coldwater Canyon Drive. Забавное название, я бы даже сказал, насмешливое. Особенно для местного контингента, у которого холодная вода может отнять кусок хлеба. Здесь дорога, видимо, более старая, выжженная солнцем, побелела, а вдоль неё потянулись сосны.

Наконец, пройдя ещё немного, я оказался возле нужного дома. Кремово-белого, двухэтажного, с дугообразной подъездной дорожкой за выдвижными воротами и пышной зеленью, укрывающей его от дороги. Я понял, что пришёл по адресу хотя бы потому, что перед живой, с торчащими из неё пиками, изгородью была разбита клумба, а в ней – цветочная композиция: шесть зелёных «иксов» на красном фоне. От этих «иксов», от нескольких машин, как-то небрежно и словно бы наскоро припаркованных за воротами, от зелени, прятавшей дом, и от самого дома исходили пары глянцевой похоти. Сердце моё заколотилось. Я притаился за деревом, иногда притворно залипая в телефон, когда мимо шли прохожие, и стал ждать. На вделанном в каменную тумбу почтовом ящике был написан номер дома – 1139. От скуки я принялся расставлять математические символы между цифрами так, чтобы в результате получилась восьмёрка. Это у меня вышло без труда: 1+1–3+9=8. Тогда я задумался над сакральным смыслом этой арифметики. К одной маленькой удаче присовокупляется другая, но за ними следует перевешивающий их промах. Однако затем приваливает такое счастье, что ему даже и необходим отрицательный балласт – чисто для баланса. Эти вычисления были тверже любых доводов и предлогов, под которыми я мог познакомиться с Мелиссой.

Вечерело; закатное солнце стекало медью по жилистым стволам сосен. И кажется, по другим жилистым стволам тоже стекло всё, что нужно, потому что из дома начали выходить люди. Операторы с зачехлёнными камерами наперевес, серьёзные бородатые мужчины, как будто вышедшие с совещания, и наконец актёры. Они чмокнулись в щечку, она села в серебристый «смарт», он – в чёрный «камаро», и они выехали через разные ворота. Мелиссы среди них не было. Сердечный трепет перезрел и стал вязким ознобом. Но я всё ещё на что-то надеялся и ждал, пока подъездная дорожка перед домом не опустела. Бывают моменты, когда набираешься смелости (и наглости) и идёшь на жизнь приступом. И в этом всесилии она кажется податливее, чем когда либо, а преграду вероятности будто можно снести просто по инерции. Но тем больнее удар об каменную грудь реальности. И сейчас я, словно бы с ушибленной головой, в мрачном безмыслии побрёл куда-то дальше по улице. Она казалась бесконечной, а американская мечта за расписными кованными заборами – унылой. Я то и дело засматривался на проезжающие машины, всё надеясь, что ещё зардеет вдали, ласкаемая закатными лучами, красная «мазда». Но то были лишь чёрные джипы, пикапы с инструментами для чистки бассейна в кузове и невзрачные седаны. И я так устал и так увлёкся этим наблюдением, что совсем не заметил, как сошёл с тротуара на проезжую часть. Заметил мне это уже толчок в спину, от которого я, пролетев немного вперед, повалился на асфальт. Обездвиженный шоком (или ещё чем похуже), я уставился на номер сбившей меня красной «мазды», на котором, как на подвижной мишени, крутилось аж три восьмёрки, – и понял, ещё до того, как она, ошарашенная, с телефоном, прилипшим к руке, вылезла из машины, что это Мелисса.

VII. Мила

– Oh my Gosh! – воскликнула она, как только умела. – You okay?..^[9]

– Okay… okay…^[10] – отвечал я, подбирая к себе ноги и медленно поднимаясь с земли. Ничего не болело, но что-то мешало до конца разогнуться. Мелисса подскочила ко мне, обхватила меня за плечи и повела к машине.

– Sit… sit in the car, I live nearby^[11], – мельтешила она. Я, разумеется, не стал спорить, плавно опустился на сидение, и мы покинули место ДТП.

Мелисса, как на экзамене в автошколе, бегала глазами по лобовому стеклу и вглядывалась в каждый сантиметр дороги. После пары минут езды мы завернули к подъездной дорожке белого одноэтажного домика, Мелисса нажала кнопку на каком-то пультике, лежавшем в подстаканнике, отворились ворота, и мы въехали во двор.

Из-за открывшейся двери тут же выскочила собака породы акита-ину («Хатико, восемь» – пронеслось у меня в голове); она прыгала, вилась у ног, но Мелисса только мимоходом потрепала её по голове, провела меня в гостиную и уложила на топкий, обволакивающий диван.

– I'll call the ambulance, I'm… I'm really sorry…^[12] – уже поуспокоившись, с какой-то мрачной решимостью говорила Мелисса.

– No, wait, I'm… I'm not from here, – пыхтел я, едва справляясь с онемевшим языком. – Just… give me a few minutes, – я достал из кармана телефон. – Do you have Wi-fi?^[13]

– Of course.^[14] – Она взяла мой телефон и стала вводить пароль от вайфая. Однако перед тем, всего на мгновение, я заметил оторопь в её взгляде, уставленном на русскую клавиатуру. «Наверное, эхо холодной войны, до сих пор идущей в голливудских павильонах» – подумал я.

Подключившись к сети, я залез в переводчик и, забыв обо всём на свете, застрочил историю, изложенную мной выше. Деликатные подробности и лишние красивости я опустил, но получилось всё равно объёмно. Закончив, я передал телефон Мелиссе. Она чуть отошла, села на барный стул перед высокой столешницей и стала читать. Я привстал, насколько позволяла спина, и уставился на неё, стараясь уловить каждое движение на её лице. Но на нём надолго – даже, пожалуй, слишком надолго – застыла милая, детская сосредоточенность человека не слишком склонного, вернее даже, совсем не склонного к чтению. Однако закончив, она вдруг засмеялась. Сначала тихонько, как будто ещё пытаясь сдержаться и только крякая, а потом уже заливисто, с резкими свистящими вдохами. «Наверное, от облегчения» – подумал я. Наконец Мелисса упала со стула и задергалась на полу, шлёпая по нему ладонью, как бы сдаваясь захватившему всё её существо смеху. К ней подбежала взволнованная собака и самым неприличным образом воспользовалась недееспособностью хозяйки. Теперь засмеялся и я.

Когда же мы, наконец, уже выдыхали, как после тяжёлой сцены, Мелисса сказала почти без акцента, разве что со скруглённой «р»:

– Ну ты и freak^[15].

– Ты… говоришь по-русски?

– Ну, есть немного… Мама русская была.

– А, ну, теперь всё ясно.

– Что тебе ясно?

Рассказывать о своих сексуально-этнических корреляциях я не собирался, поэтому промолчал.

– Ладно, ложись на живот, буду спину смотреть.

Она, спина, кстати говоря, уже начинала побаливать, поэтому я замешкался, боязливо взглянув на Мелиссу.

– Да не бойся, я училась… для роли.

Я перевернулся на живот, Мелисса задрала мне футболку и стала щупать спину. Искать больное место долго не пришлось – оно выделялось большой и всё продолжавшей расти опухлостью чуть выше копчика. А жаль – я хотел, чтобы эти поиски продолжались вечно. Только лежать на животе уже было не так удобно.

– Да-а, сильно я тебя… Но перелома вроде нет. Пойду за льдом, – она сходила к холодильнику и вернулась с пачкой замороженных креветок. – Извини, только это.