Покоренное сердце

Но Саймону не требовалось ее одобрения.

– Вчера вы попросили у лорда Уоррингтона одну книгу, – сказал он.

Она резко замедлила шаг, бросила на него быстрый внимательный взгляд, затем снова устремила его на дорогу.

– У вас есть на этот счет возражения? Вы полагаете, что прислуга не должна пользоваться библиотекой его светлости?

Подавив раздражение, Саймон покачал головой:

– Мне просто интересно, знаете ли вы, почему его так рассердила ваша просьба.

– Вероятно, он счел это дерзостью с моей стороны. Судя по всему, вы тоже.

– Нет, вы ошибаетесь. Дело в том, что «Путеводитель по Шекспиру» написал его зять Гилберт Холлибрук, ныне заключенный.

Ее разлетающиеся брови сдвинулись в сплошную линию.

– Вы хотите сказать… Призрак? Вы уверены?

– Да, поэтому советую вам больше не заговаривать с ним об этой книге.

– Можете оставить свои советы при себе. Я не повторяю своих ошибок.

Она разговаривала с ним колючим, враждебным тоном, но Саймон решил, во что бы то ни стало сломать ее оборону.

– Предлагаю заключить перемирие, – сказал он, излучая добродушие. – Мои сестры частенько упрекают меня в деспотизме; неудивительно, что мой тон мог показаться вам обидным.

Она искоса глянула на него и снова отвела взгляд. Он уже приготовился выслушать очередную обличительную речь, но она вдруг сказала:

– А ваши сестры моложе или старше вас? Наверное, моложе.

– Почему вы так думаете?

– Если бы они были старше, вы относились бы к женщинам с большим уважением. Но раз вы привыкли к приказному тону, вероятно, ваши сестры значительно младше вас.

Он усмехнулся:

– Это правда, все три мои сестры моложе меня. И я действительно привык им указывать. Но кто-то должен был руководить ими после того, как умер наш отец.

Воспоминание об убийстве снова вспыхнуло в глубинах его сознания, но он тут же погасил его. За одну ночь он стал другим человеком. Ему пришлось забыть о диких мальчишеских выходках и взвалить на свои плечи ответственность за графский титул. Он пригласил к матери лучших докторов и занялся воспитанием и образованием сестер. И, кроме того, поставил себе цель посадить за решетку как можно больше преступников.

Искорка интереса смягчила суровое лицо миссис Браунли.

– А сколько вам тогда было лет?

– Пятнадцать. Это был самый страшный день в моей жизни.

Произнеся эти слова, он прикусил язык. Зачем он сказал ей об этом? Это были его личные переживания, которыми он ни с кем не делился. Даже его мать не знала о том, что все эти годы он живет с тяжким грузом вины.

Миссис Браунли открыла рот, но он больше не хотел обсуждать эту тему и опередил ее:

– А куда подевались ваши очки?

– Очки? Ох! – Она испуганно заморгала, порылась в ридикюле и водрузила очки на нос. – Они запотели от дождя.

В очках ее пронзительно-голубые глаза казались еще больше.

– Вчера вы тоже были без очков. Они вам не нужны? Клер надвинула капюшон, пытаясь спрятать лицо.

– У меня не такое уж плохое зрение. Иногда я могу обойтись и без очков. А вчера леди Розабел взяла себе в голову улучшить мою внешность.

– Так вот почему на вас было новое платье.

– Что еще? – строго сказала она. – Имейте в виду, я не потерплю никаких вольностей.

Они завернули за угол, лошадь послушно шла рядом с Саймоном. Они оказались в богатом районе Мейфэр и шли по улице, где были расположены дорогие магазины. Сейчас, под дождем, великолепные городские дома казались серыми и унылыми. Здесь уже не было такого плотного движения, по улице проезжали лишь редкие экипажи.

Суровое выражение лица Клары Браунли не располагало к дальнейшему общению. У Саймона мелькнула мысль, что очки, также как и мешковатое платье, всего лишь часть ее маскарада. По непонятной ему причине она предпочитала скрывать свои божественные формы. Может быть, она сделала это для того, чтобы ее взяли в компаньонки? Это вполне разумно, но Саймону показалось, что это слишком простое объяснение для такой сложной женщины, как Клара Браунли.

Он посмотрел на нее: она шла, глядя себе под ноги, словно никогда не видела ничего интереснее булыжника. Из-под мокрого подола платья время от времени выглядывала забрызганная грязью нижняя юбка.

– Скажите, а вам назначили пенсию после гибели мужа? – спросил Саймон.

Она резко вскинула голову. Ее яркие глаза сузились, но он успел заметить в них огонек тревоги.

– А вы всегда интересуетесь тем, что вас не касается?

– Прошу меня простить, – с чувством сказал он, – но вы говорили, что стеснены в средствах, а у меня есть связи в правительстве. Если вам по какой-то причине не назначили пенсию, я буду, счастлив, уладить этот вопрос. В каких войсках служил ваш супруг?

Она наградила его таким ледяным взглядом, что он не чаял услышать ответ.

– Я получаю пенсию, – нехотя ответила она. – Но мой муж служил простым рядовым, поэтому пенсия небольшая. По этой причине я пошла в компаньонки.

А другие услуги она тоже продает по этой причине? Может быть, тот подонок потому высадил ее так далеко от дома, что она боится, как бы кто-нибудь не узнал о ее безнравственном поведении? Его продолжал беспокоить один факт. Эта женщина упорно прятала свою красоту, вместо того чтобы выставить ее напоказ. – Став любовницей богатого человека, она могла бы заработать куда больше, чем компаньонка. Если бы она придержала свой язычок и использовала его для других целей, он и сам не отказался бы…

Лошадь у него за спиной возмущенно фыркнула. Саймон понял, что слишком увлекся своими мыслями и невольно сжал поводья сильнее. С его стороны будет непростительной глупостью завязать интрижку с компаньонкой своей будущей невесты. Потакание природным инстинктам может привести к печальным последствиям.

Он глубоко вдохнул холодный воздух, чтобы слегка охладить голову.

– А разве вам никто не помогает? – спросил он. – У вас же есть отец, а у него, как выясняется, есть друзья.

– Кроме папы, у меня никого нет, – сказала Клер, и он увидел в ее глазах затаенную грусть. Потом она снова опустила голову и надвинула капюшон. – Но он сейчас не может работать. Он… заболел.

Картина начала проясняться.

– Вам нужны деньги на лечение? Я буду счастлив…

– Нет! – Она бросила на него полный ужаса взгляд. – От вас я не приму ни пенни, милорд. И даже не говорите мне об этом.

Саймон тоже знал, что такое гордость, и не стал настаивать.

– Что ж, как хотите. А где живет ваш отец?

– В Йорке, это мой родной город.

У нее речь великосветской дамы, подумал Саймон. В северной Англии говорят по-другому. Хотя она могла улучшить произношение, занимаясь с преподавателем.