Покорение Крыма

— И чтоб в неделю управились! — пригрозил Долгоруков, тряхнув кулаком.

На рассвете 9 июня вновь загремели барабаны, зашумел просыпающийся лагерь. Начинался заключительный этап похода — от Днепра на Крым, к Перекопу.

Несмотря на успокаивающие рапорты, ежедневно присылаемые шедшим в авангарде Прозоровским, что татары ведут себя смирно, Василий Михайлович не стал искушать судьбу — поменял строй: теперь по ровной, открытой степи пехота шла батальонными каре, между которыми расположились обозы и артиллерия, а спереди и по флангам — для охранения — трусили кавалерийские полки.

Пройдя за два дня 64 версты, армия остановилась в Мокрой Лощине и сутки отдыхала, готовясь к последнему маршу. (До Перекопа оставалось всего 17 вёрст).

А вечером Долгоруков собрал генералов и пробасил:

— В два часа после полуночи вершить молебствие с коленопреклонением о даровании оружию её императорского величества достойной виктории... В три — выступаем!..

* * *

12—16 июня 1771 г.

Полдень... Белое южное солнце равнодушно калит иссохшую, потрескавшуюся землю. Со стороны Сиваша вялый ветер несёт солено-горькое зловоние затхлой воды и гниющих водорослей.

Степь безмолвна... Недвижима... Но турецкие янычары на башнях Op-Капу беспокойны. Дежурный булюк-баша в пропотевшей зелёной куртке раз за разом скользит зрительной трубой по дрожащему в мареве горизонту, внимательно разглядывает расположившийся в нескольких вёрстах от крепости отряд русских войск.

Отряд — это был авангард князя Прозоровского — подошёл к Перекопу вчера, и турки понимали, что вслед за ним должны появиться главные силы Долгорук-паши. Их ожидали дня через два. Тем не менее находившийся в крепости хан Селим-Гирей приказал усилить янычарские караулы и вести наблюдение непрерывно.

Хан задумал нанести мощный удар своей конницей по подходящим русским полкам, отбросить их от перешейка в безводную степь и постоянно — днём и ночью — атакуя небольшими отрядами, принудить отступить. Он был уверен, что измученная бескормицей и жаждой армия совершить второй поход не сможет.

Булюк-баша утомлённо смахнул с закопчённого загаром лба липкие капли пота, снова приложился к трубе, повёл ею по серой степи; руки его дрогнули, замерли, лицо вытянулось. Оставив трубу на тёплом камне, он бросился к лестнице и, прыгая по крутым ступеням, сбежал вниз.

Спустя несколько минут на башню торопливо поднялись каймакам Эмир-хан, янычарские аги Осман и Али, за ними — хан Селим-Гирей.

Порывисто схватив услужливо поданную Эмир-ханом трубу, Селим вдавил окуляр в правый глаз. Приблизившийся горизонт устрашил его: под развевающимися на ветру знамёнами, тремя стройными и грозными квадратами каре, повинуясь ритму беззвучных, но видимых барабанов, бодро маршировала русская пехота; на флангах, взбивая облака степной пыли, гарцевала многочисленная кавалерия.

Хан задёргал щекой, зло отшвырнул трубу — звякнул о камень металл — и глухо выдавил:

— Гяуры...

Совершив последний марш, Вторая армия подошла к Перекопу и остановилась в трёх вёрстах от линии...

Перекопская линия представляла собой семивёрстный — от Чёрного моря до Сиваша — вал высотой до семи сажен, с тремя бастионами и пятью башнями. В середине вал разрезали узкие сводчатые ворота. Перед ними пролегал мост, поднятый турками ещё минувшим днём. Вдоль всего вала с северной стороны тянулся широкий и глубокий ров; когда-то, по преданиям, он якобы мог заполняться черноморской водой, превращая Крым в неприступный остров. За сотни лет линия обветшала — у Сиваша вал походил на длинный пологий холм, а ров был почти засыпан, — но всё же при умелой обороне она оставалась достаточно сложным препятствием.

...Пока полки, ломая каре, перестраивались, готовясь разбивать лагерь, Долгоруков выбрался из кареты, мешковато взгромоздился на коня, шатнувшегося под тяжеловесным телом князя, и поехал к линии с намерением осмотреть укрепления.

Сопровождавшие его генералы беспокойно зашумели:

— Ваше сиятельство! Никак, турки затевают что-то...

На линии опустился мост, открылись ворота. Из них стали быстро выезжать сгорбленные всадники.

— Назад, господа! — скомандовал Долгоруков, разворачивая коня.

Генералы, отъехавшие уже от лагеря на версту, поскакали вслед за ним. Долгоруков на ходу приказал Каховскому отразить нападение, пообещав прислать сикурс.

Каховский отвернул лошадь вправо, поспешил к авангарду Прозоровского, стоявшему в стороне от главных сил.

У лагеря Долгоруков закрутил головой, крикнул зычно:

— Где князь Василий?

— Здесь, ваше сиятельство!

Придерживая рукой шпагу, к командующему подбежал его сын — восемнадцатилетний подполковник Василий Долгоруков, служивший в егерском корпусе.

— Бери своих егерей, пушки — и вперёд!..

Стремительно летевший по ровной степи трёхтысячный татарский отряд внезапно упёрся в багровые разрывы русских ядер, меткие егерские пули. Скакавшие впереди — рухнули наземь, остальные — замедлили бег лошадей, повернули назад к линии.

Каховский подождал, когда орудия прогремят ещё раз, затем послал вперёд луганских пикинёр и гусар Жёлтого полка. Те с лихими пересвистами помчались за татарами, но попали под залп турецких батарей с вала, остановились, подхватили убитых, пленили нескольких раненых татар и отступили к лагерю.

Каховский поспешил доложить командующему, что атака неприятеля отбита.

— Сам вижу! — недовольно отозвался Долгоруков, наблюдавший за боем. — Потери какие?

— Убитых — двенадцать, ранен — один. И ещё пять лошадей побили.

— А басурманы?

— Людей — столько же, лошадей — поболее нашего, а кто ранен — не ведаю... Но есть пленные!

— Это хорошо! — оживился Долгоруков. — Где они? Допросить хочу... Позвать Якуба!..

Минувшим годом под Бендерами бывший дубоссарский и балтский каймакам, бывший конфидент «Тайной экспедиции» Якуб-агасо всей семьёй сдался Петру Панину, был им помилован, некоторое время находился в Харькове при губернской канцелярии, а с началом похода на Крым Долгоруков вызвал его в армию для переводческих дел.

...Угодливо изогнувшись всем телом, Якуб вприпрыжку подбежал к командующему, разглядывавшему стоящих плотной кучкой пленных. Они, затравленно озираясь на хмурых казаков, рассказали, что линию и крепость защищает семитысячный турецкий гарнизон, а в лагере за Ор-Капу расположилась татарская конница в сорок тысяч сабель. И ещё сказали, что в крепости находится сам крымский хан Селим-Гирей.

— Хан поклялся, что ни один русский не войдёт в Крым, — предупредил стоявший впереди всех татарин.