Покорить Генерального
Шрифт:
Наверное, еще и думают: топает, как слониха.
Меня трясло от обиды. Еще никогда так меня не унижал.
Никто…
Многие еще в школе шутили насчет моего немаленького роста.
Я могла бы стать моделью… Если бы не была пятидесятого размера…
Шутили! Но у меня всегда друзей было много, подруг… Шутили беззлобно.
Никто… Никто меня не обзывал и не унижал так… как этот…
Боже!
Говорил, что я незаменимая.
Самое обидное, Громов ни слова не сказал про мои качества, зато по внешности вдоль и поперек проехался, высмеял эти черные жуткие балахоны,
Это все он…
Он запретил мне одеваться, как я люблю! И краситься тоже запретил… В первый же день приказал стереть красную помаду и отправил переодеваться.
У-у-у…
Урод…
Урод.
Тетушкой меня назвал!
Трусы-парашюты!
Я умылась холодной водой, но это не очень помогло.
Трусы-парашюты, значит!
Меня колотило, как никогда в жизни.
Потом я сделала кое-что…
Совершенно не думая.
Потом я, конечно, об этом пожалею…
Но сейчас я вернулась в кабинет босса.
Гений.
Красавчик.
Авантюрист.
Экстремал.
Ублюдок…
Он снимал с лица крем.
Я подошла и вытерла его лицо.
Кое-чем…
Ярко одеваться Громов запретил мне давным-давно, но под платье он мне не заглядывал, а я любила яркое…
Сегодня на мне были надеты красные трусы.
Именно ими я и вытерла лицо босса, а потом вложила в застывшие руки.
Он вообще замер без движения, как будто впал в ступор.
– Вот. Можете оставить себе. Когда в очередной раз решите сотворить что-то безумное, например, с парашюта прыгнуть, можете использовать их, как запасной парашют. Вдруг основной не раскроется?
Я вложила в руки Громова свои трусы и ушла.
Почти убежала.
Теперь – можно.
Не только бежать, но и размещать резюме на хедхантер.
Очевидно, после такого меня уволят.
Выпнут…
С треском.
С билетом волчьим…
Что же я наделала, а?
Глава 2
– Что это сейчас было?! – медленно спросил я, слизывая языком остатки крема с губ.
Вкусно.
Десерт, как всегда, на высшем уровне. И матча, наверное, самая лучшая. Виола знает мои вкусы, выбирает… самое лучшее.
Меня будто заклинило.
Завис.
Мозги заскрипели, как проржавевшие насквозь дверные петли.
– Тебе в рожу торт ткнули и вытерли. А я говорил, допиздишься! – назидательно произнес Дубинин и заржал. – Вот и допизделся. Думай, что говоришь, ну? Ты же вроде умный! На работе умный, но в жизни кретин.
– Сам ты… – буркнул я, комкая в руках красную тряпку какую-то. – Ты же начал! Шутить про нее. Я подхватил.
– Я начал? Это ты…
– Нет, ты.
– В целом, плевать, кто начал. Факт, это твоя сотрудница от тебя сбежала, не моя. Мои курочки – все при мне… – раскинул широко руки Дубинин. – Мои пчелки-трудяги…
– Заткнись.
Что же теперь? Мусор, грязь… Кресло заляпано.
Бардак!
Не люблю бардак!
– Виола, вызови уборщицу! – крикнул привычно.
Тишина в ответ.
– Вио… Черт! – ругнулся. – Теперь еще самому всех вызывать,
что ли?– Есть коммутатор! – подсказал Дубинин. – Это штука на твоем столе.
– Как эта… херня… Блин, как она работает? Куда нажимать, чтобы уборщица прибежала? Костюм еще где-то… – покрутил головой. – В каком-то из этих шкафов.
Я тыкался по офису, Дубинин подсказывал неверно и ржал.
– Что ты ржешь надо мной?
– Что… Без тетушки Виолы никак, да? – съехидничал друг.
– Обойдусь. Считай, что она уже уволена. Сейчас только вытрусь и…
Я снова провел тряпкой по лицу. Странное полотенце какое-то.
Треугольное.
Красное.
Друг заострил внимание на красном клочке тряпки у меня в руках.
– Чем ты вытираешься? – спросил он.
– Полотенцем я вытира… – начал я, расправил ткань и осекся.
– Нихуя себе! – выдохнул Дубинин. – Вот это полотенце, я понимаю!
Друг бесцеремонно вырвал тряпку у меня из рук.
– Трусы! – констатировал факт. – Ты ее трусами рожу подтер! – снова заржал и мотыльнул нижним бельем, прокрутил его на большом пальце. – Охуенные, кстати, трусишки. Ай! Ццц… Какие… Я же говорил, под балахоном у твоей пышной монашки – задница, что надо. А еще знаешь что? По трусам сразу видно, что она за штучка.
– Заткнись.
Дубинин обычно нейтрально флегматичен. Но, если поймал волну ража, его не остановить.
Вот и сейчас его понесло.
Воодушевленно.
– Во-первых, цвет. Красный. На повседневку? Редко! Смело! Баба – огонь. Во-вторых, фасон… Зацени…
Дубинин растянул между пальцев трусы, заляпанные кремом.
– Кружево. Тесьма. Сзади узенько! Шикардос, говорю… Натура, что надо. И размерчик так… – призадумался. – Сочный, словом. Вот это да… Задница – огонь! Вот это сокровище под монашьим балахоном! Ты знал? Или нет… Откуда! Ты же дальше своей работы ничего не видишь!
– ЗАТКНИСЬ ЖЕ ТЫ! Нахер пошел! И трусы отдай! – взревел я, заметив, как друг засунул трусы Виолы себе в карман.
– Ты чего кипятишься? – удивился друг. – Побагровел весь, лицо пятнами пошло.
Дубина на секунду замолчал, потом шагнул ко мне и тихим шепотом на ухо произнес.
– На пышку встал? Встал? – ухмыльнулся Дубинин.
– Не встал! – выдавил я из себя, рухнув в кресло, будто мешок.
– А слабо… – кивнул Дубинин. – Брюки спустить?
– Ты… тупое озабоченное животное. Пошел вон!
– Держи!
Я словил трусы Виолы, автоматически сунул их в ящик стола, куда складывал всякую нужную мелочь.
– Увольнять Виолетту будешь?
– Буду, – мрачно кивнул я.
– Удачи с поиском новой ассистентки, – кивнул Дубинин. – С тобой, кстати, непросто.
– С кем? Со мной? Разве у меня повышенные требования какие-то? Самые обыкновенные…
– Ну-ну… А кто заказывает матча латте на кокосовом молоке? Кто требует, чтобы все лежало на своих местах, по линеечке, а сам свинячит?
– Я не свинячу.
– Не чеши, – отбрил Дубина. – Мы с тобой в одной квартире жили. Я знаю, какой срач ты разводишь во время работы над проектом и как орешь, если карандаши недостаточно острые, если свет недостаточно яркий, если…