Покопайтесь в моей памяти

– Вы хотите их выставить на аукцион или просто продать по предложенной вам цене? – задала Сухомлинова обычный вопрос.

Мужчина покачал головой:

– Их цену я знаю. Просто хочу спросить, что вы думаете о них.

Сухомлинова взяла монеты и начала осматривать. Это были два екатерининских рубля.

– Одна монета настоящая, вторая – подделка, – сказала она. – Сами видите, на одной надпись на гурте выполнена, как и положено, выпуклым шрифтом, а вторая вдавленным. А вдавленная гуртовая надпись стала применяться лишь с тысяча восемьсот седьмого года, когда эти монеты уже не чеканились.

– Все верно, – согласился мужчина, – но у них одинаковый диаметр и толщина, а также один и тот же вес. Проба серебра одна и та же. У вас под ногами кафельный пол. Бросьте на него монетку, и она зазвенит. Если это сплав, то она звенеть не будет. Вторая монета не подделка, а новодел, отчеканенный после указанного вами срока, что практиковалась иногда. Обе монеты подлинные, но цены у них разнятся. Одна стоит чуть больше миллиона рублей, вторая чуть меньше, если, конечно, продавать их не через аукцион. Но я не собираюсь их продавать.

Мужчина протянул руку, и Елизавета Петровна отдала ему обе монеты. Посетитель убрал их в тот же карман, а из другого достал еще одну.

– Вы их так запросто носите, – удивилась Сухомлинова и замолчала.

Перед ней лежала крупная золотая монета с профилем императора.

– Я хочу выставить на торги именно эту вещь, – улыбаясь, сказал посетитель.

– Документы при себе? – поинтересовалась Елизавета Петровна.

– На монетку? – не понял мужчина.

– Нужен ваш паспорт с регистрацией.

Мужчина протянул ей паспорт. Сухомлинова пролистала его и вернула. Потом взяла монету и начала рассматривать. В центре реверса был отчеканен портрет императрицы, а по кругу – портреты царских детей.

– Я не очень большой специалист, – призналась она, – но не надо быть специалистом, чтобы понять, что это золото, и не надо быть большим специалистом, чтобы знать, что золотого императорского фамильного рубля не было никогда. Сами подумайте, золотой – и вдруг рубль: цена монеты и тогда в десятки раз превосходила номинал. Серебряный фамильник стоит сумасшедшие деньги, а золотой бы…

– Серебряная монета не предназначалась для обращения, а только для того, чтобы вручать ее в качества подарка. Россия – первая страна в мире, которая начала выпускать памятные юбилейные монеты, и только потом другие страны. Про серебряный фамильный рубль знают все. Но Павел Уткин – автор монеты и гениальный гравер – сначала изготовил двадцать штук золотых рублей и преподнес их Николаю. Правда, шесть из них оказались с браком, но остальные были подарены членам европейских королевских семей, посетившим Петербург. До настоящего времени не сохранилось ни одного золотого рубля. Кроме этой монеты, которая, скорее всего, пятнадцатая, о которой ничего не известно. Вполне возможно, это самый первый – отчеканенный в качестве пробника – экземпляр.

Сухомлинова уже изучала текст на мониторе компьютера.

– Про золотой фамильный рубль здесь сказано, что это легенда, – сказала она.

– Потому что никто его не видел.

– В любом случае мы должны оставить его для экспертной оценки.

Мужчина протянул руку, и Сухомлинова не сразу, но отдала ему монету.

– За сколько вы хотите выставить лот?

– Начальная стоимость пять миллионов евро.

– Сколько? – не поверила своим ушам Елизавета Петрована.

– В последний раз за серебряный фамильник дали на аукционе в Берлине полмиллиона евро. А за обладание этой монетой будет серьезная борьба – можете мне поверить.

– Не может монета стоить как яйцо Фаберже, – усомнилась Сухомлинова…

– Вы не знаете нумизматов. Самые азартные из них – это очень и очень богатые люди. Для них десять-двенадцать миллионов евро – то же, что для вас десять рублей, которые не делают вас богаче или беднее. А на десять нынешних рублей в наше время ничего не купишь.

– Почему на аверсе этой монеты указан еще один номинал – десять с половиной злотых, если она не предназначалась для массового обращения?

Мужчина пожал плечами:

– Воля императора. Тогда, после присоединения Польши, все монеты выпускались с двойным номиналом.

Посетитель поднялся.

– Вы ничего не хотите мне сказать? – попыталась остановить его Сухомлинова.

Мужчина улыбнулся:

– Мой адрес вы теперь знаете. Если захотите продолжить разговор, подъезжайте.

Она смотрела, как он уходит. Потом откинулась на спинку кресла и закрыла ладонями лицо. Потом опустила руки и выдохнула. То, что произошло, показалось вдруг чем-то нереальным, какой-то сказкой или сном. Сухомлинова даже встряхнула головой, чтобы снять это ощущение. И только сейчас вспомнила, что должна была сделать прежде всего. Взяла телефон и набрала номер Охотникова.

– Что-то интересное? – спросил бывший сокурсник.

– Только что мне принесли золотой фамильный рубль.

В трубке повисла тишина.

– Алле, – осторожно напомнила о себе Елизавета Петровна.

– Золотого фамильника нет в природе, – тихо произнес Охотников.

– Я знаю, – согласилась Сухомлинова.

– Ты оставила монету на экспертизу?

– Зачем, если такой монеты нет в природе.

– Почему не позвонила мне сразу?

Она не успела ответить, как он перешел на крик.

– Лиза, если есть какие-то сомнения, оставляешь предмет на экспертизу, на оценку… Кстати, сколько он просил?

– С чего вы взяли, что это был мужчина? Может, это была женщина.

– Баба? – не поверил начальник. – Правда, что ли? Такого не может быть.

– Вы правы – это был немолодой мужчина. Очень элегантный… Он сказал, что начальный лот не ниже пяти миллионов евро.

– Где-то так, – согласился Юрий Иванович, – ты паспортные его записала?

– Нет, потому что этот золотой рубль – подделка.

И тут пошли гудки. Но не прошло минуты, как Охотников позвонил снова.

Она приняла вызов, но не успела даже слова сказать, потому что сразу услышала:

– Дура!

Бывший сокурсник на этом и закончил разговор. Елизавета Петровна, разумеется, обиделась и даже подумала о том, что терпеть такое больше не будет – надо срочно написать заявление об увольнении. Она заглянула в ящик стола в поисках чистого листа, но там не было ничего, кроме электронных весов и лупы. Сухомлинова откинулась на спинку рабочего кресла, лицо ее горело. Хотелось плакать от бессилия.